парализован

Джихун уже неделю сам не свой. С ним определенно что-то творится. Он и раньше вел себя странно, был более раздражительным, но вот уже семь дней Джихун ни с кем не разговаривает, избегает всех и вся, прячась в студии звукозаписи, сочиняя с каждым днем все больше и больше новых строчек для будущих песен. Вчера он говорил с лидером, впустил его на несколько минут к себе, потому что Сынчоль уже совсем сильно забеспокоился не случилось ли чего серьезного с младшим. Все были в курсе, что Уджи редко делится своими проблемами, предпочитая решать их в одиночку, просто таким подавленным друзья его еще не видели. Все в нем выдавало, что эту проблему он сам решить не в силах. Джихун старался выглядеть хорошо, нанося на лицо довольно много тонального крема, но ведь когда он смывал его, все видели темные круги, которые парень так отчаянно пытался скрыть. Джихун изо всех сил улыбался на выступлениях и встречах с фанатами, даже дома, встречаясь взглядом с кем-либо из одногруппников, но потом уходил к себе, не желая ничего никому говорить, больше не притворяясь, убрав с лица фальшивую улыбку. Джихун старался питаться правильно, не пропускать приемы пищи. Поначалу выходил кушать вместе с остальными, но из-за того, что кусок в горло не лез, он перестал делать попытки накормить себя, потому что все они заканчивались провалом. Джихун ел раз в день, да и то, от силы — просто открывал холодильник и брал первое попавшееся под руку, съедал совсем немного и уходил в студию. Джихун пытался спать. Он правда очень старался не думать ни о чем. Ему правда хотелось просто закрыть глаза и уснуть. Но вот уже неделю у него получалось провалиться в сон только под утро, всего на пару тройку часов. Джихуну и самому это уже чертовски надоело! Сынчоль тихо постучал в дверь, затем вошел. Уджи даже не повернул голову, не посмотрел, кто его беспокоит, казалось, что он в тот момент находился далеко за пределами комнаты, будто летал в открытом космосе. Сидел такой уставший, грустный, похудел сильно. Лидер медленно положил руку на плече младшему, показывая этим, что пришел не расспрашивать, а просто по-дружески поддержать, погрустить вместе, чтобы на душе у него было не так одиноко. Уджи совсем никак не отреагировал на приход Сынчоля. Может, если бы вошел кто-то другой, он бы сразу притворился, что все в порядке, опять натянул бы фальшивую улыбку «ребят, все окей, не мешайте мне работать» и выставил за дверь паршивца, что потревожил его, но вот Сынчоля он не хотел обманывать. Лидер увидел на столе блокнот Уджи, в котором он пишет тексты и подошел, чтобы взять его, предварительно сообщив младшему, потому что знал, как он не любит, когда его вещи трогают без разрешения. Не услышав одобрения владельца, но и запрета тоже, старший раскрыл блокнот и начал искать стихи, которые еще не читал. Удивительно, как много он успел написать за неделю. Там было даже больше, чем текста всех их песен вместе взятых. Сынчоль прочитал одну страницу, вторую, третью и подошел к автору. — Уджи, что это? Я не уйду отсюда пока ты не расскажешь, что у тебя произошло, потому что все это, — лидер поднес блокнот прямо под нос парню, — совсем не смешно! Так вот он и узнал причину страданий Джихуна. Сынчоль все внимательно выслушал, но советовать ничего не стал, просто приобнял парня за плечи и пожелал удачи. — Он должен сам все решить, не надоедайте ему, сейчас, это именно тот момент, где ему не нужна наша поддержка, потому что она будет совсем бессмысленной и только помешает ему, — ответил лидер на все вопросы, которые задавали ему парни. Ведь они тоже хотели помочь другу. *** Джихун не знал, почему ведет себя так. Почему он всегда такой раздражительный? Почему всегда чем-то недоволен? Почему всегда такой отчужденный? Джихун правда не знал и как бы не пытался понять себя, ничего… Джихун встречается с ним, он любит его, он счастлив, но почему тогда он не может показать ему свои чувства, выразить свою любовь так, как это делает Сокмин? Джихун чувствовал себя самым счастливым