Исповедь грешницы

Золотые листья срывались с деревьев и красивым танцем опускались на землю, окрашивая местность в яркие цвета. Они проделали свой последний путь и теперь останутся здесь до весны, ожидая своей участи под толстым слоем снега — сгниют, став материалом для обработки компоста. Таков жизненный цикл природы. Все умирает. Конец ноября в выбранной Макс новой вселенной, был настоящей пыткой. Здесь все было чужим и неестественным. Она смотрела на знакомых людей и ощущала себя заплутавшимся в чужих дебрях зверьком. Слова о сочувствии и сожалении были совсем не к месту, но она продолжала выслушивать поток нескончаемой скорби и притворной заботы. Они жалели ее, пытались подбодрить, рассмешить, заставить обратить на себя внимание, но все это ей было не нужно. Человеку, пережившему подобное испытание вообще ничего не нужно, кроме одиночества и смирения. Макс просто жила, жила и надеялась на прощение. Даже если она делала вид что все хорошо и старалась не думать о том, кого оставила по ту сторону реальности, чувства и эмоции все равно сжигали ее. Колфилд до сих пор думала, что приняла неверное решение. День за днем она прокручивала в своей голове различные варианты концовок. И все время приходила к одному и тому же выводу. Нужно было пожертвовать Аркадия Бэй. С ее стороны это выглядело бы эгоистично, вот так вот, пожертвовать целым городом ради одной нахальной девчонки. Чувствовала бы она себя также паршиво, если бы тысячу ни в чем неповинных людей оказалось под обломками страшной стихии? Мучилась ли, убивалась ли так же неистово? Увы, этого Макс никогда не узнает. Ее выбор был сделан в тот день, и она не станет возвращаться обратно, чтобы изменить его. Но могла бы… Да, ей ничто не составило бы труда снова воспользоваться своей силой, повернуть время вспять, вновь оказаться в той лже-реальности, спасти Хлою и пережить ту неделю от начала до самого конца. Ощущать ее рядом, наслаждаться последними часами вместе, зная, что вскоре произойдет. Это было бы издевательством не только по отношению к ней, но и к самой себе. Как бы она посмотрела ей в глаза? Все правильно. У Макс не хватило бы сил скрывать правду о Рейчел и как ни в чем не бывало приходить на уроки мистера Джефферсона, заранее зная, что скрывается под личиной добропорядочного учителя. Эти проклятые глаза, смотрящие на нее через оправу очков, этот холодный и надменный голос, заставляющий каждый раз съеживаться при одном только упоминании ее имени, эти властные руки, вонзающие в нее шприц с наркотиком — все это приводило девушку в леденящий ужас. Колфилд не пережила бы этого. Только не она — хипстерша со слабой натурой, могла бы так самоотверженно мучить себя ради того, чтобы побыть последние часы со своей подругой. Нет уж. С перемоткой времени покончено. Джефферсон за решеткой, Прескотт в психиатрической клинике, а Хлоя… там, вместе со своей подругой. Тогда почему так колит в груди? Ей было некомфортно в последние дни. Каждый день она просыпалась с отчаянным криком о помощи, молила, чтобы кошмарные сны прекратились, чтобы ожесточенное лицо Марка больше не появлялось в ее голове, чтобы убитая Хлоя не взывала к ней из темноты. Макс было страшно. Единственной отдушиной оказалась тихая и скромная Кейт Марш, разделяющая с ней почти одни и те же проблемы. Девочка была ближе всех к Колфилд. Она встретилась с ней, позволив уговорить себя на чашечку ароматного чая в ее комнате. Они долго разговаривали на разные темы, вспоминали тот неприятный случай произошедший с бедной Марш на тусовке, утешали друг друга и просто молчали. Речь зашла даже о религии. Соседка говорила о различных вещах, убеждала, что вера делает ее сильнее, что бог всегда на их стороне. Она даже посоветовала ей сходить в церковь и исповедоваться священнослужителю о своих скрытых грехах, страхах, и том, что мешает ей жить дальше. Максин сразу отнеслась к этому скептически. Ни одна молитва не в силах залечить ее душевные раны, ни один священник не способен понять, что с ней произошло, даже собственная сила - подаренная ей богом, подвела в самый не подходящий момент. Но все же… Надежда умирает последней. И поддавшись минутной слабости, она согласилась на исповедь. Кутаясь в сиреневое пальто, Макс медленно плелась по аллее, засыпанной яркой листвой. Деревья практически опустели, оставшись нагими в это дождливое время года. Вскоре наступят холода, и они заснут до наступления весны, смиренно ожидая часа, когда можно будет вновь расцвести. А для нее наступит когда-нибудь оттепель? Или она навеки останется в этой осени, которая подарила и сразу отняла у нее множество возможностей жить счастливо? Мысленно, Макс все равно останется жить в той реальности, каждый день прокручивая в своей голове один и тот же сюжет.

