Парк, сахарная вата и аэрохоккей

Теплое дыхание согревает затылок, бледные худые руки обвивают за талию, сильная грудь прижимается к спине. Филипп позволяет себе теплую улыбку, потому что прекрасно знает, кто это. — Думал меня напугать? — почти шепчет он, слегка поворачивая голову, чтобы краем глаза видеть счастливое лицо Лукаса. — Да, ожидал, что ты будешь визжать, как девчонка, — смеется тот и быстро целует Филиппа в щеку, игриво дергая бровями. — Но ты у меня тертый калач, тебя не напугает собственный парень. В ответ на это Филипп лишь многозначительно хмыкает и отворачивается, продолжая оттирать с тарелок остатки завтрака. Если бы только он мог быть парнем Лукаса не только за закрытыми дверьми… Задумавшись, парень застывает на месте и глядит в одну точку, опираясь локтем на смеситель. Лукас медленно прикасается губами к его затылку, опаляя дыханием кожу, и Филипп клянется, что мог бы стоять так целую вечность, рядом со своим бойфрендом, и чтобы никто и ничто не могло потревожить их идиллию. Но едва-едва теплая вода резко сменяется кипятком, ибо локоть Ши поворачивает кран на смесителе, правую ладонь пронзает резкая боль, и Филипп буквально отпрыгивает от раковины. Тарелка с грохотом падает в полную раковину, вода проливается на парней, Лукас едва может удержать падающего и шипящего от боли Филиппа. В одно мгновение обстановка резко меняется, и это действительно бесит Филиппа — то, что у них с Лукасом никак не получается адекватно побыть вместе. — Черт! — шипит Ши и изо всех сил трясет ошпаренной рукой, кожа которой раскраснелась и вздулась в нескольких местах. — Как же больно-то! — Филипп? — взволнованным голосом спрашивает Лукас, придерживая Филиппа от падения. — Дай сюда руку, — просит парень и протягивает свою ладонь, пуская из крана холодную воду. Ши мотает головой и прижимает пострадавшую руку к себе, сгорбившись от боли. — Дай. Сюда. Руку. — Повторяет Валденбэк, попутно смачивая лежащую рядом тряпку в ледяной воде. Морщась, Филипп повинуется и протягивает Лукасу руку, шипя от боли, когда пальцы последнего едва-едва прикасаются к пострадавшей коже. Блондин заботливо оборачивает руку ледяной тряпкой и смотрит в лицо Ши, опустившего глаза. — Хей, Филипп, — шепчет Лукас и ласково берет парня пальцами за подбородок, приподнимая голову. — Ты чего это? Отводя взгляд в сторону, брюнет пожимает плечами и шмыгает носом. Когда Лукас резко наклоняется и быстро целует его в губы, Филипп едва вздрагивает. Рука пульсирует тупой болью, но от холода становится чуточку легче. — Филипп. Чувак. Посмотри на меня, — почти с безнадегой в голосе просит Лукас и удивляется, когда Ши все-таки поднимает глаза на него. — Я что-то сделал? — Нет, — резко отвечает Филипп и рвано вдыхает воздух, смотря куда-то вверх, а потом резко снова вниз. — Это просто… просто завтра Рождество, и, наверное, я хотел, чтобы это стало чем-то особенным, не знаю. А всю неделю все идет наперекосяк, и мне просто хочется забраться в угол и зажать уши руками, и чтобы меня никто не трогал, — парень вздрагивает и запускает пальцы здоровой руки в волосы. — П-прости. Я… Я расклеился немного, не бери в голову, все хорошо. Лукас вздыхает, кладет руки на щеки Филиппа, заставляя того посмотреть ему в глаза, и ободрительно улыбается. — Все будет хорошо, милый, — обещает блондин. — Что именно идет наперекосяк на этой неделе? Расскажи мне, станет легче, поверь. Вновь отведя взгляд, что невероятно раздражает Лукаса, Филипп задумывается и кусает губу, размышляя, как сформулировать все те мысли, что уже неделю крутятся