Ангедония

Сказка — не больно, реальность страшней Так нас учили про все забывать Мы проходили по миру людей Их же учили, как нас убивать. О. Волоцкая.

Следы Канаме на белом снегу, словно пунктирная линия. Они рассекают школьный двор Академии надвое, и в прорехах Канаме видит темную землю. Следы тянутся от самых ворот, через парковую аллею, мимо Учебного корпуса и моста к Лунному общежитию. Вглубь. Подальше от любопытных глаз. Куран идет не торопясь, с удовольствием оглядываясь вокруг. Это так странно — вернуться в Академию год спустя. Вновь увидеть бурую каменную кладку зданий и переливающиеся на солнце витражные окна. Тонкие изящные березы у реки, спрятавшейся сейчас за толстой коркой льда. Пустынные цветники, которые уже скоро запестрят яркими красками. Канаме хочется прикоснуться к каждому камню, к каждому дереву, к каждой ограде. Возвращение — это тысячу раз слово «каждый». Взгляд, шаг, вдох. И все они связаны между собой. Уроки и ночные посиделки с одноклассниками, книги и желания невозможного. Темнота коридоров, запах чернил и прогулки по Городу в выходные. Обещания. Клятвы. Признания. Становление. Слов слишком мало, чтобы описать то, что у Курана на душе. Слов и эмоций. Что ж. Хотя бы последнее поправимо. Вокруг ни души. Дневные классы находятся на занятиях, а ректор сейчас хлопочет вокруг Юки, уговаривая ее, как и прежде, поселиться в его доме. Юки, конечно, отказывается. Госпоже Куран не пристало спать отдельно от господина. Куран усмехается, воображая расстроенное лицо Кросса и упрямство Юки. Он думает что, пожалуй, готов позволить Кайену проводить больше времени с приемной дочерью, потому что Кросс действительно заслужил это. Снег под ногами хрустящий, девственно белый. Канаме идет вперед, отдаляясь от жилых построек, мимо конюшен в дальнюю часть парка, в которой никто никогда не бывает в это время года. Обычно. Не сегодня. — Занятия скоро начнутся, Куран-семпай. Голос лающий, хриплый, знакомый до оскомины. Куран оборачивается. Зеро стоит перед ним, словно мир вокруг — белый лист бумаги, на который случайно поставили кляксу. Сверлит тяжелым взглядом, беспардонно перехватывая запястье. — С завтрашнего дня, — тихо говорит Канаме, вырывая руку. — Пока мы даже вещи не распаковали. Кириу приподнимает брови, а затем неожиданно улыбается. Открыто и очень по-доброму, так словно улыбается другу, которого не видел много лет. Он почти не изменился за этот год, разве что стал немного выше. — Видел бы ты себя со стороны, — нахально говорит он. — Признайся, ты даже не слышал, как я подкрался. Я мог запросто проломить тебе голову, ты бы и моргнуть не успел. — Конечно. — Канаме кивает, вовсе не думая оспаривать это сомнительное утверждение. — Ты преуспел в искусстве маскировки, Кириу-кун. Зеро кивает. Спрашивает: — Как она? Довольна новой жизнью? — Спроси у нее сам. Она у Кросса. — Она не скажет всей правды. — А я? — Ты? Скажешь больше, чем нужно. Как и всегда. Куран недоверчиво хмурится. — Шутишь? С чего бы мне быть с тобой откровенным? Зеро пожимает плечами. — Мы уже прошли этот этап, Куран-семпай. Ни к чему делать вид, что это не так. А потому, я с нетерпением жду подробностей о твоих коварных планах по геноциду чистокровных. Знаешь ли, вся эта история — бальзам на душу. Канаме внимательно окидывает Кириу взглядом. Привычная черная форма на этот раз идеально выглажена, волосы причесаны и лежат волосок к волоску. Он немного бледен, но глаза яркие и светлые, как всегда бывает после хорошего сна. — Ты стал слишком самоуверенным, — бросает Куран, продолжая изучать Зеро. — Дерзким — за такие слова прежде я бы проучил тебя. Впрочем, я готов простить тебя, потому что не хочу омрачать сегодняшний день. Я вернулся в Академию для того чтобы обучать аристократов жизни среди людей, а не для того чтобы обучать тебя вежливости. Кириу открывает рот и хочет что-то сказать, но почему-то передумывает. Подходит — близко, не отводя взгляд. Протягивает ладонь, задумчиво касаясь черного пальто, что сейчас надето на Канаме. — Может, стоило бы? — говорит он на выдохе. — Обычно это тебе помогает. — О чем ты, Кириу-кун? — Ты плохо выглядишь, — поясняет Зеро. — Борьба за мир не так проста, как кажется на первый