Хайд. Я в тебе жить буду вечно… А ты во мне отдыхай… И как ныне, так бесконечно… Никто не сумеет понять, Где тут Джекил, где Хайд! Г. Матвейчук «Противостояние»
У Ребекки Венсон уже есть могила, и теперь она не пустует. Похоронами занимались Курт и Алекс, кажется, единственные, кто спокойно отнеслись к новости о том, что Рейвен была Шоу… Эрик смотрит на могилу своей матери, сжимая в кармане пальто злосчастный дневник Шмидта и вспоминая рассказ Логана. В тот момент ему хотелось сломать его металлический скелет и воссоздать снова, чтобы он знал, какую Эрик испытывал боль. Но телепатия Чарльза держала его гнев под контролем, заставляя вспоминать о том, что его маленькая дочь сейчас играет в соседней комнате, и не стоит ей видеть такое. — Я был против, если ты хочешь знать. Мы были по уши в дерьме, понимая, что со дня на день тебя посадят в Церебро, и всем нам придет конец. Я не согласился на ее план. Эрик знает, что Логан не врет: Чарльз читает его мысли. Но от этого ничуть не легче. — Рейвен поступила как циничная тварь. Хотя, в конце концов, это действительно дало нам отсрочку и… — продолжает Росомаха, но останавливается. У Эрика так трясутся кулаки, что все в комнате начинает вибрировать, и человек с металлическим скелетом точно ощущает это в своем теле. — Знаешь что, парень? Если хочешь отомстить мне за то, что я не сказал сразу, валяй. Я не поддержал тогда Рейвен, Шоу или кем там она была, но и помешать ей не смог. Так что я тоже виноват в смерти твоей матери. «Друг мой, прошу тебя, будь благоразумен. Ничто и никогда не исправит то, что сделали с нами Шоу и Рейвен, но Логан действительно не смог бы ей помешать. Даже ценой собственной жизни…» — У тебя регенерация, как у чертовой медузы! И ты не мог остановить одну девушку?! Просто признай, что тебе это тоже было выгодно! — А я и не отрицаю, — от этих слов Логана Эрик буквально каменеет. — Рейвен лишила свою альтер-личность, * или как это назвать, возможности шантажировать тебя. Только поэтому мы живы и сидим здесь. В том числе твоя дочь. Он скрещивает руки на груди, практически бросая вызов, и Эрику хочется завыть… Логан прав. У них с Чарльзом навряд ли бы получилось что-то сделать тогда, если бы Рейвен не убила мать Эрика… — Она ведь взяла чужую личину, того человека Шоу… Почему она не воспользовалась этим и не спасла мою мать?! — Может, потому что она больная психичка? Потому что знала, что Шоу может взять верх в ее бошке? Считала, что рано или поздно твоя мать снова попадет в руки к Страйкеру? Решила, что ты не рискнешь, если не будешь уверен? Блять, откуда мне знать! Я могу нести ответственность только за свои поступки. Эрик не уверен, что сможет когда-либо простить Логана за то, что тот не остановил Рейвен. Она приняла обличье того парня, Джейка, проникла под его видом в квартиру и, подгадав время, убила Эдди на глазах ее сына. Эрик помнит, как она посмотрела на него, прямо в камеру, зная, что он смотрит на монитор… И просто выстрелила. Хладнокровно, без сожаления убила невинного человека. Чарльз говорит, что Рейвен была больна, и потому чужая жизнь для нее была незначима. Не когда ее личные интересы стояли под угрозой. Эрик снова стискивает дневник, вспоминая записи, сделанные в нем психиатром Шмидтом. Он работал в детской клинике после войны. Занимался медикаментозным лечением психических расстройств и практиковался в психотерапии. Сначала записи напоминали рабочие заметки, короткие и сухие. О пациентах, посещенных научных конференциях и бумажной волоките в отделении. У него было много больных: от малышей до подростков с самыми разными расстройствами. Но, в конце концов, записи о Бэке стали появляться чаще остальных, пока дневник не стал ее вторым личным делом… *** «8.01.1952 У Ребекки Венсон обострение. На групповой терапии возникла конфликтная ситуация. Рейвен (имя альтер-личности) взяла тело под свой контроль, выплеснув подавляемую Бэкой агрессию. У девочки обострено внимание к своей внешности, что свойственно подросткам ее возраста. Триггером** послужило оскорбление от другого ребенка. «Моя внешность страшна, но я горжусь этим, потому что отличаюсь от других детей. Они слишком убоги в своих скучных человеческих телах». Мысль о собственной исключительности вызывает у Рейвен амбивалентные чувства себялюбия и отвращения… Я уверен, что именно Рейвен совершила те убийства в приюте. Но пока что она отказывается это признавать. 