Трава на бетоне

Часть 7 Скай пригнулся, быстро осмотрел улицу. Никого. Помедлив, он ударил по выдвижной панели и, скинув на пол пакетики с разноцветьем таблеток, нащупал пальцами накрепко приклеенный скотчем к стенке маленькой ниши пластиковый ключ. Не думал, что мне придется возвращаться в этот дом так… Я вообще думал, что никогда сюда не вернусь, и лишь врожденная предусмотрительность заставила меня сохранить этот ключ. Он повернулся, стянул с плеч куртку, привлек к себе ледяное, насквозь вымокшее в крови тело Арина, обернул его плотной тканью, стараясь скрыть алые, яркие пятна. В голове метались, рассыпаясь на части и собираясь вновь, мысли — одна хуже другой. Если Арин умрет, мне конец. Я не успею самостоятельно найти нужного мне парнишку, меня перехватят, и никому ничего доказать я уже не смогу. Если я сейчас займусь спасением его жизни, то рискую попасться сегодня же… Самый последний и никчемный мент в этом городе уже знает о сером «пежо», хозяин которого полоснул автоматной очередью по наряду полицейских, вышедших на ежемесячную облаву. Моя машина сейчас — мое проклятье, но бросить я ее не могу: половина информации, нужное мне оборудование, оружие, в конце концов, — все это находится в ней. Выбор жесток, но ничего не поделаешь. Будем надеяться, парень, что ты крутой не только на словах и выдержишь еще несколько часов, а за это время я должен успеть перебить номера, сменить крыло и дверцу и перекрасить «пежо». Как назло, в те известные мне места, где можно было бы это сделать, мне сейчас соваться нельзя. Придется рисковать и рвануть на аэродром, в ангары. Я слышал, там не брезгуют подобной работой, и мне сейчас не до тонкостей. Скай еще раз осмотрел черный тоннель улицы, открыл дверь и буквально выволок из машины Арина, стараясь вести его так, чтобы со стороны он выглядел просто пьяным в хлам малолеткой, а не подстреленным ментами идиотом. На лестнице было так же темно, как и на улице, где-то капала вода и слышалось чье-то хриплое дыхание. Обойдя дергающегося в конвульсиях наркомана, Скай на ощупь нашел знакомую пыльную дверь и коснулся ключом кружка-идентификатора. Идентификатор скрипнул, соображая, но все-таки загорелся противным, осточертевшим зеленым светом. Дверь подалась, и поисковик почувствовал тот самый запах, который преследовал его с детства. Запах бумаги, запах книг. Дея много читала старых книг, предпочитая листать странички, сидя с ногами в большом плюшевом кресле, начисто игнорируя стоящий в углу компьютер, которым пользовалась крайне редко. Кресло стояло на месте, облезлое, уютное, персиково-рыжее, мягкое. Да и все осталось по-прежнему — так же тихонько позванивал хрустальный колокольчик у окна, лежал на кровати аккуратно свернутый шерстяной клетчатый плед. На столике так и осталась стопка недочитанных книг, из одной из них высовывался кончик открыточной закладки. Скай перевел дыхание, тряхнул головой, избавляясь от ненужных сейчас воспоминаний, дотащил Арина до постели, вытащил из-под него свою куртку, осторожно отвел от черного рваного провала раны на его плече налипшие, насквозь вымокшие в крови лоскуты футболки. Очень все это хреново выглядит… И что ты кому пытался доказать, придурок? Что ты хотел этим доказать? В полутьме лицо Арина казалось мертвым — восковое, выбеленное потерей крови, с густой чернотой у уголков глаз. Но Скай слышал его тяжелое дыхание и почувствовал нарастающий жар от обнаженной кожи. Живой… пока еще живой. Черт возьми, управлюсь ли я с машиной раньше, чем ему вздумается помереть? Но я должен: эта машина одним своим видом сдаст нас обоих быстрее, чем я успею добраться хотя бы до ближайшей аптеки. Аптека. У Деи была аптечка, я помню, у нее было много лекарств, она