в его голове. Внезапно Ши начинает казаться, что он накручивает себя, что все эти проблемы он сам себе придумывает, но с языка против его воли уже начинают срываться слова. — Я поссорился с Хелен и Гейбом из-за того, что не хотел получать от них подарок на Рождество, потом я разбил две коробки с елочными украшениями, я уронил всю свою чистую одежду в лужу, когда нес в дом, я в край завалил последний тест по химии. А еще… Знаешь, мы вместе уже два месяца, ну почти, и я все еще не могу назвать тебя своим парнем. Это не твоя вина! Просто, знаешь, это сложно объяснить. Но я боюсь, что однажды ты просто избавишься от обязательств в виде меня, ведь как таковых отношений между нами нет… — Филипп бормочет на одном дыхании, а потом резко прерывается и смотрит Лукасу в глаза. — Я истеричка, да? — спрашивает он, а потом, не дожидаясь ответа, продолжает. — Я очень люблю проводить время с тобой, правда, и тебя я люблю, просто каждый раз, когда мы вместе, что-то мешает, и меня это бесит. Я просто хочу, чтобы все было нормально, я хочу хоть раз сходить с тобой на свидание, я просто хочу быть с тобой. Филипп тяжело дышит после такого длинного монолога и смотрит прямо на Лукаса, ожидая его реакции, потому что с души будто упал камень после того, как он все это высказал. Все это зреет в его голове уже больше месяца, потому что каждый день Филипп открывает глаза и видит рядом с собой пустую кровать, хотя знает, что может просыпаться в объятиях того, кого он любит. Каждый день Лукас поступает, как полнейший мудак, в школе, каждый день на него смотрят искоса, каждый день ему нужно доживать до вечера, чтобы чувствовать себя любимым и нужным. У него есть целый миллион причин уйти, но ему хватает всего одной, чтобы каждое утро все также просыпаться в одиночестве. Ему хватает просто Лукаса, того, который обнимает его, целует, который шепчет ему ласковые слова на ухо, который мечтает о будущей жизни вместе с ним. Ему хватает. Ему категорически очень сильно не хватает. — Я тоже, — шепчет Лукас и медленно целует Филиппа, вкладывая в движения губ все то, что он хочет сказать, сделать, продемонстрировать, но не может. — Я тоже… так сильно… люблю тебя, — между поцелуями прямо в губы Филиппу выдыхает юноша и мягко гладит его по щекам, перебирая в кончиках пальцев волосы. Филипп улыбается и почти забывает про ошпаренную руку, но та дает о себе знать, когда он пытается обвить руки вокруг шеи Валденбэка. Момент становится неловким, потому что от боли в руке брюнет случайно кусает губу Лукаса едва ли не до крови и стыдливо опускает глаза. — Хей, милый, — зовет его блондин, облизывая влажные губы. — А какое свидание ты бы хотел? — Не знаю, — пожимает плечами Филипп, чувствуя на талии объятия Лукаса и обнимая его в ответ здоровой рукой. — Хотя, впрочем… Знаешь, когда-то давно, лет восемь назад, мы с мамой часто ходили в парк, покупали одну сладкую вату на двоих и до самой ночи ходили там, — на лице парня появляется слабая улыбка от хороших воспоминаний. — Я держал ее за руку и все время шел по каменному бортику, чтобы быть с ней наравне. А еще мы всегда играли в аэрохоккей, каждый раз стояли длинную очередь, но играли. Я всегда проигрывал, знаешь… А потом она подсела на героин, и мы больше никогда не ходили туда. Между бровей Филиппа проглядывает морщинка, уголки губ опускаются. Все те хорошие некогда воспоминания превращаются в плохие, потому что на смену им приходит сотня других о том, как Филипп вытаскивал из того же парка обдолбанную мать. — Знаешь что тогда? Тогда я приглашаю тебя на свидание