взгляд, верно? Поэтому ты вернулся. Ты вернулся ради… Дальше говорить нет смысла. Канаме резко подается вперед, хватая Кириу за плечи, и вгрызается в его шею клыками. Втягивает в себя горячую, соленую кровь, едва не захлебываясь, жадно, почти не дыша. Зеро не сопротивляется. Стоит на месте, безвольно опустив руки, Куран чувствует, как его сердце спокойно бьется в груди. Канаме чувствует себя жалким, вслушиваясь в этот спокойный стук. Впитывая в себя за раз все мысли, все переживания Кириу с того момента, когда Канаме и Юки покинули Академию. Канаме чувствует себя спасенным. Выжившим после чудовищной катастрофы под названием «существование без Зеро». Куран закрывает глаза, отдаваясь эмоциям Кириу. Чувствам, которых в нем больше, чем в ком бы то ни было. Истинам, озарениям, мечтам. Покою, царящему в душе Зеро, душе, так напоминающей ему… — Я много размышлял, — хрипит Кириу куда-то в ухо Канаме. — О том, что ты рассказал мне тогда. Искал сведения в архивах, мемуары, летописи. Я…я просто хотел сказать, что я, кажется, понял тебя. Понял, ради чего ты сражаешься. И я готов… — Молчи!!! Куран отшатывается, не давая Зеро закончить. Не давая произнести опасную истину вслух. Однажды, много лет спустя рассвет разольется над миром, в котором не останется ни одного чистокровного. В этом мире будут вечноцветущие сады и величественные города, в которых рука об руку живут обычные вампиры и люди. В этом мире будут доноры крови и технологии добровольного обращения. В этом мире не будет чистокровных и не останется ни одного «низшего». В этом мире никогда и ничто не будет разделяться на черное и белое, и на небе никогда не появится второго солнца. Однажды так обязательно случится. Канаме знает это наверняка. Но чтобы это произошло, он должен принести еще одну жертву на алтарь. Поэтому и только поэтому он говорит: — Не смей думать, что теперь знаешь все обо мне. Мы — не друзья. Мы никогда не будем друзьями. Мы не будем проводить вместе время, не будем по вечерам обсуждать литературу и играть в шахматы. Мы не будем разговаривать. Никогда. Слабость, которую я позволил себе больше не повториться. Я — Куран Канаме. Тот, кого ты ненавидишь. Твой враг. Враг всего, что тебе дорого. Я — зло. А ты — настырный, наглый, надменный сукин сын Кириу Зеро. Глупец. Первосортный придурок. Ты не должен понимать меня. Как и прежде, ты должен считать, что все, что я делаю — лишь личная прихоть. Жажда власти среди других вампиров, корысть и себялюбие. Потому что иначе — ты не сможешь меня остановить. Когда придет время, ты просто не сможешь убить того, кто уже стал тебе другом. Зеро внимательно слушает его, прижимая ладонь к ране на шее. — Потому что по дороге во тьму, света никогда не должно быть слишком много, — наконец говорит он. — Я понимаю. Затем морщится, и спустя всего мгновение вновь становится прежним Зеро — насмешливым и презрительным. Канаме надменно вскидывает подбородок, пронзая Кириу взглядом, полным снисходительного превосходства. — Кто я, Кириу-кун? — громко спрашивает он. — Кто я для тебя? Отвечай! Зеро прищуривается, отступая назад. Упирает руки в бока, пачкая ткань пиджака свежей кровью, даже на расстоянии пахнущей бурлящей ненавистью. — Ты самовлюбленный болван, — отвечает он с издевкой. — Напыщенный гусь, возомнивший, что пруд, в котором он плавает — это целый мир. Пруд грязный и заросший тиной, а на его топких берегах толкутся другие гуси: помельче и пожирнее. Они смотрят на своего вожака и горланят на всю округу. Но однажды из домика неподалеку придет мрачная кухарка, схватит гуся и оттяпает ему голову. И единственное, что останется от его власти — это кучка костей на обеденном столе. Канаме не знает, как у них обоих хватает сил на этот спектакль. Он знает лишь, что непослушный, невыносимый, упрямый Кириу Зеро наконец-то принимает условия игры. И этого достаточно, чтобы идти вперед. Куран одобрительно кивает. — А ты философ, Кириу-кун, — с усмешкой говорит он. — Может быть, ты даже сможешь сказать, кто же станет той самой кухаркой? Зеро фыркает, засовывает руку за пазуху, достает, а затем подбрасывает на ладони «Кровавую розу», так, как и подобает охотнику на вампиров из клана Кириу. И это лучший ответ на вопрос.