10.01.1952 Бэка высказывает идеи о том, что может стать кем угодно, превратиться в любого человека, и ее никто не узнает. Медицинский персонал и психологи, работающие с Бэкой, отмечают у нее истероидные черты: артистизм, стремление оказаться в центре внимания, кокетство… Я попросил ее изобразить кого-нибудь, но она отказалась, ссылаясь на то, что я испугаюсь. Продолжить сеанс не удалось из-за прерванного контакта. 15.01.1952 Рейвен, 17 лет (Бэка, 14 лет). Страдает манией величия, садистическими наклонностями, отсутствием сострадания. Эрудированна, обладает высоким интеллектом и хорошим логическим мышлением. Ведет себя вызывающе. Говорит о себе, как о «следующей ступени эволюции». О существовании личности Бэки не знает, либо лжет. Есть подозрения, что Рейвен — это основная (ядерная) личность*… У меня недостаточно опыта в психотерапии, чтобы сказать уверенно… 27.01.1952 Медикаментозное лечение дает хорошие результаты. На терапию чаще всего приходит Бэка, ее реже мучают кошмары, вернулся аппетит, она завела нескольких друзей в отделении. Персонал отмечает, что Рейвен почти не появляется, в последней ситуации конфликта со сверстниками Бэка обратилась за помощью к взрослым. Рейвен не появилась». Начало очередной записи измазано чернилами, несколько слов перечеркнуто. И уже по этому Эрик понимает, о чем будет написано дальше. Очевидно, Шмидт узнал, что Рейвен действительно «следующая ступень эволюции». «30.01.1952 Бэка… Не знаю, что случилось. Я сдал анализ на содержание в моей крови наркотиков и хорошо выспался прежде, чем сделать эту запись. Не уверен, что могу доверять своим глазам… То, что я видел, невозможно, и, очевидно, у меня нервное расстройство. Потому что такого не может быть! Я должен все проверить!» Следующая заметка появляется только через неделю. Очевидно, Шмидт тратит все время, которое у него есть, чтобы убедиться в том, что он не спятил. «7.02.1952 Бэка — мутант. Мутанты существуют. Теперь понятно, почему у нее развилось психическое расстройство… А может, наоборот, расщепление личности спровоцировало развитие мутации. Я не могу обсудить это ни с кем из коллег, и эта книга — единственное хранилище моих мыслей… Девочка напугана своей способностью и просила никому не говорить об этом. Я не знаю, что делать… 8.02.1952 Я решил держать все в секрете. Что сделают с этим ребенком, если узнают правду? Сдадут на опыты, как зверька. Лечение пошло ей на пользу. У Бэки нет провалов в памяти, Рейвен больше не появляется, самочувствие и поведение девочки улучшились. Но впереди ее ждет возвращение в приют… Это не закончится ничем хорошим. Боже, не дай мне наделать глупостей…» Шмидт сомневается, брать ли ребенка к себе и стоит ли обращаться к генетикам или медикам за помощью в сложившейся ситуации или сначала разобраться самому. Он исписывает четыре страницы прежде, чем Эрик читает о том дне, когда он забирает Бэку домой. «13.02.1952 Бэка счастлива, я — не знаю. Уверен, что поступаю правильно. Кто еще сможет позаботиться о ней, не раскрыв секрета и следя за Рейвен? Возможно, рецидива никогда не случится при должном подходе. Но надеяться на это безрассудно. Я буду наблюдать за Бэкой и заботиться о ней. Она — хороший ребенок!» Когда Эрик читает эти строки, ему становится почти физически нехорошо. Он закрывает книгу и идет прогуляться на улицу, а потом в лес, к озеру. Где проводит около двух часов, пока за ним не приходит встревоженный Чарльз. — Он ведь думал, что справится с ее проблемой. Думал, если присмотрит за ней, будет ей хорошим родителем, то убережет ее от дурного… — Он был всего