часто болела. И даже помню, где эта аптечка. Скай отошел от кровати, наклонился, потянул выдвижной ящик из укрытой белым кружевом салфетки тумбочки. Так и есть, в маленькой коробочке аккуратными рядками уложены упаковки таблеток, а сбоку плотный клубок стерильных бинтов, упакованных в пластиковый шарик. Это пока все, что я могу тебе предложить, парень. Перебинтовать его оказалось делом нелегким, видимо, любое движение причиняло ему острую боль, и он, не открывая глаз, до скрипа сжимал зубы, запрокидывал назад голову; каменным узлом напряжения свело все его мышцы, побежали под кожей рваные быстрые волны судорог. Скай сначала боялся, что он будет кричать, но потом сам уже пожелал услышать хотя бы один стон, потому что это безмолвное страдание било по нервам сильнее, чем страх разоблачения. Негибкое, выгнувшееся окровавленное тело, пылающий жар от посиневшей кожи и тусклая, мутная полоска глаз под прикрытыми веками, черный провал пульсирующей раны и пропитавшая легкое покрывало свежая кровь. Сжимающиеся судорожно пальцы, тонкие дорожки алых струек, бегущих из уголков искусанных в мучении губ. И тишина. Тишина, нарушаемая только звуком тяжелого жесткого дыхания сквозь стиснутые зубы. Скай зубами затянул последний узел, отвел ладони, укладывая Арина обратно, посмотрел на свои дрожащие руки. Нервы ни к черту. Ладно, парень… Я так понял, тебя так легко не угрохаешь. Поэтому подожди немного, проблема номер один сейчас — моя машина, пробитая пулями в трех местах, залитая кровью по самую крышу. По ней нас могут вычислить в течение получаса, поэтому времени у меня немного, придется рискнуть и воспользоваться услугами аэродромной братии, рассчитывая на то, что они возьмутся за заказ, несмотря на то, что не знают, кто я такой. За меня все скажут деньги. Скай кинул последний взгляд на неподвижно лежащего Арина, поморщился, увидев, что начали уже расплываться по белоснежным бинтам влажные пятна, взял со стола ключи и вышел на лестницу, плотно прикрыв за собой дверь. До аэродрома он добрался без приключений, внимательно следя за мигающими на мониторе компьютера огоньками-маячками, обозначавшими передвижение полицейских машин. Ему повезло — почти все они находились в северной части города, видимо, погоня решила прочесать район за районом, а может, информация, поступавшая на монитор, была неполной, но, так или иначе, по пути к ангарам серый «пежо» не встретил ни одной, несущей опасность машины. Аэродром встретил его бесконечными битыми взлетно-посадочными полосами, бетонным крошевом и гулким воем рваного железа. За наблюдательными вышками, безмолвными, черными, громоздились стальные комья ангаров. Скай безошибочно выбрал нужный, медленно свернул к нему, уткнулся капотом в запертые ворота, вышел из машины, пытаясь отдышаться, избавиться от острого запаха крови, щелкнул зажигалкой, закуривая. Ждать пришлось недолго — спустя десять минут с ржавым скрежетом отворилась обшитая ребристым железом дверь, и появившийся на пороге человек посторонился, пропуская поисковика. Яркий свет ламп дневного света, запах бензина и металлические завалы показали ему, что он не ошибся в выборе ангара, эту же догадку подтвердил встретивший его человек, оказавшийся худеньким рыжим парнишкой с умным лукавым лицом. Вытирая руки тряпкой, он представился: — Тони. Я так и понял, что это ты. Ни хрена себе ты дел наворотил… Менты с ума сходят. Знаешь хоть, чем все кончилось? — Нет, — нетерпеливо ответил Скай, — и знать не хочу. Тони взглянул в серые непроницаемые глаза, кивнул: — Загоняй тачку, я сейчас открою ворота. Через несколько минут, опытным взглядом оценив повреждения, механик хлопнул ладонью по искореженному крылу «пежо»: — Три дня. Перекрасить