в парк, где мы купим одну сахарную вату на двоих, будем гулять до ночи и отстоим длиннющую очередь, чтобы потратить все мои деньги на аэрохоккей, — с уверенностью заявляет Лукас, выглядя настолько спокойным, что у Филиппа сводит дыхание. — Ты согласен? Филипп секунду не верит, недоверчиво вглядывается в Валденбэка, а потом на его лице расцветает широкая улыбка, и парень с силой обнимает Лукаса, утыкаясь носом ему в ключицу. — Конечно, я согласен, — хрипит он в ответ не в силах говорить нормально. — Тогда нам надо найти аптечку, обработать твою руку и собраться, и можно будет идти устраивать твое лучшее Рождество, — улыбается Лукас и треплет парня по волосам. А Филипп уже говорил, что любит Лукаса? Так вот, Филипп очень сильно любит Лукаса. Безгранично и абсолютно, до самых костей. Наверное, это необдуманный и безрассудный шаг, но Филиппу плевать, потому что пока рядом тот единственный, кто вызывает у него улыбку на устах, он будет вполне себе счастлив. Сначала это все казалось Ши простой школьной влюбленностью, которая проходит через пару недель/месяцев/лет. Но сейчас он не так уверен, потому что в его животе действительно сворачиваются узлы, а в голове теряются мысли, когда он рядом с Лукасом. И если это не любовь, то умственное помешательство. *** Переплетя пальцы с Лукасом, Филипп шагает по аллее парка и наблюдает, как изо рта при каждом выдохе вырывается облачко пара. Рука коченеет даже в кармане, а щеки покраснели от холода. Наверное, идти в минусовую температуру гулять до ночи в одной толстовке поверх свитера было ужасной идеей. — Ты дрожишь, — говорит Лукас, смотря на Филиппа немного снизу вверх, потому что тот вышагивает по каменному поребрику, балансируя, потому что с того раза, как он тут был, его нога стала слишком широкой, чтобы идти по бордюру спокойно. — Замерз немного, — не прекращая улыбаться, отвечает брюнет и чуть сжимает ладонь Валденбэка, едва ли веря в то, что наконец-то идет с ним за руку на людях. Да, Лукас все еще озирается иногда и нервничает по поводу того, что будет, если их увидят, но, по крайней мере, они ведут себя как настоящие влюбленные. — Все в порядке. — Я не хочу, чтобы ты замерзал, — утверждает Лукас и снимает с себя куртку, тут же накидывая на плечи Филиппа. — Надень, пожалуйста, не хватало тебе заболеть в Рождество. — Спасибо, — улыбается Ши в ответ и натягивает на себя куртку, согретую теплом блондина. Аллея сверкает гирляндами и украшениями, повсюду продают глинтвейн и имбирные пряники, а люди смеются и прекрасно проводят время. Только что мужчина, одетый в Санту, подарил Лукасу леденец, который тот, не задумываясь, отдал Филиппу. Повсюду продаются различные безделушки, подарки, везде огромные очереди, но так пахнет Рождеством, что Филиппу кажется, будто он спит и видит самый прекрасный сон на свете. Особенно когда голос Лукаса раздается слева и оказывается самым настоящим, реальным. — Филипп, — зовет тот. — Не убейся, — недоверчивый взгляд блондина останавливается на достаточно узком и высоком поребрике, по которому так гордо вышагивает Ши. И последний только хочет ответить, что не убьется, как ставит ногу левее нужного и заваливается набок, прямо на Лукаса. Когда он оказывается в объятиях своего парня, громкий вскрик сменяется на такой же громкий смех. Пряча улыбку в складки куртки на плече Лукаса, Филипп прижимается к нему еще сильнее, потому что так он чувствует себя в безопасности. — Я предупреждал, — смеется Валденбэк и поглаживает брюнета по голове, прикасаясь губами к макушке. — Я знаю, — шепчет в ответ Филипп, блаженно прикрывая глаза. — Хочу делать это вечно. — Мм? Делать что? — тихо спрашивает Лукас, погружаясь в тепло Ши и ощущая, как по венам струится любовь. — Обниматься с тобой, дышать Рождественским воздухом вместе с тобой, быть с тобой, — быстро перечисляет юноша и хмыкает. — Любить тебя. — И я тоже, — соглашается с ним Валденбэк и прижимает к себе чуть сильнее, чтобы тут же отпустить и вновь переплести пальцы. — Но ты все еще хочешь сыграть со мной партию в аэрохоккей, разве нет? Филипп смеется, и Лукас готов поклясться, что это — пение ангелов, сходящих с небес. — Да, только я в этом полный ноль, — отвечает Филипп и шагает уже по асфальту, стараясь идти как можно ближе к блондину. — Так что я готов поставить на твою победу свои ботинки. В ответ на это Лукас громко хохочет и обнимает парня за плечи, оставляя на его виске влажный поцелуй. Этот вечер кажется им обоим самым идеальным во всей их жизни, и им на самом деле не хочется, чтобы это заканчивалось, потому что когда из жизни уходит такое сильное чувство, в душе остается невосполнимая дыра, которую никто из них не хочет залечивать. Прижимаясь друг к другу, словно пингвинчики в документальных фильмах на Discovery*, парни идут по освещенной сотнями гирлянд аллее, ощущая внутри то самое рождественское настроение. Филиппу кажется, что Лукасу сейчас бы прекрасно подошел колпак Санты, потому что тот кажется ему кем-то вроде доставщика искреннего счастья. И, возможно, это звучит глупо. Но глупости, сказанные во имя прекрасного, поощряются. Лукас хочет остановить время, чтобы остаться в этом моменте навсегда. Потому что Филипп рядом с ним выглядит счастливее, чем когда-либо раньше, и это делает счастливым самого Валденбэка. Они оба улыбаются, как пятилетние дети, но разве это важно? Ведь эта ночь — лучший подарок на Рождество для Филиппа. И для Лукаса тоже, потому что его мечта — делать Филиппа счастливым каждый день всю его жизнь. До самого конца. И если какой-нибудь «наделенный опытом» взрослый вздумает говорить, что это все просто подростковая фаза и пройдет если не через год, так через два, то Лукас, не раздумывая, ударит его промеж глаз. Потому что ему плевать, что об этом думают другие. Почти. Ему должно быть плевать на это, и он действительно старается побороть свой страх рассказать миру о Филиппе. — Там сахарную вату продают, — тихий голос последнего прерывает раздумья Валденбэка. Он даже не заметил, как они замолчали, потому что тишина между ними не ощущается неправильно и неловко. Тишина между ними говорит об их чувствах. — Идем? — почти умоляющим тоном просит Филипп, глядя на блондина своим щенячьим взглядом, и он не может устоять, да и не собирается. — Конечно, — улыбается Лукас и почти бежит к лотку, где продают сладкую вату, подтягивая за собой брюнета. — Ты с каким вкусом предпочитаешь? — Клубничный, — юноша указывает на соответствующую розовую вату, воткнутую в подставку. — Одну, пожалуйста. Лукас лишь кивает и покупает одну сахарную вату самого большого размера, торжественно вручая ее Филиппу и незаметно отдавая продавцу достаточно большую сумму. Все-таки, в ночь Сочельника все хотят нажиться на горожанах. А потом они медленно идут по аллее дальше, откусывая от огромной сладости по куску каждый со своей стороны, пока внезапно не сталкиваются носами. Мгновение останавливается, мир застывает вокруг. Лица прямо против друг друга, секунды тянутся часами. По ощущениям, будто через вечность, их губы соприкасаются, и где-то внутри Филиппа взрываются снаряды, как будто атомные, а Лукас почти теряет