We're sewn together She’s born to mesmer Beside, astride her I die inside her
Placebo — Space Monkey
В тёмной душной комнате, пропахнувшей кофе, на экране небольшого монитора горит окошко Skype с кучей непрочитанных сообщений. Раздражающий звук уведомлений, разрезающий тишину окружающего пространства на мелкие куски, пробирающиеся в уши противным звоном, раздаётся примерно раз в полминуты, оповещая ещё об одном наборе слов, способном сделать больно и заставить скулить, забившись в холодном углу. 2:34 Suga: Тэхён, мать твою, ответь мне! 2:34 Suga: Тэхён, не играй со мной! 2:35 Suga: Тэхён-а, мне так плохо… 2:35 Suga: Это всё из-за тебя, мразь! 2:36 Suga: Я вспорю тебе живот, как вонючей свинье, и задушу кишками этого грёбаного психотерапевтишку, посоветовавшего сблизиться с тобой. 2:37 Suga: Тэхён-ни, ты нужен мне… 2:37 Suga: Да твою-то мать, ссаный ты задрот, если ты сейчас же не ответишь, я сделаю что-нибудь очень плохое. 2:38 Suga: Да, Тэхён, я выйду из дома, потому что могу, в отличие от тебя, пойду в самый днищенский отстойник для потерянных наркоманов и шлюх, нажрусь в сопли и трахну любого обдолбанного смазливого ублюдка ради удовольствия, а ты будешь жевать сопли и мариноваться в своей сраной конуре, поехавший ты урод. 2:40 Suga: Удачного гниения в персональном аду. 2:40 Suga: Тэхён, я пошутил. 2:41 Suga: Тэ, пожалуйста… 2:41 Suga: Мудак! 2:42 Suga: Я прибью тебя, сука, я реально тебя убью, если ты сейчас же не поднимешь чёртову задницу с пола и не напишешь хотя бы слово, чтобы я знал, что ты там ещё не захлебнулся в слезах. 2:43 Suga: Я волнуюсь за тебя, чёрт побери. 2:44 Suga: Хотя, знаешь, мне похуй. Серьёзно, похуй. Делай, что хочешь, а я ушёл. Заебался разговаривать сам с собой. Тэхён сидит на полу неподвижно, обхватив колени руками и уткнувшись в них носом, пропитывая ткань домашних брюк горячей соленой жидкостью, ставшей для него роднее водопроводной воды. Он тихо всхлипывает при каждом новом оповещении, желая оглохнуть, но борясь с огромным порывом взглянуть на экран хоть мельком. И хоть он совсем расклеен, хоть часто себя ненавидит, хоть боится того, что может поджидать за дверью квартиры, где люди копошатся повсюду так же суетливо, как муравьи, он ещё не утерял последние крупицы гордости. И кого Тэхён пытается обмануть? На самом деле всё куда хуже, чем он может себе представить, потому что… Потому что Мин Юнги. Потому что Мин Юнги единственный. Единственный, с кем Тэхён может поговорить. Единственный, кто может его понять. Единственный, кто старается принять его настоящим: таким, какой он есть. Не всегда получается. Не всегда что-то идёт так же гладко, как было в фантазиях и красочных снах. Не всегда Юнги способен держать себя в руках, раздражаясь от каждой мелочи. Не всегда Юнги мягкий, как рисовый пирожок. Тэхён боится. Боится подняться на ноги, боится подходить к столу, боится читать, холодеть и отвечать. Подобное случается не впервые. Подобное стало обыденностью, но не привычкой. Юнги часто меняется. Меняется так же круто, как если бы страдал раздвоением личности. Тэхён знает, что происходит. Тэхён знает, что по-другому быть не может. Тэхён в курсе, что Юнги психологически нестабилен, но ему плевать. Плевать, ведь Юнги особенный для него. Единственный. Но он боится. Он боится сталкиваться с ним в таком состоянии. Он боится разозлить его ещё больше. Он боится взять из шкафчика в ванной один из нескольких пузырьков с таблетками, выписанными его психотерапевтом. Он боится желания забыться, чтобы в следующей жизни всё снова было так же, как несколько часов назад, когда они живо обсуждали очередной любимый фильм. Их мало. На самом деле. Чертовски мало. Они разные. Они разные настолько, насколько разными могут быть этнические культуры или даже Ад с Раем. Пока Тэхён сидит дома один на один с депрессией, боясь общества, закрыв шторы, убежав от реальности и запасшись едой на месяц вперёд, Юнги разгуливает по Тэгу без проблем и вертит наивными людьми так, как того захочется, ведь ему это нравится. Нравится манипулировать. Нравится делать больно. Нравится быть главным. И не нравится, когда Тэхён не