и перебить номера — херня. А вот все остальное… Так что, три дня. — Три часа, — сказал Скай. Тони поднял на него умные, удивленные глаза, провел рукой по взъерошенным волосам: — Ты и вправду псих. Никто тебе такого за три часа не сделает. Не паникуй. Все обойдется, три дня — можно перекантоваться. Скай выдернул из сумки, пристегнутой к ремню, карту свободной передачи, протянул Тони. Тот глянул на бегущие по карте тонкие полоски цифр, помедлил, но все же отрицательно качнул головой. — Я здесь один, я не успею, как бы ни старался. Ну, два дня. — Ты один на всю мастерскую? — Да нет… Просто собрать ребят сейчас практически невозможно, сам понимаешь… К такой спешке никто не готов, и вряд ли возможно как-то это сейчас решить. Не знаю… Благодаря тебе на улице сейчас полно ментов, просто так рисковать никто не захочет. Не уверен, что деньги здесь помогут, — он не договорил, поднял голову и остановился, глядя поверх плеча Ская. Скай развернулся и увидел в дверном проеме знакомую фигуру. Тот самый. Тот самый парень. Неизвестно, удача ли это или провал, но хоть какой-то сдвиг с показавшейся только что мертвой точки. — Макс, — неуверенно сказал Тони, — не знаю, что делать… Слышал полицейские сводки? А это, — он указал рукой на машину, — результат. За три часа этого не сделать, а… Макс подошел к «пежо», провел ладонью по запыленному крылу, посмотрел на кончики пальцев, сказал задумчиво: — Хорошая тачка. Я в своей жизни такую видел только два раза. Как же ты ее так угрохал? — Он не только тачку угрохал, — мрачно сообщил Тони, — там еще два мента попали под раздачу. Макс наклонился, опершись руками о крышу, оглядел салон: — Я не понял, ты что, трупы ментов потом с собой катал? — Нет, — раздраженно сказал Скай, — и это вообще не имеет никакого отношения к делу. Мне нужна моя машина через три часа. Целая и перекрашенная. И меня интересует, можешь ли ты это сделать. — Я-то могу, — медленно ответил Макс, глядя через затканное камуфляжным узором, сильное плечо в спокойные серые глаза. — Но вот почему-то именно для тебя мне этого делать не хочется. Вот ты какой, солдат. Ну что ж, сыграем на твоих догадках. Раз такой умный. Сыграем и поставим в тупик: — Если я тебе скажу, куда я тороплюсь, уверен, машина будет готова через час. Макс выпрямился, закусил губу, прищурился, что-то обдумывая, потом спросил глухо: — Не проще ли мне отказаться и просто проследить за тобой? Взять на себя твои заботы? — Попробуй, — ответил Скай, — я залезу в машину, дерну в ближайший бордель и проведу там незабываемые несколько дней, пока меня не накроют и не увезут в колонию. Несколько дней, Макс, — он глазами указал на залитые кровью сидения. На зататуированном лице невозможно было прочесть ни одной эмоции, а вот сверкнувшие металлическим блеском глаза уверили поисковика, что он на верном пути. Страшно, солдат? Давай же, действуй. Макс потянулся к карману, вытащил телефон, не отводя глаз от Ская, проговорил в трубку: — Собрать всех. Пятнадцать минут до сбора. Если у кого будут проблемы с полицией, вытащу. Отбой. — Три часа, говоришь? — обратился он уже к Скаю, — Ты уверен? — Лучше быстрее, — признался Скай отходя, садясь на шипованную покрышку у стены ангара, устало прикрывая глаза. Макс подошел ближе, сел рядом, вытащил из пачки сигарету, закурил, прикрыв ладонью огонек зажигалки: — Так все-таки это ты, — задумчиво сказал он, пряча зажигалку в карман. — Не я, — отозвался Скай, глядя в склоненное, неразборчивых из-за камуфляжной сети, черт лицо, — хотел спросить, как ты выжил? Я думал, с той войны не вернулся никто. Я видел людей, разрисовывающих себя ради попытки казаться круче, но не видел раньше настоящих солдат. — Не видел, не видишь сейчас