сознание. Поцелуй выходит с привкусом клубники и жвачки, но Лукас все равно уверен, что тот самый природный вкус самого Филиппа в сотни раз приятнее. То самое ощущение мягких губ на собственных губах, шершавого языка в теплоте рта — это сводит Валденбэка с ума. Он приоткрывает глаза и понимает, что готов смотреть на блаженное лицо Филиппа вечность подряд. Тот в свою очередь тоже едва-едва смотрит на Лукаса, улыбаясь в поцелуй. Он действительно готов стать океаном для маленькой рыбки по имени Лукас Валденбэк, когда тот, наконец, решится рискнуть и покинуть свой аквариум из страхов и недомолвок. Долгие несколько минут, стоя посреди аллеи и держа в переплетенных пальцах палочку с остатками сладкой ваты, парни делятся своими чувствами друг с другом, переплетая не только языки и губы, но и словно собственные души. Филипп зарывается пальцами свободной правой руки в волосы Лукаса и почти поедает его, пытаясь безмолвно передать ему все то, что не может сказать. Лукас на это время забывает, что они, вообще-то, посреди людного парка. Через некоторое время сознание Филиппа проясняется, и он нехотя прекращает поцелуй, медленно отстраняясь от Валденбэка и загнанно дыша, будто он пробежал марафон. — Тут… тут так много людей… — едва-едва шепчет парень в губы Лукаса, держась рукой за его затылок и прижимаясь лбом к его лбу. — Ты же не хочешь говорить никому. — Да плевать, — мотает головой блондин и вновь страстно целует Филиппа, почти сразу отрываясь. — Ты слишком красивый для того, чтобы перестать тебя целовать. И никто никогда не узнает, а особенно они сами, как они сумели оторваться друг от друга и подойти к крытой площадке с игровыми автоматами, где и находятся аэрохоккейные столы, когда они вцепились друг в друга, словно псы, пытающиеся разорвать противника Вот только они не пытались разорвать друг друга — наоборот, показать все те чувства и ощутить их от партнера. Но в конце концов, они оказываются в очереди за жетонами на игру, или, скорее всего, их сознание просто очищается, и парни приходят в себя только спустя несколько минут после того, как отрываются друг от друга. — Ты же знаешь, что я не умею играть? — когда они уже отстояли очередь и взяли в руки щетки, ** смеется Филипп и примеряется к положению перед столом. — Ничего страшного, у нас четыре жетона, еще научишься, — подмигивает ему Лукас, забрасывая жетон в желобок и вытаскивая показавшуюся пластиковую шайбу. — Начнем? — Начнем, — кивает Филипп и с легкостью отбивает резкий удар Лукаса. Шайба отлетает от бортиков и залетает в «ворота» Валденбэка, о чем свидетельствует характерный звук, реакция самого автомата и изменившийся счет на электронном табло. — Я случайно! — будто оправдывается парень, но на его лице расцветает удовлетворенная счастливая улыбка, что не дает Лукасу возмутиться. А потом игра продолжается, и счет на табло меняется стремительно быстро, причем не в пользу Валденбэка. Шайба то и дело залетает в его «ворота» под его же возмущенные и удивленные возгласы, которые затихают, стоит Лукасу увидеть на глазах светлеющее лицо Филиппа. Последний четко отбивает все атаки блондина, шайба так и летает по столу, причем Лукас касается ее раза в три реже своего парня. И если это называется «не умею играть», то Лукас, наверное, трехлетний мальчик. Все четыре игры Филипп выигрывает почти всухую, забив Валденбэку около десяти «чистых» шайб, когда тот даже не успевал среагировать на самый первый удар Ши, и, на самом деле, после этого Лукас находится в полнейшем шоке и прострации. Потому что, ну, в детстве он