поддаётся на его провокации. Когда Тэхён лучше забьётся в закуток пространства между шкафом и кроватью, чем будет плясать под его дудку. На этом, быть может, они до сих пор держатся. Держится их шаткий фундамент общения. Но на следующий день Юнги напишет, что ничего не помнит, что не мог творить подобного, что не мог обидеть Тэхёна, потому что хочет быть его близким другом, но история сообщений не врёт. Эмоции не врут. Не врут глаза. И хоть Тэхён часто под антидепрессантами и не может без них жить, галлюцинации к нему не приходят. Он всего лишь боится. Боится потерять Юнги. Поэтому соглашается. Поэтому уступает. Поэтому улыбается, когда Юнги желает ему доброго утра и присылает фотографию вида из своего окна, чтобы Тэхён увидел, что творится снаружи. Снаружи его бетонной крепости. Для него Юнги проводник в мир. Не считая мучительных походов к психотерапевту, дающихся с трудом, ведь пора что-то менять и быть нормальным. Нормальным по меркам ненормальных людей. Ещё один пункт. Ещё одна связь. Но есть связь крепче. Крепче, больнее и намного абсурднее для всего остального мира. Если Юнги узнает… Если Юнги поймёт, что будет дальше? Тэхён не хочет его терять. Тэхён не хочет снова оставаться один. Тэхён не хочет калечить себя из раза в раз и носить только закрытую одежду, потому что он дурак, а боль — единственный вечный друг. Он просто хочет быть рядом в реальности. Наверное. Хотя бы попробовать. Попробовать подпустить так близко, насколько возможно. Близко, жарко, неправильно, порицательно, отрицательно. Просто потому, что Тэхён любит Мин Юнги. Болезненно любит. Он влюбился в те редкие встречи в приёмной, в разговоры по ночам, в шипящий хриплый голос в не самых качественных наушниках. В обсуждения просмотренного в одно время аниме, в откровения на уровне тайн, в любовь к одинаковой музыке, которой очень мало. В фарфоровое, бледное осунувшееся лицо, искажённое дешёвой веб-камерой, в распитие алкоголя друг с другом по разные стороны мониторов, когда его улыбка ярче пробивающихся сквозь шторы лучей солнца. В те редкие ночи, когда Тэхён засыпал под звуки его размеренного дыхания, зная, что он видит хорошие сны, в то, как он изящно курит, пуская кольца сигаретного дыма. В холод, в оскорбления и срывы, в пожелания смерти, в обвинения и угрозы, и даже в самые пугающие слова о том, что он уйдёт и оставит Тэхёна одного. В Мин Юнги, который очень опасен для общества. И для него. Для Тэхёна он опасен тоже. Катастрофически. — У нашей истории может быть счастливый конец? — шепчет Тэхён хрипло, убирая мокрую тёмно-русую чёлку в сторону и закрывая глаза, потому что теперь он сможет уснуть. Потому что он проглотил пару таблеток снотворного, дотянувшись до тумбочки, вспомнив, что там есть ещё немного, и сейчас у него есть целые сутки на сон, в котором они вместе и абсолютно нормальные. Сумасшедшие по стандартам всего остального мира. 7:23 Suga: Прости меня, Тэ. Прости, что ушёл вот так. Ты выспался? На улице свежо, потому что идёт дождь. Я вымок, как собака, и мне почему-то грустно. 7:37 Suga: Тэхён? 7:45 Suga: Твою мать…***
— Тэхён, как дела с твоей социофобией? — поправив чёрную дужку очков, мягко интересуется доктор Ким Намджун, внимательно наблюдая за поведением парня напротив, что зажался в кресле и перебирает пальцами рукав безразмерной чёрной толстовки, скрывая под тканью россыпь шрамов и подживших порезов. Тэхён вздрагивает, услышав главный вопрос, закусывает полноватую губу с милой родинкой и тяжело сглатывает, боясь поднять глаза на психотерапевта. Прогресса нет никакого. Тэхён застрял где-то на тупиковой ветви и боится сделать шаг вперёд, ведь это выше его сил. Выше его сил подойти к кому-то. Выше его сил заговорить с кем-то. Выше его сил выйти из дома и ловить на себе осуждающие взгляды. И если со вторым он ещё хоть как-то справляется, с трудом перебарывая себя, натягивая капюшон на глаза и затыкая уши наушниками, первое не даётся ему вовсе. Только так. Только один на один с квалифицированным специалистом, который иногда кажется сущим шарлатаном, совсем не пытающимся его понять. — Никак. Я не смог сделать ни единого пункта