человеком на всей планете, потому что его любовь оказалась взаимной и парень, в которого он влюбился, принял его чувства. Джихун очень любил, когда Сокмин прикасался к нему, обнимал, просто брал за руку или гладил, нежно так, с трепетом, говоря всякие приятности. Сокмин каждый день признавался ему в любви, от чего сердце парня билось так сильно, как только способно. И Джихун думал, что вот она, настоящая любовь, самая что ни есть настоящая. Но каким же слепым он был… Неделю назад Сокмин дал ему последний шанс. Шанс исправить то, что Джихун разрушил. Если подумать, Уджи каждый день ломал крепость их с Докемом отношений, которую потом Сокмин и выстраивал заново, признаваясь в любви, приглашая погулять, обнимая, целуя, говоря нежности. Но он делал это сам, в одиночку. Они каждый день играли в одну и ту же игру — Джихун рушил, Сокмин обратно отстраивал. Но ломать — не строить. Докему надоело, а Уджи так ничего и не понял. Джихун должен был говорить о своих чувствах, но не делал этого. Джихуну надо было хоть разок обнять любимого, но в итоге это всегда делал Сокмин. Джихун понимал, что надо пригласить парня на свидание самому, но не делал этого и Сокмин сам звал его куда-нибудь сходить. Джинун должен был посвятить ему песню, но не посвятил. Да ему достаточно было бы просто хоть раз сказать «Я люблю тебя», только не у себя в мыслях, а вслух, когда Сокмин говорил, когда Сокмин был рядом, пока Сокмин ждал. Но он не сделал ничего. Вот почему Джихуну так плохо. Он терзает себя, пытаясь изменить свое, осточертевшее и Докему, и даже уже самому ему, поведение, он борется с собой, изо всех сил пытается врезать себе, да так, чтобы прямо нокаут. Но почему ему кажется, что ничего не получается? Сегодня последний день, остались последние часы на то, чтобы опять, в тысячный раз заново построить крепость их с Сокмином любви, но вот только в этот раз этим делом должен заняться Джихун. И он уже вроде как выстраивает первый шар кубиков — фундамент крепости — когда приходит в комнату к любимому, решаясь на разговор, потому что времени все меньше и меньше, а часы громко тикают, отбиваясь эхом в сознании уставшего от самого себя парня. Сокмин смотрит на него и пытается оставаться холодным, хотя сердце ноет при взгляде на любимого, он уже думает, что готов в очередной раз все спустить ему с рук и самому заняться осточертевшим строительством, потому что Сокмин больше всего боится, что у Джихуна ничего не получится. Но он просто смотрит и ждет. И почему у него ничего не получается?! Уджи оборачивается и идет к выходу, пытаясь понять, почему, ну почему, черт побери, он каждый раз чувствует себя парализованным, когда хочет сделать шаг к Докему. Ему сложно это объяснить не то что Сокмину, но и самому себе. Но Джихун и вправду не чувствует ни рук, ни ног, ни языка, ни сердца, когда хочет проявить нежность. — Если ты сейчас уйдешь, это конец, прости, — цепляясь за последнюю возможность удержать его, говорит Сокмин. Но Джихун закрывает за собой дверь. Он сидит на диване, не плачет, потому что зачем слезы лить, сам виноват. Он читает стихи, которые записал в своем блокноте за эти мучительные семь дней и старается свыкнуться с мыслью, что Сокмин ему больше не парень. Все стихи грустные. Депрессивные. И все они о любви к нему. Но Джихун берет ручку и начинает писать, одна строчка, еще одна, черкает, опять пишет и улыбается. *** Он с уверенностью открывает дверь и садится на стул, устраиваясь поудобнее, и начинает играть на гитаре. — Я скажу тебе кое-что, — тихо говорит Джихун, допев, несколько минут назад написанную, песню, которою только что посвятил Сокмину, — готов? — Ага. — Я написал ее для тебя. — Мне понравилось, спасибо. — А знаешь почему я ее написал? — Ты всегда песни пишешь. — Я люблю тебя, Сокмин. Поэтому. Сокмин начинает широко улыбаться и хлопает ладошкой по кровати, приглашая любимого сесть поближе, а Джихун садится и крепко-крепко обнимает парня, еще несколько раз повторяя, как сильно любит. Построил! Он наконец-то ее построил...