***

Местная церковь выглядела очень старой. Видимо, Прескоттам, совершенно не было дела до благоустройства храма, потому что здание находилось в плачевном состоянии. Заплесневелая плитка поросшая мхом разрушалась от ненужной растительности, каменная кладка местами вовсю обрастала плющом, а оконные рамы облупливались от старой краски. Место больше напоминало фрагмент из фильма ужасов, откуда внезапно выныривает маньяк и цепляется в жертву. Макс одернула себя. Не подходящее время, чтобы думать о таких вещах. Она пришла сюда, чтобы избавиться от своих страхов, но все что она делает, так это еще больше изводит себя. Джефферсон в тюрьме, он больше не притронется к ней. Колфилд поправила свой платок, который она любезно одолжила у Кейт и, собравшись с духом, вошла через массивные деревянные двери в церковь. Ее ноздри моментально заполнились запахом зажженных свечей, а взор был направлен на нарисованных святых покровителей, смотрящих на нее с потолка. Красивые, безупречные ангелы, парили в воздухе и протягивали ей свои руки, как будто зазывая в их бесконечный рай. Иисус распятый на кресте, в другом конце церкви, выглядел очень внушающим. Все его страдания и муки застыли в одном образе, которому молятся уже тысячи лет. И Макс чувствовала себя слишком неуверенно по мере приближения к алтарю. Исповедальня находилась неподалеку от остальных лавочек для молитв — все они пустовали. Единственной живой душой здесь была служащая дама преклонного возраста. Женщина следила за свечками и вытирала излишнее количество воска с железных чаш. Увидев гостя, та сразу же приободрилась и, прихрамывая на правую ногу подошла к ней. — Добро пожаловать в храм Божий, дитя мое, — добродушно поприветствовала женщина, — Чем я могу помочь? — Здравствуйте, — напряжение ни на минуту не оставляло ее. Наверно она еще была не готова к тому, чтобы явиться сюда, — Простите, я хотела бы исповедоваться. Я знаю, что… то есть я слышала, что я могу поведать о своих грехах. — Ты пришла куда нужно, девочка, — служащая приятно улыбнулась и, взяв Колфилд за руку, повела к кабинке со шторками, — Здесь ты можешь рассказать обо всем, что тебя мучает. Никто не осудит твоих действий. Все мы ходим под Божьим оком. Он все простит. Ведь каждый достоин прощения, даже самый отъявленный грешник, верно? Проходи, дитя мое. Женщина отодвинула шторку и пропустила дрожащую девушку в одну из кабинок. Она была близка к тому, чтобы как можно скорее покинуть это место, но вспомнив то, зачем пришла сюда, заставила себя взять в руки и успокоиться. — Посиди тут, дитя мое и поразмысли над тем, что хочешь поведать священнику. Когда створка соседней кабинки откроется, можешь начинать исповедоваться. — Спасибо, я поняла, — кое-как произнесла Колфилд и присела на колени напротив решетчатой сетки. Нет. Это явно было не для нее. Она была верующей насколько ей позволяло воспитание, но быть настолько повернутой на церкви не только пугающе, но и странно. Макс не сможет больше сюда прийти. Сейчас она выложит все, что у нее на сердце и останется полностью опустошенной. Первый и последний раз, когда она скажет кому-то правду. За стенкой послышался шорох и звук открывающейся затворки. Девушка поняла, что это он - человек, который выслушивает суровые тяжбы сотни жителей, а затем молится за отпущение их грехов. — Назови мне свое имя, раба божья, — шепот священнослужителя