и не увидишь. Макс поднялся, загасил окурок, подошел к машине, открыл дверцу, вытащил из держателя за сиденьями автомат, вскинул его легким движением, вжал приклад в плечо, наклонил голову, ловя в перекрестье прицела фигуру у стены. Тони опасливо отошел подальше и, услышав условный стук, пошел открывать ворота. Гул голосов, громкий смех и ругань наполнили ангар. Заскрежетало железо, взвыли пилы, послышался металлический стук — люди принялись за работу, делая вид, что не замечают странной ситуации и ледяного спокойствия обоих: хозяина мастерской, все так же держащего палец на курке, и незнакомого им парня, который, наклонив голову, смотрит сейчас в глаза самой смерти. Наконец, Макс расслабил руку, кинул оружие обратно в салон, потянулся, улыбнулся: — Тебе в какой цвет тачку перекрасить? В голубой? — Можешь на ней хоть самолично ромашки нарисовать, — отозвался Скай, переводя дыхание, — главное, чтобы во время уложился. — Уложусь, — посерьезнел Макс, — ребята, черный. Следующий час они просидели молча. Скай — наблюдая, как возвращается к жизни его машина, Макс —облокотившись на стену, глядя прямо перед собой заледеневшими, задумчивыми, глазами. А через полтора часа все было готово. Люди расступились, открывая взгляду сияющий новой краской новехонький «пежо». — Денег не надо, — прервал молчание Макс, — просто вали отсюда и побыстрей. Скай кивнул, поднялся: — Спасибо, боец. Макс досадливо поморщился, помолчал немного, спросил: — Куда? Скай коснулся ладонью плеча. — Ясно. Все, я сделал все, что смог. Очередь за тобой. И учти, я приблизительно знаю, что тебе нужно, поэтому не думай, что отпускаю, веря в твои благородные намерения. Отпускаю я тебя по другой причине. Так что следи за своими поступками. Я предупредил. * * * Болит плечо. Интересно, почему? Будто свинец залили внутрь, режет и горит невыносимо, но… «- Сколько ему, говоришь? — Пять лет. — Милое существо. Холодные пальцы приподнимают меня за подбородок, я вижу чужое, длинное холеное лицо, но стараюсь не смотреть на него, я хочу видеть Хозяина, а это лицо его скрывает. — Мне сначала не понравился цвет его волос, но в питомнике быстро его перекрасили, когда поняли, что меня не устраивает. — А какой он был? — То ли лиловые, то ли бирюзовые волосы… Ярко, одним словом, некрасиво» Нет, все-таки интересно, почему я не чувствую своего тела, но точно знаю, что у меня болит плечо… « — И что он из себя представляет? — Да что хочешь, то и представит. Смех. Смех Хозяина. Значит, мне хорошо. Мне не нравится это чужое лицо и длинные холодные пальцы, гуляющие по моему телу, но Хозяин смеется, значит, все в порядке. — То есть, он не знает, что он человек? — Не знает. Да и зачем мне нужен человек? Я хотел животное и получил животное. — Не может такого быть, чтобы он совсем не соображал. Третий голос. Но третьего человека я не вижу, потому что мне закрыли ладонью глаза, и холодные руки разводят мне ноги, потирая кожу между ягодиц. — Проверим?» Я начинаю вспоминать, почему болит плечо. Я хорошо помню этот день. Слишком хорошо помню этот день. «- Проверим? Я готов поспорить. Вы не представляете, как им ломают психику в питомнике. С ним можно делать, что угодно, и он все равно будет одержим только любовью ко мне. Это я понимаю. Любовь. Да, я люблю Хозяина. Мне мешает неприятное ощущение внутри меня, давящее, грубое, мне мешает то, что меня заставляют открывать рот, проталкивая между губ горячий мокрый предмет. Но все в порядке, потому что я слышу голос Хозяина. — Хорошо, спорим! Говоришь, животное? Логично будет проверить его животным. Как тебе, не жалко мальчишку? Уверен, что он не будет сопротивляться? — Он-то не будет. А вот заставить животное его отыметь будет