из ваших рекомендаций, — понуро отвечает Тэхён, отводя взгляд в сторону небольшого аквариума с одной милой рыбкой, и неравно облизывает губы. — Думаю, вам стоит выписать мне что-нибудь посильнее. — В этом нет необходимости, — вздыхает доктор Ким, откинувшись на спинку кресла и устало потерев переносицу. — Ты же и сам знаешь, что в твоём случае для выхода из депрессии необходимы и определённые положительные эмоции, которые невозможно получить от таблеток и прочего бездушного фактора. Понимаю, это практически за гранью, но мы слишком долго топчемся на одном месте без весомого прогресса, чтобы отбросить потребность в живом общении. Могу прописать что-нибудь ещё для купирования страха, если пожелаешь, но не более. Страх есть в любом случае. Страх сильный, не подавляющийся никакими таблетками, никакими увещеваниями, никакими россказнями, что ему может стать лучше. Но иногда... Иногда Тэхён чувствует себя слишком одиноким. Иногда недостаточно людей в голосовых чатах игр, сериалов и кино. Иногда хочется постоять с кем-то под дождём, пробежаться по лужам, как в романтических фильмах, и заснуть под одним одеялом. Часто Тэхён чувствует себя отвратительно неполноценным. Поёрзав в кресле, потрепав пальцами протёртую дырку на джинсах, он попытался быть откровенным: — Знаете, доктор Ким, иногда я ловлю себя на мысли, что мне безумно хочется быть с кем-то, — сцепив пальцы в замок, басит Тэхён, решительно смотря на психотерапевта из-под густой чёлки, подмечая его явное недовольство ситуацией. Это пугает. Это заставляет считать себя ещё большим ничтожеством. — Найти того самого подходящего человека и никогда его не отпускать. Влюбиться до дрожи, до помутнения рассудка, до боли от недолгой разлуки. Это можно считать прогрессом? Я боюсь, но… Но я хочу попробовать. Хотя бы ради того, чтобы вы не смотрели на меня, как на идиота. — Безусловно, это замечательный прогресс, который нужно обсудить подробнее, вот только… Разве я смотрю на тебя, как на идиота? — совсем не удивляется доктор Ким, опустив глаза на лежащие перед ним бумаги, где ровным почерком в карте пациента выведено: тревожность, низкая самооценка, чувство никчёмности, сосредоточенность на чужом мнении, возведённые в абсолют негативные убеждения, отказ от общества и повседневности в целом, боязнь контакта с людьми в силу пережитых в прошлом событий, самоистязание, суицидальные наклонности. Диагноз: социофобия, реактивная депрессия. Лечение: изменение депрессивных убеждений посредством антидепрессантов, транквилизаторов и когнитивной терапии.***
Мин Юнги, копаясь в смартфоне, бодро поднимается на третий этаж в офис доктора Ким Намджуна. На экране его смартфона угадывается окно чата Kakaotalk с несколькими непрочитанными сообщениями. Он просматривает историю быстро, хмурит брови и презрительно скалится, проклиная своего придурка психотерапевта за эту отвратительную терапию, благодаря которой ему приходится злиться больше обычного. Такие отношения ему не подходят. Истеричные дамочки, требующие внимания и денег, ему не подходят. Те, из которых нельзя вить верёвки, ему не нужны. Сунув телефон в карман узких чёрных брюк, Юнги распахивает дверь в приёмную и быстро проходит внутрь, встречаясь взглядом с миловидным шатеном, сидящим на ресепшене. Он улыбается ему довольно лучезарно, уже предвкушая в уме отличный трах, после которого бросит его, как последнюю блядь, но весь положительный настрой утекает сквозь пальцы сразу после того, как в Юнги врезается тёмное высокое тело. Он чувственно матерится сквозь зубы, отшатывается в сторону и окидывает взглядом понурого парня с загнанным видом. — Простите, — лопочет высокое тело скомкано, накидывает на голову капюшон, пряча под ним проникновенный взгляд шоколадно-карих глаз, и пытается обойти Юнги по правому боку, но тот быстро хватает его за локоть, от чего парень вздрагивает и замирает как вкопанный. Вышедший из кабинета психотерапевта Ким Тэхён резко останавливается, поворачивает голову и натыкается взглядом на прожигающий холод в глазах бесцеремонного незнакомца, затягивающий в самую глубокую пропасть. Время вокруг словно останавливается, а