играл в это лучше всех друзей. Он был уверен в своей победе, когда Филипп сказал, что не умеет играть, но сейчас он точно знает смысл фразы «Не говори „гоп“, пока не перепрыгнешь». — Это было… Вау, — не в силах подобрать слов, выдает Лукас, подходя к сияющему счастьем Филиппу. — Ты играл так, будто выиграл чемпионат мира по аэрохоккею. — Спасибо, — широко-широко улыбается Ши и резко подается вперед, целуя Лукаса. Тот отвечает на поцелуй, и они еще долго стоят, прижимая друг друга к каменной колонне и цепляясь губами. Чувства кипят в крови, головы туманит ощущение полноты, потому что они нашли друг друга. И даже темная поздняя ночь, когда аллея постепенно пустеет, не кажется им одинокой и опасной, ведь они рядом, они вместе. Им не нужен никто и не страшен никто. Возможно, это самое лучшее осознание на свете. Когда Филипп начинает засыпать на ходу, Лукас просто заходит в ближайший автобус, доезжает до его дома и несет туда на руках, потому что не хочет будить. Брюнет сладко посапывает в его руках, прижимаясь к теплой груди, и шепчет во сне что-то о любви и вечности. Хелен только улыбается, открывая в два часа ночи дверь уставшему, но счастливому Лукасу. Тот несет Филиппа в его комнату, аккуратно кладет на кровать и ложится рядом, почти сразу же засыпая. Утро наступает резко, сон проходит незаметно. Валденбэк сквозь сон ощущает резкий толчок и крик Филиппа: — С Рождеством! Просыпайся! Это Рождество! — смеясь, брюнет расталкивает спящего Лукаса и сует ему в лицо непонятный красно-зеленый сверток. Едва разлепив глаза, Валденбэк с трудом осознает происходящее. — С каких это пор мой парень — пятилетний мальчик? — усмехается он и озирается, пытаясь понять, почему комната выглядит другой, а потом осознает, что он дома у Филиппа. И что его подарок лежит сейчас спокойно у него дома, на столе в комнате. — Не жалуйся, что я проснулся с хорошим настроением, — хихикает Ши и кивает на подарок. — В этом только твоя вина. Открывай, давай же, тебе понравится! Кинув на Филиппа влюбленный взгляд, Лукас нарочито медленно разворачивает упаковочную бумагу. Внутри, к его огромному удивлению, лежит диск последнего альбома его любимой группы, завернутый в свободные черные штаны и кофту с длинными рукавами и ярким принтом на груди. Ой. Кажется, это то, что присмотрел Лукас неделю назад, когда ходил в магазин, но так и не купил. — Как ты узнал? — удивленно спрашивает блондин, не сдерживая счастливую улыбку. — Я был в тот день в торговом центре, — пожимает плечами Филипп. — Заметил тебя, выбирающего что-то, зашел в тот же магазин и спросил у консультанта, что ты хотел. Все просто! — А ты сказал ему, что ты хотел сделать своего парня самым счастливым человеком на свете? — смеется Лукас и откладывает одежду в сторону, внимательно смотря за лицом Филиппа, которое резко меняет свое выражение. — Ч-что? Но ты же не хочешь никому говорить… — непонимающе бормочет парень и кидает вопросительный взгляд на Валденбэка. — Я хочу. Я так сильно хочу сказать миру, что ты мой парень, я не хочу больше скрывать это, — почти шепчет блондин и едва ли не падает, когда Филипп, спустя секунду осмысливания сказанного, бросается ему на шею. — Боже! Я так люблю тебя, — орет тот в ухо Лукасу, обнимая так крепко, будто хочет задушить. — И я тебя, — отвечает слегка хрипло Валденбэк, обвивая руками талию Филиппа. — Это лучшее Рождество на свете, ты самый лучший на свете, — тараторит брюнет и громко смеется, ощущая в животе приятную боль. Кажется, это значит, что он влюблен. Но что, если он не влюблен? Что, если он любит?