сложно. — Посмотрим. Делаем ставки?» Не заставляйте меня переживать это снова. Не надо. Если у меня болит плечо, значит все уже кончилось, ведь собака разгрызла мне плечо уже в конце… Так почему я вижу это все заново? « — А где достать пса? — Дело пятнадцати минут. Нам нужен дог или ротвейлер. Порода покрупнее. — Стойте! Дайте я задам ему несколько вопросов. Другое лицо, другие руки, стирающие с моих губ жгучие горячие капли, внимательные, удивленные глаза: — Скажи, Тейсо, ты любишь хозяина? — Да. — И все будешь делать для него? Странные вопросы. — Да. — Тейсо, а ты боишься собак? — Нет. Собаки? Это что?» Не надо! Не повторяйте это! Я же человек… Я просто не знал об этом. Не повторяйте! Не повторяйте это! «Это собака? Черный толстолапый ком, странный запах и желтоватые клыки. Собака. — Держите его, думаю, он попробует вырваться. — Не будет он вырываться. — Переверните его. Знакомые ладони подхватывают меня под живот, настойчиво пригибают к полу, поглаживая по спине. Это Хозяин, значит, все правильно…» Суки… Какие же вы суки… « — Уверены, что его не нужно держать? Хотя бы свяжите руки. Мне интересно, что он скажет потом, а если он дернется, пес может его загрызть, ведь его пришлось брать у полиции, он агрессивный. — Кстати, а что полиция? — Ничего, и это неудивительно. Если я не ошибаюсь, кеторазамин для высших чинов спонсирует „КетоМир“? — Если точнее, мой папаша. — Ладно, Тейсо, не бойся. Тебе понравится» Не-на-ви-жу. « Больно, как же мне больно. Мне больно от стянутых проволочными узлами распухших запястий, мне больно от рвущих колючих движений внутри меня, мне больно от тяжести веса этого… Собака. Это называется собака. Мне больно дышать от другой, давящей боли, стиснувшей грудь, боли, от которой льются слезы по щекам. Непонятной боли, такой я не испытывал никогда. — Он плачет. — От боли. Рефлекс. Посмотри, кровь. — Слушайте, но выглядит это отвратно… — Мне кажется, мы проиграли. Парнишке действительно, все равно. Он даже не шевелится. — Подожди. Еще не все» Мне было не все равно. Мне было не все равно. И сейчас не все равно. Избавьте меня от проклятия памяти. Избавьте меня от боли в прокушенном плече. Ведь поэтому у меня сейчас болит плечо? Значит, это было недавно. Это было только что. «Хруст рвущихся мышц и лопнувших костей. Странный звук. Жар звериного дыхания на моей шее. — Черт, уберите пса, он его загрызет! — Как убрать? — Сделайте что-нибудь! Вы знаете, сколько он стоит? — Уберите собаку! Где этот чертов мент, который ее привел? Позовите его! Куда-то все плывет. И голоса исчезают. Стало тепло и спокойно. Безразлично. Это потому что Хозяин здесь. Поэтому мне не больно, хотя много крови, я столько не видел раньше. А если дотронуться до этого белого, что торчит из плеча… какое оно на ощупь? Гладкое. Крошится. Спать… Хочется спать». Вот поэтому у меня и болит плечо. Опять? Все произошло еще раз? Я не знал, что такие вещи могут повторяться. Я же… уже не ребенок. И я стал человеком. Почему же все повторилось? Как болит плечо… « — Тейсо! Очнись, скажи-ка нам еще пару слов. Очнись. Давай-ка, скажи, ты все равно любишь хозяина? — Да. — И тебе все это понравилось? — Да. — Все… Отдаю деньги, это удивительно, но я проиграл. Невероятно, поздравляю с приобретением. — Подождите. Тейсо, скажи еще раз — ты боишься собак?» И тогда я закричал. Я кричал так, как никогда не кричал, кричал, пока не потерял голос, потому что меня охватил дикий, панический, лишающий рассудка, страх. Я боюсь собак! Не надо. Не повторяйте, не надо! « — Тупая тварь! Хозяин злится. Что Тейсо сделать, чтобы Хозяин не злился? Я не знаю, почему начал кричать, я не знаю, почему мне стало страшно. Я виноват. Я могу лишиться любви Хозяина. — Нужно было