был слишком таинственным, чтобы пытаться вникнуть в него, но все-таки она заметила некую особенность тембора его голоса. — Я… — неуверенно начала она, — Я… Меня зовут Макс. — Покайся мне, Макс, — продолжил священник. — Прости меня отче, ибо я согрешила, — ее шепот сорвался из-за резкого всхлипа. Предательские слезы накатили волной. — В чем грех твой? — Я делала ужасные вещи. Злоупотребляла своим даром, управляла судьбами многих людей, чуть не загубила множество жизней ради одной девушки. Я хотела, чтобы она жила. — Кто эта девушка? Она для тебя много значит? — священник продолжал задавать вопросы, на которые Колфилд боялась ответить. Ей начало казаться, что если она продолжит, то сделает себе только хуже. — Ее зовут Хлоя, она умерла, — Макс вытерла слезы рукавом своего пальто и продолжила, — Я позволила ей умереть. — Ничто не вечно, дитя мое. Все имеет свое начало и конец. Мы все равны перед Богом и только ему известно у кого жизненный путь уже пройден, а кому еще предстоит пройти множества испытаний. — Святой отец, жизнь Хлои была наполнена муками. Она страдала с самого детства. Сначала от потери отца, потом от потери подруги и так по цепочке, до тех пор, пока ее не убили. Я боюсь, что не оправдала ее надежд. — Ты боишься не только этого, — мужской голос за стенкой стал более суровым, — Каждый тяжелый грех имеет последствия. Что ты сделала, что ты еще натворила, дитя мое? — Я хочу, чтобы один человек умер, — еле слышно прошептала девушка, прикусив губу. Она все еще сомневалась, стоит ли говорить подобные вещи в церкви. — Желать кому-то смерти еще больший грех, чем убийство. Любой человек заслуживает право на жизнь. — Но только не он. — Кто он, Макс? Скажи… — мужчина закашлялся, и его дыхание стало слишком частым для человека служившего в церкви. — Мистер Джефферсон… — она вцепилась в решетчатое окошко пальцами и прильнула щекой к прохладной, шероховатой поверхности, — Я считала его самым лучшим, у него был огромный талант создавать искусство из ничего, а потом… — Что было потом? — терпение священника заканчивалось. — Потом… — она не могла этого выговорить. — Макс Колфилд, что было потом? — мужчина перешел на повышенный тон. — А потом, он оказался не тем, за кого я его принимала, — на выдохе прошептала она, прикрывая глаза. Тишина, которая заполнила исповедальню, действовала на нее давяще. Макс прикрыла глаза все еще раздумывая над тем, что сказала. Прошло секунд пятнадцать, прежде чем она поняла, что произошло. — Святой отец, я не говорила вам своей фамилии, — пульс ускорился, неприятно отдаваясь в голове. Она догадывалась, нет, она знала с самого начала, что, что-то пошло не так. — И не нужно, Максин, — убаюкивающий голос священника в разы стал другим. Она поняла, кому он принадлежал, и предпочла бы больше никогда не слышать его, — Я знаю о тебе всё. Похоже, бог насмехался над ней. Силуэт приблизился к решетчатой раме, и света от горящей свечи хватило, чтобы рассмотреть человека, который был виновен во всех ее бедах. Их разделяло крошечное расстояние. Маньяк и жертва. Макс сжала губы и, подскочив на ноги, кинулась прочь из кабинки. Добежав до церковных дверей, она навалилась на них всем телом, однако они не поддались напору. Как только она вошла сюда ловушка захлопнулась. — Проснись, проснись, проснись, — Колфилд заколотила своими кулачками в непробиваемые двери, — Это