О Снорке

      Если что-то в его не слишком хорошей памяти и оставалось из воспоминаний о прошлой жизни, то это определенно был выброс. Его яркая вспышка, красно-черные тучи, бурый дым, лезущий в легкие, попытки натянуть противогаз на лицо… тьма, обволакивающая органы изнутри.       Если бы он мог путешествовать во времени — он бы с радостью оказался там. И убил бы себя. Но одна беда — он этого сделать не мог. Хотел, но… не мог, да и не настолько сильно желал смерти, чтобы отказываться даже от такого искаженного подобия существования, каким не брезговал пользоваться сейчас.       Хрипло кашлянув и согнувшись еще сильнее чем обычно, тычась трубкой противогаза в землю и вдыхая пропахший всякой дрянью воздух, на четвереньках снорк прошелся вдоль обгоревших кустов, росших вдоль пыльной дороги, от которой несло порохом, бензином и… аномалиями.       Выгибая руки так, что хрустели угловатые локти, мутировавший человек пригибался все ниже к земле, будто кошка в засаде. Но он никого не выжидал, нет. Он просто вдыхал гадкий, необходимый кислород вперемешку с разнообразной гадостью, ощущая, как движется трубка от каждого нового вдоха и выдоха. В ней что-то то и дело сдувалось и свистело.       Маленькая часть города с полуразвалившимися домами теперь стала приютом этого снорка, что однажды выполз из подъезда одного дома на трясущихся коленях, силясь стянуть со своей головы дурацкий противогаз, прилипший к коже. Но тот не снимался, поднимаясь все выше вместе с кусками плоти, что обгорелыми лохмотьями наполняла его. Тогда человек познал отчаяние.       Тогда этот несчастный мутант еще считал себя человеком.       А сейчас он на четвереньках крался вдоль кустов, выгибая спину, из которой вызывающе торчал позвоночник, выделяясь средь красного мяса ярким пятном белой кости. Позвонки скрипели, терлись друг о друга в открытую. На них садились мухи. Не лучшее зрелище.       Звук шагов был молнией для слуха снорка. На мгновение замерев, мутант попятился в обгорелый куст. Боком. Звук сминающейся пыли, запах свежей крови, артефактов, паленого мяса, мокрой листвы. Все это смешалось в единую кашу, прибавился аромат спирта столь сильный, что чувствовался на языке вкупе со вкусом хлеба и соевой колбасы.       Снорк до сих пор помнил странную гамму состава бутерброда.       Шаги все приближались и приближались. Одинокий сталкер уверенно шел по дороге, держа в руках какое-то… оружие? Прищурившись, хрипло выдохнув и едва не закашлявшись, мутант попытался вспомнить, что это за предмет в руках человека, отступив в кусты окончательно и распластавшись на сырой после утреннего радиоактивного дождя земле. Вспомнить не удалось. Стон сожаления вырвался из ноющего горла, стиснув зубы до боли в деснах, снорк едва не сломал себе и без того хрупкие челюсти.       Нападать? Нет, рано, прятаться.       Шаги замедлились, замерли где-то напротив куста. Щелкнуло. Застыв на земле готовой к броску змеей, снорк возил трубкой противогаза по пыли, выгнув каждое сухожилие, каждый сустав, каждую кость на максимум, и все назад. Капельки пота текли по его окровавленной коже, обжигая старые и новые раны. Муха ползла по позвоночнику.       — Что за черт… — в очередной раз щелкнуло, ветки кустов раздвинуло стволом оружия, которое человек держал в руке. Мутант вперил в него прямой взгляд. Стекла противогаза, испещренные сеткой трещин, отливали серым.       Снорк не отполз назад вновь, только рык вырвался из него, единой нотой разбив воздух. Изловчившись, на мгновение вжавшись в землю каждой клеточкой впалого живота, мутант взвился вверх в прыжке, выгнув суставы уже в правильную сторону. У его уха застрекотало щелчками, но уже было поздно для пальбы — своей цели снорк достиг, он повалил незадачливого сталкера на землю, схватившись обеими руками за его оружие и потянув его на себя, разинув безгубый рот в резком крике. Спину его обдало холодом ветра. Позвоночник закололо. Голое мясо защипало.       