***
— Так ты не хочешь познакомиться? Хосок не на шутку удивляется, а Чимину ничего не остаётся, как согласиться и последовать за ним к кучке его коллег, слетевшихся, как гарпии на дичь. Он удивительно легко оказывается в эпицентре событий (да, спасибо Хосоку, что так дружелюбно и заботливо толкнул его в массы) и сталкивается буквально нос к носу с прекрасным бледным брюнетом, до боли ему знакомым. Чимин долго хлопает глазами и ему начинает казаться, что он выглядит, как придурок. А тот внимательно изучает черты лица парня напротив, приглядывается, проникает в душу одним чёрным взглядом и гипнотизирует. «Он так странно себя ведёт, — думает брюнет, чуть ухмыляясь, — видимо, парень совсем даун» Он протягивает ему руку в дружелюбном жесте, и Пак радостно отвечает тому, будучи уверенным, что ему и правда рады в этой компании. Но лишь холодная ладонь ложится поверх ладони Чимина, он понимает, что ошибся. От знакомого и когда-то милого лица веет холодом и презрением. А прикосновения к коже заставляют пробежаться по спине табуну мурашек. Нет, это какой-то неправильный Юнги. Однозначно, неправильный. Юнги резко притягивает к себе Пака и успевает ему быстро шепнуть: — Ну, вот мы и снова встретились. Движения того слишком молниеносны и слишком резки даже для Бога смерти. Никто, как собственно и сам Пак, не успевает ничего понять. Юноша отстраняется и, облокотившись на кресло, смотрит прямо на Чимина, точнее, сквозь него. — Чего завис, рыженький? Все вокруг начинают тихо шушукаться и посмеиваться. Персона нового коллеги оказалась слишком привлекательной и загадочной. Всё, что бы он ни делал, ни говорил, у него получалось в десятки раз лучше, чем у его самых искусных и опытных коллег. Он был сродни чуду, неизвестному божеству. Его аура пугала и манила одновременно. Эта тонкая грань, ведущая к концу, привлекала и самого Пака. Толпа медленно начинает разбредаться, обсуждая нового коллегу, Юнги тоже приподнимается с кресла и проходит Чимина. Пак даже не замечает ехидную ухмылку на его губах, но зато чувствует, ой, как чувствует, как его со всей силы шлёпают по заднице. — Какого? — верещит Чимин, хватаясь за пострадавшую попу, и зло смотрит на фигуру удаляющегося Юнги. Но Пака словно не слышат, и продолжают так же вразвалочку передвигаться к выходу из помещения. В этот момент Чимин ясно понимает, что его жизнь пошла под откос. Само явление Мин Юнги уже абсурдно для подземного царства. И пусть он и его коллеги жили, словно люди, но они всё же были Богами смерти, а образ этого брюнета у Чимина никак не вязался с представителем подземных сил.***
Пак сидел на подоконнике в холле. В его голове крутился образ Юнги. Точнее, два совершенно диаметрально противоположных образа Юнги: с одной стороны — ласковый и нежный в постели блондинчик, с другой — раздражительный и самовлюблённый в жизни брюнет. И сейчас Пак не мог понять, где он настоящий. Может, в тот день всё было иллюзией? Получается, он тогда притворялся? Но зачем? Поток мыслей Пака был прерван голосом, громко прозвучавшем на весь холл: — Все помнят, какой завтра день? — бодро начал босс, голос которого донёсся из динамиков. Присутствовавшие работники незамедлительно громко и дружно выкрикнули радостное «Да!». — Я очень рад, что вы, мои верные подчинённые и служащие, так любите меня и нашу работу. Поэтому завтра, в пять утра, я вас жду у главного входа в здание! Удачки, милашечки! Не опаздывайте, иначе, — голос стал чуть приглушённым, и все напряглись, — будете наказаны, — закончил он, разразившись смехом и после отключился. В холле, где обычно собирались боги смерти, чтобы отдохнуть, потрепать языками и, может быть, перекусить, поднялся гам, а затем послышался и заразительный смех. Все вокруг чему-то жутко радовались и строили какие-то планы, но вот Чимин как-то не мог уловить суть сказанного. Он работал здесь каких-то пять