лишь человеком, Эрик. А Бэка была больна… — У Ванды способность куда сложнее… А мы всего лишь мутанты без опыта воспитания детей, — в голосе Эрика сарказм, но Чарльз кладет ладонь ему на плечо и улыбается. — Все бывают родителями в первый раз, и ты хорошо справляешься. К тому же ты не один, Эрик. *** Эрик опирается на ограду, окружающую могилу его матери, и смотрит в сторону дороги, где Чарльз с Вандой ждут его в машине. Ванда машет ему рукой через боковое стекло. Он достает записную книжку из кармана, листая страницы, сам не зная зачем. Ему хотелось бы спросить сейчас у матери совета. Как справлялась она, когда Эрику поставили диагноз? Что чувствовала? Верила ли, что все получится, как Чарльз, или несла груз тяжелых переживаний, как Эрик сейчас? Но навряд ли она вела себя, как Шмидт, который никогда не стал любящим отцом для девочки. Он так и остался для нее врачом, опекуном и ученым, который ведет записи о ней, как об объекте наблюдения. Как бы он ни старался, светлая Бэка ускользнула из его рук, уступив место кому-то более приспособленному к выживанию. *** «20.08.1952 Обострение. Рейвен украла мои записи о ней и устроила скандал, ушла из дома, два дня ее искала вся полиция Нью-Йорка. Я поместил ее в клинику для повторного курса лечения и психотерапии, опасаясь ухудшений. У нас с Рейвен был серьезный разговор по поводу проявления ее способности при людях. Не уверен, что я справляюсь. И все же намерен верить в лучшее. По этическим и психологическим причинам я не могу вести с ней терапию. Ее психотерапевт — мой старый друг, он обещал держать меня в курсе изменений… 25.09.1952 Лечение дало эффект. Но теперь я не уверен, с кем говорю за ужином и кого отвожу в школу по утрам — Бэку или Рейвен? Возможно, это третья личность. Возможно, две личности слились в одну. Она ведет себя недоверчиво, осторожно. Вызывающее поведение не выходит за рамки нормы для типичного подростка. Пока мне не удается наладить теплый контакт. 15.10.1952 Прошло больше полугода с тех пор, как я взял Бэку к себе на попечительство. Когда перечитываю первые записи о ней, мне кажется, что я писал о другом человеке. Кто бы ни управлял телом моей подопечной сейчас — это не Бэка. Теперь я уверен в этом. У Бэки новые друзья, она скрытничает все больше, а вчера я узнал, что она не посещает психотерапевта уже три недели. Фред Даркхолм позвонил мне и спросил, как идут дела у Бэки, ведь, якобы, я сам попросил прекратить терапию, потому что ей стало лучше. Где бывала Бэка после того, как покидала мой автомобиль возле клиники?.. Нас ждет серьезный разговор завтра утром. 16.10.1952 Сегодня я говорил с Ним. Не уверен, как назвать его. Потому что писать о том, что я говорил сам с собой, — это сумасшествие. Мой вопрос о словах Фреда Даркхолма послужил триггером, вызвавшим ее обращение. Бэка приняла мой собственный облик, и Он отвечал на мои вопросы за Бэку. Я не могу назвать причину, по которой она выбрала именно мое лицо для разговора. Возможно, она видит меня подобным монстром, угрожающим ее личности. Или, наоборот, считает меня авторитетным защитником, способным отстоять ее интересы. Есть вариант, что она просто решила поставить меня в крайне неудобное положение. Но я был вынужден принять это и вести диалог с человеком, который отказался представляться. «Имя не важно, доктор. Важно лишь мнение, которое я хочу донести…» Альтер-личность — некто вроде оборотной стороны Рейвен. Которая, скорее всего, его и породила. Холодного, надменного — и желающего уничтожить недостатки Рейвен, а значит, и саму Рейвен. Он хочет быть «человеком моего круга». Среди тех, кто имеет власть над «такими, как Рейвен. Больными, уродствами этого мира…» Как будто негативная часть отношения Рейвен к своей особенности, своей настоящей внешности с синей кожей и желтыми глазами, выросла в нечто радикальное. Оно росло в ней, копилось, подавляемое двумя личностями, Рейвен и Бэкой, и, в конце концов, проявилось в новой альтернативе. Полной холодной ненависти к