на Тэгу вдруг опускается иллюзорная завеса густой тьмы, пожирающей всё на своём пути, забивающей лёгкие солёной морской водой. Сглатывается медленно и неприятно; сердце стучит в висках. Магнитные полюса в действии: сдавливают грудь и подкашивают колени. В тяжёлом блокноте Судьбы ещё один исключительный росчерк. Неизбежность. Безысходность. Жестокая насмешка. Эксперимент. Повисает неловкое молчание: секретарь за столом от удивления приоткрывает рот, внимательно наблюдая за развернувшейся перед глазами сценой, а Юнги цепким прищуром всматривается в стремительно бледнеющее симпатичное лицо, наблюдая за медленно скользящим по губам кончиком языка. И так оно его злит, так по нему хочется проехаться кулаком, чтобы навек испортить эту музейную красоту, так сильно хочется сжать этот идеальный подбородок и сломать этому повёрнутому — а других тут не водится — плейбою пару костей, что Юнги неосознанно сжимает кулак свободной руки и до скрежета стискивает зубы, пытаясь не сорваться. — Перед собой смотри, когда по помещению ходишь, придурок, — хрипит Юнги враждебно, а парень резко дёргается, словно выплывает на поверхность, и нервно выдёргивает руку из больной хватки, безусловно оставившей маленькие синяки от музыкальных пальцев на нежной карамельной коже. — Я уже извинился, — бурчит Тэхён невозможно низким басом, вдыхает терпкий запах вишни, скользит испуганным взглядом по хрупкой на вид фигуре, смазливому лицу и осветлённым волосам, молясь, чтобы этот дерзкий коротышка не раздул из мухи слона, потому что лишние проблемы Тэхёну не нужны. Юнги недовольно фыркает вслед, когда парень нервно ведёт плечом и, пошатываясь, идёт в сторону двери, вылетая из приёмной с крейсерской скоростью. И смотрит в удаляющуюся широкую спину горящим от злости взглядом, потому что это слишком. Слишком злит. Слишком идеальный. Слишком надменный. Слишком притягательные черты лица. Слишком приятный на слух голос. Слишком забитый. Слишком инородный для этого места. Гнев застилает глаза. — Доктор Ким ждёт вас, — отвлекает Юнги от фатальных мыслей секретарь, который успел несколько раз мысленно перекреститься, опасаясь потасовки, — проходите в кабинет. — А кто это был? — полностью проигнорировав слова статного мужчины, на бейджике которого красуется имя «Ким Сокджин», заинтересованно спрашивает Юнги, подходя ближе. — Не думаю, что имею право разглашать подобную информацию, — улыбается Ким Сокджин сдержанно, указывая взглядом на дверь. — Лучше идите на приём. Юнги закатывает глаза и вздыхает горестно, но в кабинет психотерапевта всё же заходит, не замечая, что до сих пор до боли сжимает кулак. Он захлопывает дверь громко, жмурится от обилия пастельных тонов и проходит к креслу, садясь раскованно, складывая ногу на ногу. Ким Намджун из-под очков окидывает его обеспокоенным взглядом, подмечает напряжённую мимику, выраженную складкой меж бровей и поджатыми губами, знаменующую новый приступ гнева, и открывает новую карту пациента, закончив с предыдущей. Есть ли вероятность? — Как дела, Юнги? — выкинув из головы постороннюю информацию, вкрадчиво спрашивает Ким Намджун, поправив полы чёрного пиджака. — Хочешь мне что-нибудь рассказать? — Хочу, — нервно хрипит Юнги, подёргивая стройной ногой, скользя недовольным взглядом по верхней части намджунова тела, мысленно хваля его за стиль и зелень в русых волосах. — Хочу рассказать, что терапия твоя — дерьмо собачье. — Что-то случилось? — взяв ручку, доктор Ким подцепил ногтями чистый бланк с твёрдым намерением выписать новый рецепт. — Я ведь говорил, что легко не будет. — Эти девушки из чатов отвратительны, — слегка неразборчиво шепелявит Юнги, неосознанно поправляя чёлку, лезущую в глаза. — Они меркантильны, истеричны и думают только о себе. Не думаю, что смогу сблизиться хоть с одной из таких особ. — Замечаешь некоторые сходства, да? — беззлобно совсем не шутит доктор Ким, устраиваясь за рабочим столом поудобнее, желая быть с пациентом на равных. — Видишь ли, чтобы сдвинуться с места, тебе как раз необходимо столкнуться с подобным поведением лицом к лицу и прочувствовать на собственной шкуре все его