Портмановская Революция или Как Сильно О'Коннор Ненавидит Искусство.

Пожалуйста, не умирай, Или мне придется тоже. Ты, наверно, сразу в рай, А я не думаю, что тоже...*

— Расскажи, как ты себя чувствуешь? Интерн внимательно смотрел на небольшой экранчик, который раскрывал ему все лёгочные тайны Джейкоба. — Чувствую себя большим рождественским подарком на конвейере. МРТ — единственная процедура, которую он любит. Мальчишке нравится, когда аппарат перевозит его через голубой свет лампочек. Не многим дается увидеть в этом что-то изысканное. — Ты большой подарок для меня и ты в курсе, — Енох крикнул через стекло, что их разделяло, нажал на кнопочку, и аппарат издал какие-то инопланетные звуки, двигая Джейка подальше, — но давай-ка на чистоту. Джейки, как ты? — Не идеально. Мне дышать ещё труднее, чем раньше. О'Коннор увеличил изображение лёгких на компьютере. — Сэм, смотри — обратился он к товарищу, — опухоль увеличилась. — Да она огромная, приятель! — Тише ты! – Енох ближе наклонился к экрану, — когда там было обследование Джейкоба в последний раз? — Два дня назад, судя по журналу... И она была на сантиметров семь меньше, О'Коннор. Что с ним происходит? Но кучерявый не ответил, и очевидно почему. Если он произнесет это в слух, то просто не сможет устоять на ногах, рухнет на пол и заорет: "ПОЧЕМУ С ПОРТМАНОМ? ПОЧЕМУ СО МНОЙ?" Он думает, что Вселенная распускает его вышивку-жизнь нарочно, но это не её рук дело. Просто ниточка-Портман понемногу рвется. — Джейкоб, почему тебе приспичило умирать прямо сейчас, когда у интерна всё и так отвратительно? — У нас, у Революций, не принято щадить слабых, кареглазых врачей, извините. • • • • Весь оставшийся день Енох мечется по больнице, собирая медицинские карты других пациентов. (Не) может же быть, чтобы ни у кого не было чего-то похожего. Парень кипит, и он бы хотел остыть, опрокинув пару стаканчиков янтарной жидкости, но разве у него получится напиться так атмосферно, как раньше? И снова воспоминания, снова Гринтаун, Виктор, двенадцать сорок четыре, и тогда Еноху ясно, что стоит сделать — немедленно возненавидеть бухло. Всё, что связано с потерями — исключить из списка "греет сердце". — Енох? — В архив Чикагской больницы входит Хейзл, тихо постучав по двери пальчиком перед этим. — М? — интерн не поднимает головы и даже не здоровается с подругой. — Я слышала о Джейке. Мне безумно жаль. — Молчи, — кучерявый отвлекается от бумаг, дерзко швыряя пару листов с анализами на край стола, — молчи, и не говори так больше никогда. Он не умер, ясно? — Снимай свои розовые очки, О'Коннор. — девушка не злится, она умоляет, потому что ей не все равно. Сосед слишком дорог ей и её семье. Хотя, даже если бы всё сложилось не так — Хейзл просто не хочет снова увидеть симпатичного врача, курящего на лестничной площадке в состоянии полу анабиоза. Девчушка очень любит жалеть. — К счастью, сегодня я забыл их дома, Флэтчер. Уходи, пожалуйста, если здесь тебе ничего не нужно. — Тебе нужно. — Медсестра тянется за медицинской картой, датированной прошлым годом и кладет её прямо перед врачом. — Это Тристан Томсон, его опухоль увеличилась на чертова сантиметра четыре за два дня. — Спасибо, — юноша хватается за документ. — Нет, Енох, — рыжеволосая Флэтчер выходит из архива, — тот парнишка умер. Она уходит налево, в свой кабинет, а через несколько минут возвращается с двумя кружками горячего кофе. — Я останусь здесь и помогу тебе, потому что Портман не посмеет, пока ты в стенах больницы, — Хейзл садится рядом и устало массирует виски, — ты, чертов идиот, с ума ж сойдешь. • • • • Угольных волос совсем нет на голове Джейкоба, и тот теперь носит кепку. Красивую, конечно. Но он не хочет этого, однако нельзя же быть таким уродцем перед Енохом. Мальчика сильно тошнит после химиотерапии, и он едва успевает сорвать с тумбы пустую кружку и избавиться от гадости в своем желудке, которая тоже, по его мнению, мешает дышать. Всё мешает ему вздохнуть, хоть ещё разочек опробовать чистого воздуха. "Если я сейчас умираю, то хочу, чтобы это прекратилось быстрее. Я больше не