мутации, которую Он не способен отождествить с собой. Из его ответов я понял, что Он не знает о том, что он и есть мутант, способный к изменению своего тела. Он оказался слишком самостоятелен… Он напугал меня, если честно…» Осталась ли хоть где-то личность самой Бэки тогда? Эрик вспоминает рассказ Рейвен о ее встрече с мутантами, об Азазеле… Возможно, именно в тот период жизни она была больше Бэкой, чем Рейвен. Хотя Шоу никуда не пропадал… «17.10.1952 Бэка ничего не знает о Нем. Хотя она всегда знала о существовании Рейвен. Надеюсь, мне удастся однажды спросить Рейвен, если от ее личности сейчас что-то осталось… Он пока не появлялся, а я не заводил разговор о терапии… 2.11.1952 Мне кажется, что нас в квартире теперь живет трое. Я, Бэка и Он. Он с завидным упрямством пытается отвоевать себе место в этом мире, и у него неплохо получается. Я отправляю Бэку в клинику, но она возвращается уже второй раз. Как ни в чем не бывало. Она просто сбегает, обернувшись кем-то из персонала, и я обнаруживаю ее в квартире! Я нашел выброшенные таблетки в мусорном баке. Не уверен, что могу контролировать ситуацию…» Следующая страница в старых засохших каплях крови. Очевидно, Шмидт писал ее сразу же после случившегося. Впопыхах, пока Рейвен-Шоу увозила психиатрическая бригада. Его руки тряслись, почерк скакал, строчки ехали, и лист мялся. Но он все равно сделал эту запись. Свою последнюю запись… «7.11.1952 Я пытался подмешивать лекарства в еду и чай, но Он обо всем догадался. Он вырвался, как зверь из клетки, в которую я постоянно пытался его запихнуть. Напал на меня и порезал ножом. Я видел ярость в его глазах — безумную и холодную. Меня спасла случайность, и я успел вызвать бригаду и полицию. Я знал, что Он спрячется в облике Бэки, как только они приедут, и позволит себя увезти. Теперь я точно уверен: не Рейвен убила тех детей в приюте, а Он… Я собираюсь рассказать все Фреду Даркхолму. У него есть знакомые с кафедры генетики. Такие, как Бэка, опасны. Я велел медикам не спускать с нее глаз. Если Он вырвется на свободу — не представляю, что ждет тех, кто встанет у него на пути…» Чарльз считает, что на самом деле Бэка была старше. — Хэнк говорил, что из-за мутации ее клетки стареют медленней. Может, ей было не четырнадцать, а восемнадцать или даже больше. Ее настоящий возраст мог соответствовать возрасту Шоу, который лишь прятался за личностью девочки Бэки. Увы, теперь мы никогда не узнаем… — Когда ты был в Церебро, ты не видел разума Шоу, Рейвен? — Эрик сам знает ответ, но все равно хочет услышать его от Чарльза. — Церебро было настроено так, чтобы я игнорировал Шоу. К тому моменту, когда я пришел в себя дома, Рейвен уже уехала… — Думаешь, она и в самом деле не знала о Нем? Это же… Боже, это какое-то сумасшествие, — он трет лицо ладонями, ощущая, как ото лба к затылку начинает расползаться головная боль, а заживающие ребра снова ноют. Его тело все еще болит после травм, но благодаря лекарству Хэнка он идет на поправку быстрее, чем мог бы… — Неудивительно, Эрик. Она ведь действительно была сумасшедшей. Диссоциативное расстройство идентичности*** — это серьезный диагноз. Другие личности вполне могут не знать о существовании остальных, иметь разный характер, пол, возраст, привычки и манеры общения. Случай Рейвен был тяжелым из-за того, что ее расщепление начиналось на уровне тела… Ее личности не просто жили в голове, она становилась ими полностью, меняя облик. Видимо, чем дальше, тем сильнее становилось расщепление… — Я ведь видел ее тетку, мы были в клинике! — Эрик вскакивает с кресла не в силах оставаться на месте и нарезает круги по гостиной, в которой они изучали записную книжку. Его нога все еще болит, и он хромает, но это позволяет ему помнить о реальности происходящего. В противном случае есть риск ощутить себя Алисой, упавшей в кроличью нору, которую все больше затягивает безумство… — Она же и тогда прикинулась другим человеком. Может, правда жила под ликом той женщины какое-то время или вообще навещала