негативные стороны. Если ты посмотришь на себя как бы со стороны, сможешь впоследствии значительно легче разобраться в некоторых проблемах. Тот факт, что тебе это не нравится, уже говорит о многом: например, что ты прекрасно понимаешь, как выглядишь в глазах других. Если осознаешь это до конца и примешь, как факт, сможешь перейти к следующему этапу терапии. — Да пошёл ты со своим анализом, — расстегнув молнию чёрно-красного бомбера, потому что в кабинете, кажется, невыносимо жарко, рычит Юнги сипло, — я сейчас слишком зол, чтобы думать о чём-то подобном. Выпиши лучше каких-нибудь успокаивающих колёс, иначе я за себя не отвечаю. — И почему же ты зол? — внося некоторые заметки, интересуется доктор Ким, вовсе не удивляясь подобному отношению со стороны Мин Юнги, ибо так проще. С антисоциальными пациентами иметь дело довольно-таки трудное занятие. Особенно тогда, когда терапия не имеет никакого эффекта. — Потому что… — начинает Юнги более сдержанно, но быстро срывается на бурчащий хрип, — он такой, знаешь… Такой бесячий. Такой идеальный. Такой… Я хочу его. Хочу его растерзать. Сломать. Растоптать. Сделать своим. Диагноз: диссоциальное расстройство личности, гетероагрессия. Признаки: отвержение социальных норм, неспособность поддерживать взаимоотношения, испытывать чувство вины и сострадание, манипулятивность, лживость. Необоснованная агрессия, раздражительность в мелочах, импульсивность. Лечение: Когнитивно-поведенческая терапия, осознание проблемы, нейролептики.***
Юнги стоит в тёмной подворотне, закурив вишнёвый «Ричмонд» и привалившись спиной к холодной кирпичной стене, вглядываясь в лица редких случайных прохожих, выискивая среди них одно единственное нужное. Он не смог забыть его. Он не смог выкинуть его из головы. Он не смог перебить оставшийся на коже едкий взгляд. Вернувшись домой после сеанса, Юнги попытался забыться в алкоголе и косяке, но образ забитого и невозможно красивого парня из приёмной настолько въелся в его сознание, что не вытравливался даже крепким виски и хорошим настроением. Осознание незнания о нём ничего, кроме возможного диагноза, злило ещё больше, чем запомнившийся загнанный взгляд. Юнги должен узнать. Юнги должен стать для него кем-то. Юнги должен привязать. Обязательно. Иначе кому-то будет плохо. Иначе Юнги выйдет из себя. Иначе Юнги оборвёт все цепи, сдерживающие монстров у него внутри. Солнце медленно садится за горизонт, ветер становится порывистее и холоднее, а время сеанса «капюшона» давно подошло к концу. Юнги тушит окурок об асфальт, смотрит сначала на часы, кутаясь в кожанку, а после прикрывает глаза и пытается глубоко дышать: знакомая чёрная ветровка маячит шагах в двадцати. Гнев вспыхивает с новой силой, радужки прищуренных глаз чернеют, а кулаки сжимаются сами собой. Нельзя быть таким беспомощным на вид. Нельзя быть таким. Вселенная сыграла с Юнги плохую шутку, позволив встретить такое нереальное существо. «Капюшон» в двух шагах, смотрит лишь под ноги, в ушах наушники, и в тишине улицы можно разобрать классические мотивы. Голова опущена — он явно избегает лишних взглядов, — густая чёлка разлетается на ветру, руки в карманах, походка твёрдая и быстрая. И за километр видно, что ему некомфортно находиться на улице, а это злит Юнги ещё больше. Он не должен быть таким. Он уникален. Когнитивный диссонанс имеет место быть. Когда парень проходит параллельно Юнги, совсем его не замечая, он чертыхается, закусывает губу, снова резко хватает его за руку, сжимая запястье до синяков, разворачивает к себе, ловит полностью растерянный взгляд, полный страха, и толкает «капюшон» к противоположной стене. Он вжимает парня спиной в красный кирпич, придвигаясь совсем близко, чувствуя чужую дрожь и шумно выдыхая в подрагивающие губы. Идеальные губы. Манящие губы. Нельзя иметь такие губы какому-то зашуганному задроту с богичной внешностью. Просто, блядь, противопоказано. — Чт-то… — заикается Тэхён, еле удерживаясь на подгибающихся ногах, почти касаясь губами губ незнакомца, пытаясь не сорваться на крик и желая прямо сейчас рассыпаться в прах. — Что тебе от меня нужно? — Твоё имя и контакты, придурок.