Неожиданным пинком человек заехал коленом мутанту в бок. Тупой удар прошелся по увеличенной печени, снорк съехал влево, локтем приложившись о пыль, не отпуская оружия, вцепившись в него тощими, узловатыми руками. Рана под не раз ломаными ребрами разорвалась, гной вперемешку с кровью окропил землю желто-белыми пятнами с примесью бурого. Закапало. Звук начал резать по ушам барабанной дробью. Запахи смешались.       Листья посреди дороги взвились в воздух, закружили водоворотом, увлекая за собой мелкие камни. Пахнуло аномалией.       Сталкер попытался встать, все еще удерживая оружие в своих руках. Оно выскальзывало под напором мутанта, что валялся уже на спине, изогнувшись настолько странно, что одно из ребер и вовсе проткнуло его плоть. Он даже не визжал. Только сопел с такой обидой, что трубка противогаза металась во все стороны. Ненавись переполняла его, слюна пенилась на деснах желтоватой жижей.       Хрипло дыша, не желая отпускать желанный предмет, снорк гнулся все сильнее, пока не понял, что его кожа рвется вместе с мышцами, а позвоночник и вовсе образовал прямой угол, даже не треснув.       Щелкнуло вновь. Оружие в руках мутанта застрекотало, пули проехались по его больному боку, дуло неумолимо клонилось все ближе к искривленной груди снорка с торчащими под кусками армейской куртки ребрами.       Человек выпустил оружие из рук. Завизжавший от боли мутант повалился, невольно зажав курок и всадив в самого себя с десяток пуль. Злоба захлестнула его — и желанный предмет тяжелой палкой полетел в сталкера, что тут же поймал его, щелкнув им же и издав приглушенный свист.       Магазин был пуст.       Снорк, распахивая рот, валялся, как рыба, несколько мгновений. А после — вскочил, прижавшись к самой земле и принявшись принюхиваться, выгнув позвоночник куда-то вниз. Желтая слюна-пена текла с оскаленного рта на землю, противогаз волочился по земле своей уродливой трубкой, поднимая пыль.       Не выдержав томительного ожидания, он кинулся вперед, не переменив положения. Гнутые наоборот колени выпрямились, руки вытянулись вперед, сгнившие ногти чиркнули по воздуху.       Когда-то он был человеком. Военным? Военным. Наверное, военным. А потом выброс впился ему в легкие бурым дымом, разбил разум пси-волнами, изогнул суставы мгновенной мутацией, содрал до сих пор ноющую кожу противогазом.       Снорк помнит, что нужно выжить любой ценой. И помнит вкус колбасы, запах хлеба, аромат спирта, ощущение, когда артефакт пульсирует в ладони. Он, артефакт, до сих пор висит за поясом. Кожа гниет, а он висит. И никакая пуля не может причинить смертельный вред мутанту.       Раны заживают как на собаке.       А кожа гниет.       Задрав голову, наблюдая за кружащейся в водовороте палкой-оружием, снорк сидит у трупа с переломанными ребрами, то и дело встряхивая самого себя конвульсией.       Легкие болезненно расширяются внутри. Им не хватает места в груди с вывороченными костями. Мутант разгибается, переминается с гнутой ноги на гнутую ногу, распрямляется, перестает опираться руками о пыльную землю. Дышит.       Пахнет кровью, спиртом, надвигающимся выбросом, грозовыми тучами… аномалией, артефактом, гноем.       Оружие сминается в комок, опадает на землю, аномалия сворачивается.       Щуря глаза, снорк хватает труп за руку. Тащит в открытый подъезд, спокойно выгибая свои колени назад.       Бурый дым замирает средь воспоминаний. Неприятные пули падают из заживающего бока как какие-то камни. Ни капли крови. Вода застилает глаза вперемешку с солью. Скрючившийся внутри желудок урчит далеким, чужим голодом.       Снорк лежит, распластавшись на бетоне, не дышит, смотрит на очередной труп очень внимательно, поблескивая безумными глазами. Изучает. Вспоминает. В который раз сдается.       Запахи и шумы наполняют воздух.       И это хорошо.