месяцев и особо не понимал, о чём речь. — Эй, — тянет он, осторожно подходя и дёргая своего друга за рубашку, тот не замечает парня, продолжает размахивать руками и трещать с каким-то парнем на голову выше него самого. — Хосок, блин, — начинает злиться Пак и щипает того за спину. — Ай! Мелкий, ты чего творишь?! — возмущается он и в шутку замахивается на него. — Ну, хён, извини, — мгновенно Пак смягчается и, прикрываясь руками, начинает уворачиваться от атак Хосока. Они ещё с минут пять так дурачатся, бегают по холлу, чуть не сбивая с ног остальных и вместе с Юнги, который только что вошёл в помещение. Он стоит с чашечкой кофе в руках и часто моргает, не понимая, что тут вообще творится. И если бы не Чимин, который, спасаясь от Чона, сильно толкнул Мина, он бы так остался стоять. Кофе тут же проливается на светлую рубашку брюнета, обжигает кожу, он шипит и вмиг его лицо темнеет от гнева и раздражения. Вокруг парня скапливается тёмная аура, которая отталкивает всех остальных; он с силой сжимает чашку в руках, отчего та с треском раскалывается, смотрит на бегающего и хохочущего Чимина, а глаза полностью чернеют. Весь зал замирает от напряжённой обстановки, и лишь два балбеса в лице Хосока и Чимина продолжают носиться туда-сюда, игнорируя Юнги. — Пак Чимин! — громом проносится по помещению голос Мина, и Пак тут же останавливается, а на него налетает бегущий Хосок, от чего оба падают на пол весьма комично. Кажется, что в холле темнеет, и весь воздух источает заряд, что несёт в себе Юнги. Он отталкивает Хосока, сжимает ворот рубашки его приятеля и на несколько секунд замирает, тяжело дыша. От Юнги веет чем-то ужасно опасным, что-то внутри Пака подсказывает, что его стоит избегать и сейчас не время для пререканий, но внутренний голос для Чимина кажется слабым оправданием, поэтому он не считает должным извиняться перед брюнетом. — Как же ты меня достал, — шипит сквозь зубы Юнги, это звучит устрашающе, все в зале, вместе с Хосоком, отлетают к стенам, подальше от злого юноши, а Чимин, видимо, лишён инстинкта самосохранения. — Аналогично, знаешь ли, — выдавливает из себя Пак. Он наконец-то смог что-то ему ответить. Ещё тогда, в квартире брюнета, Чимину хотелось показать своё «Я», но не вышло. Зато потом Пак ночами придумывал, что мог бы ответить ему, какую бы колкость сказал в ответ, а на днях, когда он вновь увидел парня, всё вновь загорелось и запылало внутри рыжего. Невысказанные слова, обида, злость — вот что он хотел донести тому, кто сейчас держал его над полом за воротник и прожигал своими демоническими взглядом. — Ты меня тоже бесишь, Мин Юнги, ибо вести себя как хам тебе никто не разрешал. Пак тут же припомнил, как в первый день пострадала его любимая попа от рук этого варвара, но вслух этот инцидент он так и не решился озвучить, ибо всё внимание было приковано к ним двоим, а сказать такое было бы слишком стыдно. Пак надеялся, что Юнги и так догадается, о чём он говорит. Но вскоре Чимин понимает, что, мягко говоря, погорячился. Взгляд Юнги гипнотизирует, подавляет, Пак уже не чувствует своих ног и рук. Всё будто онемело и отказало, в горле застрял какой-то ком, а дышать стало практически невозможно. Что-то душило Чимина, он не понимал что, но, глядя в глаза Юнги, понимал. Его глаза излучали невиданную Паку власть и силу, а ещё в них было что-то очень зловещее, не свойственное ни одному Богу смерти. Сколько это продолжалось, никто не мог сказать. Время остановилось. Неожиданно для всех Юнги отпустил тело парня и тот в полуобморочном состоянии с грохотом свалился на пол. Единственное, что он видел — ухмылка на губах брюнета и совсем тихое «В следующий раз, детка». Лишь тёмная фигура Юнги скрылась в дверях, весь зал ожил, засуетился как ни в чём ни бывало. В помещении посветлело и стало легче дышать, этот новенький унёс с собой что-то угнетающее и пугающее всех