сон, этого просто не может быть. — Почему нет, Макс? — мужчина стоял у нее за спиной и выжидал, что же еще предпримет его бывшая ученица, — Я здесь, я реален. Ты думала, тебе так просто удастся от меня избавиться? Девушка обернулась и уперлась спиной в преграду. Назад пути нет. Он нисколько не изменился с их последней встречи. Был все так же яростен и беспощаден, как и в тот день — в проявочной. Его мерзкий взгляд выжигал ее с особой жестокостью. Она боялась даже представить, какие мысли были у него в голове, и какие извращенные картинки рисовал его мозг. Макс несколько раз шмыгнула носом, продолжая отвергать происходящее. Она не понимала сон это или явь. Слишком реалистичен был этот кошмар, слишком силен и губителен страх, который она испытывала.  — Мистер Джефферсон, что вы здесь делаете? — она решила первой пойти в наступление.  — Макс, это же очевидно. Без меня ты угробишь свой превосходный талант, — он ухмыльнулся, так как всегда это делал и с особой медлительностью стал сокращать расстояние, — Я не знаю, кто сдал меня копам, но подозреваю, что чей-то любопытный, маленький носик поспособствовал этому. — Вам самое место — в аду, — выплюнула она, пятясь в сторону от приближающего Марка. — Не нужно так, мы же в церкви, — мужчина вынул из пиджака оружие и прицелился в Макс, — Посмотри, как здесь красиво, думаю, в этом месте получатся отличные снимки, не находишь? — Не делайте этого, — она вздрогнула, когда услышала щелчок снятия с предохранителя. — Знаешь, я хотел бы тебя видеть в образе святой мученицы, — бывший преподаватель искусств уже не сдерживал своих пристрастий, — Как насчет того, чтобы распять тебя на кресте, рядом с Иисусом? — Вы не в своем уме, Марк, — Максин смотрела, как он шаг за шагом становится всё ближе к ней, пока, наконец, дуло пистолета не уперлось ей в грудь. Из-за спины Джефферсона показалась служащая из церкви, любезно проводившая ее до исповедальни. Женщина не выглядела напуганной или удивленной, а напротив, вела себя совершенно непринужденно. Незнакомец с пистолетом, совсем не пугал ее. — Скорее вызовите полицию, — выкрикнула Макс, — Этот человек опасен. Но услышав отчаянную просьбу девушки, она свирепо прищурилась и спокойно присела на лавку, сложив свои руки на коленях. Кажется, она ничего не собиралась делать. — Она этого не сделает, — пояснил Джефферсон, — Аманда будет слушаться только меня. А теперь, Макс, ступай вперед к алтарю, медленно, без лишних движений. — Я не стану этого делать, — ее голос дрожал, но она вовсе не хотела создавать вид напуганной девчонки. — Лучше не зли меня, Максин, — мужчина потянулся свободной рукой к ее волосам и, запустив пальцы в корни, сжал их в кулак, — Я все еще надеюсь, что мы с тобой отлично сработаемся. Он приблизил свое лицо к ее шее и вдохнул приятный аромат, исходивший от девушки. — Ты восхитительно пахнешь. Она зажмурилась, попробовав, отстраниться, но пальцы учителя успели схватить Макс за подбородок. — Лучше не дергайся, — противно прошипел Джефферсон, и грубо схватив свою ученицу за плечо, насильно повел к алтарю. Отложив пистолет на край лавки, расположенной в первом ряду, Марк подал сигнал Аманде, и та, послушно кивнув мучителю, отошла за шприцом и наркотиками. А также, за самым главным атрибутом фотосъемки — камерой. Макс не знала, что Марк наплел этой женщине, но она всецело выполняла его приказы и даже