только задать правильный вопрос, как видите. Так что, спор не проигран». Болит плечо. Жутко болит плечо. Тошнит… Я боюсь собак, хоть я и не Тейсо. Но я очень боюсь собак… Я боюсь собак. Я. Боюсь. Собак. Больно… Я боюсь… * * * Скай сначала скинул на пол тяжелый автомат, поставил на стол прихваченную из машины непочатую бутылку водки, и только потом прислушался к тихому голосу Арина, развернулся, увидел, как он приподнимается, увидел широко раскрытые, заполненные ужасом карие глаза. — Ляг обратно, — сдержанно сказал Скай, разламывая ампулу со стимулятором, — и заткнись. — Я боюсь собак, — четко проговорил Арин. — Чего? — не понял Скай, отложил ампулу, подошел ближе к кровати, ощутив сухой жар от тела подростка, отметив лихорадочный блеск в расширенных зрачках. — Боюсь собак, — повторил Арин, — не надо. Больше не надо. — Ты долбанулся что ли? — озабоченно произнес Скай, касаясь ладонью его пылающего лба. — Не надо, — севшим голосом повторил Арин и неловко повернувшись, лег обратно, закрывая лицо здоровой рукой, — я все-таки, человек. Неважно же, сколько кто выиграл… Я боюсь собак. Вам же не нужны были эти деньги. — Бредятина, — сказал Скай, стараясь откинуть промелькнувшую было в голове мысль. Черт, у него бешеная температура, так что некогда это слушать, нужно остановить лихорадку, пока он не принялся рассказывать подробности. Скай смешал стимулятор с водой в ложке, щелкнул под ней зажигалкой, дождался, пока забурлит мутноватая жидкость, набрал полный шприц через мокрую вату, вернулся к постели, тронул рукой обнаженное горячее плечо, протолкнул иглу под кожу, следя, как пустеет пластиковый наполнитель. Потом он вернулся к столу, открыл бутылку с водкой, поморщился, но все же сделал глоток, чувствуя мерзкую дрожь в уставших мышцах. Поспать, видимо, не удастся… Слишком опасно. Может нагрянуть полиция, может выкинуть какую-нибудь хренотень Макс, может подохнуть Арин… куда не плюнь, везде дерьмо. Собаки. Скай сел на кровать, потер рукой лоб. — Холодно, — сказал Арин окрепшим голосом. — Температура спадает, — отозвался Скай, — поэтому мерзнешь. Ты как? Арин облизнул губы, с трудом повернул голову, посмотрел на поисковика: — Лучше всех. — Хочешь? — спросил Скай, протягивая ему бутылку, — ночь будет долгой и это только начало. — Давай. Он приложился пересохшими губами к горлышку, глотнул едкую, обжигающую жидкость, перевел дыхание, откинулся назад, закрыл глаза: — Тебя как зовут? — Скай. — Скай… Слушай, Скай, что ты обо мне знаешь? — Что ты боишься собак, — задумчиво ответил Скай и увидел, как дрогнули в слабой улыбке его губы. — И поэтому вытащил меня оттуда? — Не забивай себе голову такими вопросами. Мне до тебя дела нет. Просто попался на пути. — Холодно, — повторил Арин, — и кровь опять пошла. Как-то мне не по себе. Скай перегнулся через него, поставил бутылку, потянул за узлы промокшего насквозь бинта, развязал, наклонился, отводя тяжелые бордовые марлевые полосы от светлой обескровленной кожи, услышал, как задержал Арин дыхание, непонимающе поднял глаза и натолкнулся взглядом на странный, внимательный взгляд карих глаз: — Больно? — Нет. — Тогда дыши, твою мать. Он остановился, внезапно поняв, что скрывается за этой мягкой внимательностью его глаз, и сам ощутил то же самое чувство, что заставило Арина сейчас задохнуться. Близость. Вот в чем дело. Близость тел, касание ладоней к коже, тепло, ощущение твердого бедра под рукой. И Арин увидел, что он понял, облизнул губы, отвернулся. Скай отстранился, потянул из упаковки новые полосы бинтов, проклиная сложившуюся ситуацию, испытывая чуть ли не впервые в жизни чувство неловкости. Чем дальше — тем хуже. Этот парень — сплошная неприятность… Когда же это кончится…