Loving can mend your soul

Пятница. 15:45. One Republic – Good Life — Итак, вашим заданием до конца семестра станет фильм. Документальный. И мне плевать, будет ли это какая-то социальная проблема или же вы решите снять пьяного бездомного на улице, закидывая его мелочью. Тема свободная, время самого фильма не ограничено, но думаю, что люди, которые посетят презентацию, будут не очень-то счастливы, если ваше кино растянется на пару часов, да? — Эвен едва ли успевает записывать в свой ежедневник все, что говорит мистер Хокинс, — их безумный преподаватель, каждый раз показывающий, кто в этой аудитории главный, — потому что бессонная ночь, проведённая за ноутбуком, дает о себе знать жуткой усталостью и ощущением крупинок песка в красных глазах. А еще Хокинс без конца повышает голос, жестикулируя, впрочем, как и всегда, только в этот раз Нэсхайму хочется заткнуть его не закрывающийся рот большим зеленым яблоком, которое Соня закинула в его рюкзак этим паршивым утром. — Я думаю на сегодня это все. Вы свободны. «Ну, неужели» — мысленно фыркает Эвен, в темпе скидывая свои вещи в рюкзак и мельком взглянув на наручные часы, спешит выбраться из аудитории самым первым, надеясь не получить очередной выговор за свое опоздание на работе. Все же ему нужны деньги, иначе кто-то из его одногруппников снимет фильм про него на ту самую тему, о которой говорил их препод. Бездомный, которого закидывают не только мелочью, но и всяким дерьмом, типа шкурок от бананов и маленькими камнями. Да уж, такая вот нынешняя молодежь, и Нэсхайм всерьез мог бы задуматься о том, чтобы выбрать эту банальную тему, но, знаете, ему всегда, с самого первого дня в киноакадемии, хотелось доказать этому мудаку Хокинсу, что он чего-то стоит. Эвен обещает самому себе, что снимет достойную документалку и уделает этого придурка раз и навсегда. Да, возможно, немного самоуверенно, но это всяко лучше, чем трястись и загонять свои идеи в угол. *** 16:29. Что ж, вся его самоуверенность разлетается в пух и прах, когда он залетает в теплое помещение кафетерия, на ходу стягивая с себя шапку и шарф, потому что… Потому, что пара темно-карих разъяренных глаз смотрит на него так, что он готов провалиться сквозь землю. — Ты опять опоздал на работу, и Карен пришлось брать твои часы, — знаете, Эвен бы предпочел, чтобы на него наорали, чем говорили тихим и наполненным строгостью голосом. Эллен, его босс, которая готова прямо сейчас убить его шпилькой своей туфли, воткнув ее ему в шею, складывает руки на груди, а Нэсхайм чувствует себя провинившимся подростком. Ко всему прочему, он еще и начинает ненавидеть свою жизнь, потому что, черт возьми, почему все наваливается на него, как вещи из шкафа, в спешке засунутые на полки? — Извините, но Вы же знаете, что у меня учеба, — тараторит он, одновременно скидывая свои вещи в подсобку, а после трясущимися то ли от холода, то ли от волнения пальцами завязывает фирменный черный фартук на крепкий узелок. — Это последний раз, когда ты отделываешься выговором, понял? Ох, она говорит так каждый раз, но отчего-то именно сейчас Эвен не может ей не поверить. — Есть босс, такое больше не повторится, — кривая улыбка, морщинки вокруг глаз, и Эвен надеется, что его очарование сработает на эту женщину каким-то волшебным образом. И, кажется, работает. Она бросает на него короткий взгляд, и, изящно развернувшись на каблуках, скрывается за дверью своего кабинета, оставляя его один на один с барной стойкой, кофе-машиной и мыслями о фильме, которые вновь возвращаются в его голову. Ну, так вот, о чем это Нэсхайм? Ах, да, точно, о самоуверенности, которая испаряется, как сигаретный дым в воздухе. Он принимает заказ, приветливо улыбаясь милой девушке, которая смущенно отводит глаза в сторону, и на автомате делает долбанный кофе, от запаха которого его уже конкретно тошнит, как какую-то мамашу, страдающую токсикозом. И его мысли снова возвращаются к заданию, которое должно быть у него в приоритете. «Возможно, дурацкая идея о фильме про бездомных не такая уж и дурацкая» — думает Эвен, отстранено оглядывая уютное помещение. Возможно, он и правда ничего не стоит, а его фильм никогда не будет показан на презентации, после которой Нэсхайма могут заметить влиятельные люди, чтобы помочь пробиться на несколько ступеней выше. Возможно, его дело — это рисование глупых картинок на салфетках в кафе и фильмы, до которых никому и никогда не будет дела. *** 22:18. — Ну же, малыш, что случилось? — Эвен хочет послать Соню куда подальше. Нет, ну серьезно, какого черта все начинают к нему лезть, когда на его уставшем осунувшемся лице явно написано «отвалите»? — Проблемы в академии? — Типа того. Мне нужно снять фильм, — он медленно жует пересоленную картошку, смотря на свою девушку с прищуром. — Я думал, что докажу этому раздражающему Хокинсу, что могу быть лучшим, но… Я не знаю. Вдохновение просто на нуле, понимаешь? Никаких идей, а если я начну снимать документалку о бездомных, то это будет грандиозным провалом. Это же даже, блять, не моя идея. Иисусе. Нэсхайм тяжело вздыхает, а затем тянется за бутылкой холодного безалкогольного пива, отодвигая от себя тарелку с едой, которую толком даже и не съел. А как тут, собственно, есть, когда хочется только рвать и метать, потому что он упустит один из самых важных моментов в своей жизни? — Эвен, успокойся, это еще не конец. Времени еще полным-полно, ты сможешь придумать что-то свое, а если нет, то бездомные — не так уж и плохо. Я бы на это посмотрела, — девушка следует за ним по пятам, закрывая за собой дверь в спальню, но парень молчит, лишь поджимает губы и падает на пол, яростно открывая крышку ноутбука. Конечно, это еще не конец, только Эвена блевать тянет, когда он начинает собирать информацию о бездомных людях, шатающихся по улицам Осло в надежде, что им подкинут на хлеб. А может и на дешевый алкоголь. Вот же дерьмо. Самое настоящее дерьмо, в котором Эвен Нэсхайм успешно тонет, как и его будущая карьера режиссера.