помогла приготовить дозу. Дама в возрасте, вела себя совсем не так, как при первой встрече и казалось, что она сама находится под гипнозом. У него была дьявольская харизма, способная убедить всех и каждого, запудрить мозги, пустить пыль в глаза, в этом был весь Джефферсон — сущий дьявол. — Давай, Аманда, сделай это, — он держал Макс стальной хваткой, и все ее попытки выбраться не имели под собой никакой почвы. — Миссис, прошу вас… не делайте этого, — взмолилась Макс, спихивая руки Джефферсона с себя. Как только ей удалось выбраться, он вновь схватил ее со спины, предоставив возможность своей послушной слуге ввести иглу. — Нет, стойте… Как вы можете? Это же богохульство! — Молчи, — шикнул мужчина ей в ухо, закрыв ей при этом рот. Колфилд начала мычать и извиваться, даже попробовала снова воспользоваться своей силой, но ее и след простыл. То ли церковь так дурно повлияла на способности Макс, то ли они пропали со смертью Хлои, приняв естественный ход событий, то ли она действительно видит кошмарный сон. Тогда этот сон будет для нее последним. Церковь станет ее могилой Почему она пошла на поводу у Кейт? Макс неожиданно обмякла в чужих руках и, подняв голову вверх, отчужденно стала рассматривать церковное искусство на потолке. Все эти прекрасные божественные лики, безмолвно сочувствовали ей свыше, наблюдая за ее предсмертными муками. Их глаза зазывали ее с собой, туда, где нет страданий и боли, в то место, которое люди называют раем. — Тшш, — Джефферсон снова дал о себе знать, — Вот так девочка моя, не нужно сопротивляться. Воспользовавшись, случаем, Аманда резко ввела иглу в шею затихшей Макс и послушно удалилась в комнатку для молитв. Получив дозу неизвестного наркотика, Колфилд задергалась в неистовых судорогах, все еще удерживаемая ее мучителем. То, что она чувствовала, было похоже на приход — приход чего очень страшного и немыслимого. Тело перестало поддаваться контролю и на подкосившихся ногах, она осела на пол, позволив Джефферсону манипулировать собой. Он расчистил алтарь от свечей, постелил белоснежную простыню, заранее приготовленную его пожилой помощницей, а затем, заботливо усадил свою музу на жертвенник. Макс выглядела безвольной. Джефферсон держал ее за талию, когда стягивал пальто и избавлялся от остальной одежды. Задевал манящие изгибы своими грубыми пальцами, наблюдал за ее безжизненной реакцией. Ее тело было довольно податливым, и Марк ощущал себя скульптором, который вот-вот сотворит шедевр. Она парила. — Ты не представляешь, какой чести ты удостоилась, Макс, — он подарил ей легкий поцелуй, а затем продолжил свою мысль, — Любая на твоем месте, отдала бы душу дьяволу за эту фотосессию. Мужчина наклонил ее, аккуратно укладывая на простыне, а затем накрыл нагое тело девушки светлой тканью. Вид, который предстал перед Джефферсоном, был великолепным — его любимая ученица лежала на алтаре, лицом к распятью и смотрела стеклянными глазами на божество. Вот, то чего он хотел. — Великолепно, — не поверив увиденному, прошептал мужчина, — Макс, ты выглядишь не хуже Иисуса. — Я хочу спать, — тихо сказала Макс. — Ты уснешь, обязательно уснешь, — Марк погладил ее по голове, а затем схватился за свой фотоаппарат и принялся снимать обездвиженное дитя. Она услышала голос подруги. Хлоя звала ее. Звала и протягивала руки. Как устоять от манящего зова? — Прости меня отче… я согрешила.