присутствующих. — Эй, Чимин, ты как? — Хосок тут же подбежал к другу и принялся приводить в чувства почти бездыханное тело. Младшего всё ещё потряхивало, как от разряда тока, он еле смог приоткрыть глаза и зашёлся в жутком кашле. — Чёрт, он совсем придурок, — хрипит Пак, приподнимаясь. — Не бурчи, пошли лучше со мной, — Хосок ловко подхватывает парня и тащит его на плечах в сторону ближайшего диванчика. — Какого ты вообще полез пререкаться с ним? Не видишь, какой он странный? — А кто в прошлый раз сам меня тащил знакомиться? — находит силы возразить Чимин и слабо улыбается. А в следующую секунду ему прилетает оплеуха. — Кто ж знал, что он таким мутным типом окажется, — хмурит брови Хосок, смотря на свои ладони, сложенные в замок на коленях. Пак лишь усмехается. Его вечно болтающий друг впервые за долгое время молчит и даже не пытается начать разговор. Похоже, присутствие этого парня всех привело в замешательство и вырвало из повседневной рутины. Чимин тоже молчит, во-первых, у него и правда нет сил, словно их все высосали, а во-вторых, говорить особо и нечего. Он сейчас полностью погружен в себя. Пак откидывает голову на диванчик и прикрывает глаза. Он всё пытается понять произошедшее, но вот снова его мысли заводят в тупик. Рыжий трёт виски и поворачивает голову в сторону Чона, лениво приоткрывая глаза. — Эх, Хосок, — начинает он, а парень наконец обращается к нему, — я вот хотел спросить, что завтра такое будет? — Чимин улыбается и этим самым вызывает улыбку на губах друга. — Ежегодная конференция Богов смерти. Забавно, не так ли? Пак лишь пожимает плечами, мол, его ничем не удивишь, но всё же интересуется и задаёт волнующий его вопрос: — И что там будет? — Ну, что-то вроде слёта таких как мы. Это продлится неделю, в крайнем случае — полторы. Там нам будут втирать про всякие тонкости нашей работы, изучать новые подходы по сбору душ, обсуждать возникшие в двадцать первом веке проблемы, с которыми мы столкнулись, и способы их разрешения. В общем, — вздохнул Хосок, — скукота. Чимин только непонимающе уставился на него. — Тогда почему все так радуются, если это, как ты говоришь, такая скукота? Пак видит улыбку, тронувшую губы Хосока, и тот блестящими от задора глазами, продолжает: — В этом вся и суть. Помимо лекций и прочей фигни там есть время, отведённое на досуг, ты можешь делать всё, что угодно: танцевать, заниматься спортом, осваивать основы каллиграфии или музыки — короче, что тебе по душе. А ещё в конце проводятся ежегодные соревнования. Жуткое, но и весёлое зрелище, скажу я тебе. Главный приз: возможность провести три недели на Олимпе. Прикинь, на самом Олимпе! В окружении Афродиты и Зевса! — А разве… — Пак не может подобрать нужных слов и лишь теребит рукав своей кофты, — они так хорошо общаются? Ну, в смысле, Аид и Зевс? — Пф! Ещё бы! Ими эта компания проводится уже почти двадцать лет! Они, Зевс и Аид, такой на этом бизнес замутили. Мало того, что на эту зрелищную картину приезжают посмотреть разные божества и не только, так они выявляют самых трудолюбивых, смелых, отважных и сильных работников. Так они понимают на кого им можно ориентироваться. Маркетинг, друг, пиар, спешл-эвенс и прочая фигня, да. Боги тоже, знаешь ли, в ногу со временем идут. Чимин слушает друга с открытым ртом и даже не замечает, когда Хосок умолкает и начинает посмеиваться над товарищем. — Эй! — возмущённо пищит Пак. — Рот прикрой — муха залетит. Чон получает кулаком по голове, но он уже не в силах сдержать слёзы смеха и рвущийся наружу заливистый смех. — Ты такой смешной, Чимин! — Да ну тебя! — поднимается Пак, направляясь к выходу. — Так ты поедешь? — Естественно, — глаза парня странно блестят, каким-то детским и наивным энтузиазмом, — только вот давай потом поговорим об этом. Что-то голова раскалывается. Чимин уходит, чуть покачиваясь. Всего один день, а уже столько событий…