могу..." Портман закрывает глаза и тихо плачет, прикрывая ладошками лицо. Ему больно глотать собственные слёзы и от этого становится ещё хуже. Джейки больше ничего не может. Юноша знает, что нужно успокоиться, нужно перестать и беречь в себе немного энергии, поэтому начинает думать о чем-то интересном, что требует большо-ого анализа. "А Константин Федорович тоже плакал, когда ему было сложно?" • • • • Ближе к ночи О'Коннор крадется в палату Джейкоба и вешает что-то огромное напротив его кровати на саморез, а затем ложится рядом с ним, натягивает на худое тело одеяло и обнимает. — Спокойной ночи, мой хороший. У Еноха сейчас переворачивается всё внутри и он вспоминает, как встретил этого мальчишку впервые, год назад. И каким он был недотёпой на первый взгляд, и каким сильным оказался. О'Коннор прокручивает в голове те дни, когда они с Портманом, однажды, пошли вместе в столовую, и за столиком болтали о всяком разном: о аллергии Джейкоба на молочные продукты, его страстной мечте побывать в Спальнях Ван Гога**, о том, как кучерявый интерн, однажды, ходил на бальные танцы, и как краснел на первом выступлении. А зимой, когда в онко-центре отключали отопление, Джейки натягивал на себя одеяло и кричал: — Хей, а я Каспер! А О'Коннор смеялся, прыгал на кровать рядом с мальчишкой и щекотал его. — Ага, Каспер, промерзший до костей! Енох скучает по этому. Пускай ему уже двадцать один, но он не прочь бы поиграть с Джейкобом в "Ассоциации" или в нашествие призраков. Енох думает, что у тех времен есть свой запах. Вечерние разговоры пахнут травяным чаем — они успокаивают и приятно кружат голову, а вечные глупые забавы лимонными леденцами — так же сладко и приятно, да и заканчиваются не скоро. А сейчас от всего химозно тянет лекарствами или спиртом, утренней тошнотой или отвратительным больничным кофе. Не приятно, в любом случае. — Я всегда буду любить тебя, Енни. Прости меня. — Портман крепче прижимается к груди интерна и засыпает. • • • • На следующее утро Еноху очень нужно уехать на другой конец города, чтобы помочь семейству Брантли с переездом в Калифорнию. "Заберите меня с собой в Калифорнию!" На самом деле, О'Коннор морально умирает и невероятно хочет свалить из всей этой раковой баламути, но парня здесь держит кто-то поумирающей. И он не винит бледного Джейки, нет. Он винит себя за то, что не может остаться с ним, когда тот ужасно себя чувствует. С Джейкобом остается новенький интерн Коди, которого проинформировали обо всем, что касается самочувствия мальчугана. Или нет. О'Коннор целует Джейка в лоб и покидает больницу, обещая, что вернется после обеда, а тот, в свою очередь, нежно обнимает, благодарит за ночной подарок — у Портмана снова есть "Новая Планета" на стене! — Прости меня, Енни! — Мальчишка кидает это зачем-то вслед кучерявому. Зачем-то... — Знаешь что, Коди? — Джекоб обращается к наблюдающему, — я бы хотел попросить немного какао. Это всё, что мне нужно. — Если ты уверен — хорошо, оставайся здесь. Когда новенький вошёл в палату, сероглазый выхватил у него из рук стакан горячего молочного напитка и принялся заливать его в горло — он пил так по-зверски, что какао текло по шее, под медицинскую рубаху, и мальчишка Коди был в полном ступоре. Но было поздно. У Джейкоба случился анафилактический шок из-за молочной аллергии. • • • • Вокруг мальчугана кружилось уже трое врачей. — Адреналин! Адреналин! Нужен адреналин! Портман ничего не воспринимал, не видел сквозь матовое стекло его же глаз: мальчик покрывался бордовыми волдырями и лихорадочно трясся в приступе анафилаксии. — Джейки, солнышко, — Хейзл била Джейка по щекам. — Говори со мной! Я тут, смотри на меня! — Я сделал так... Семнадцатилетний едва мог говорить, но это ему и нужно. Нужно, чтобы поскорее избавиться от этой боли. — Я пил молоко, — по щекам мальчика бежали горошинки слёз, смешиваясь с потом, он едва мог говорить/постанывать, – Еноху лучше без меня... Революция потерпела крах, убила себя самостоятельно, закрывая глаза и спокойно, в последний раз, выдыхая. Это сильно, что бы вы не говорили Его реформы — не для всех...