чужого человека, ища поддержки хоть у кого-то. Пусть у больной старухи… Все допущения Чарльза разумны. Рейвен могла адаптироваться к любой ситуации. Ее дар — благо, которое открывало ей любые двери, спасало жизнь и могло вознести к славе. Ее дар — проклятье, которое заставило ее полжизни гоняться за самой собой. Две стороны одной монеты, два лица в одном теле, две сущности, находящиеся в противостоянии, пытающиеся уничтожить друг друга во что бы то ни стало. Не понимая, что, если умрет один, умрет и другой. Если бы Рейвен знала, что для убийства Шоу ей надо покончить с собой, сделала бы она это? Эрик усмехается, глядя на пламя в камине. Конечно же, Шоу не позволил бы ей такое, подрезав веревку… Он вспоминает свою медицинскую карту, которая так и осталась валяться где-то среди его раскуроченной квартиры, и диагноз «шизофрения». Он часть жизни считал себя психически больным, а сейчас понял, что был, пожалуй, здоровее многих. Хэнк, Логан и остальные бок о бок провели несколько лет рядом с человеком, настолько глубоко больным, что этого уже нельзя было заметить… — Звучит очень пугающе, друг мой, — Чарльз топчется у него за спиной, не рискуя подойти ближе, настороженно скользя телепатией по краю его сознания. Эрик вздыхает и оборачивается. Он подумывает о том, чтобы швырнуть книгу в камин, но вместо этого сует ее в карман брюк. — В нашей жизни и так достаточно всяких ужасов, чтобы думать и дальше об этом, верно? — Чарльзу не по себе от этого разговора. Для них обоих раны, нанесенные Рейвен и Шоу, все еще свежи. Есть ли смысл копать и дальше туда, где уже ничего нельзя исправить. Изменить… На секунду в голове Эрика мелькает мысль о том, что с помощью силы Ванды они, возможно, могли бы изменить прошлое. Но Чарльз прерывает его прежде, чем какой-то план оформляется в голове Эрика. — Не поддавайся соблазну, друг мой. Поле вероятности — не то, с чем стоит играть. Мы должны помнить об этом вместо Ванды. Эрик мучает себя этими мыслями полночи, пока вдруг не понимает одну вещь. Если бы он действительно мог что-то изменить, то он бы сделал это в будущем. Но раз все так, как есть сейчас, значит, у событий в их жизни есть только один путь. «Рад, что ты сам до этого дошел, Эрик. Можно мне теперь поспать?» «Извини. Не собирался устраивать тебе бессонницу. Может, это будет стимулом тебе для поисков выключателя твоей телепатии… Никакой личной жизни, черт тебя дери». «Подарю тебе антителепатический шлем!» *** Собирается дождь, и Эрик не может оставаться на кладбище дольше. Он выбрасывает записную книжку в мусорный бак по пути к машине, понимая, что больше эта вещь никогда не понадобится никому из живых людей… Он больше не хочет возвращаться к прошлому. Ему надоело метаться между больницами и кладбищами. Эрику кажется, что последние полгода он провел в этих заведениях слишком много времени. Среди больных, сумасшедших и мертвецов, которым нельзя помочь, как нельзя исправить давно минувшее… Ванда и Чарльз улыбаются, и в этот раз машут ему вместе. Ладони у Чарльза разрисованы розовым фломастером. «Ванда заколдовала мои руки. Теперь я могу управлять единорогами!» Эрик смеется, отметая мысли о том, что это неуместно на кладбище. Плевать. Мертвым уже все равно. А его ждут живые, с которыми он будет строить будущее. «Теперь я обречен смотреть на розовых единорогов во сне?» «Боюсь, что так!» — Думаю, другим девочкам в школе понравится магия Ванды. Правда, дорогая? — Чарльз обращается к ребенку, и та радостно кивает, вытаскивая остальные фломастеры. — Я и тебе дам такую магию, папа. Давай руку! Чарльз двигается, и Ванда оказывается между ним и Эриком на заднем сиденье. Шерон заводит машину, и они плавно трогаются с места, уезжая прочь от кладбища. — Мне кажется, это хорошая идея насчет школы, Чарльз, — миссис Марко смотрит в зеркало заднего вида на сына, и тот тут же переводит взгляд на Эрика, ища поддержки. Эрик вздыхает, словно перед прыжком в воду, и кивает. — Я совершенно согласен. Чарльз выглядит так, будто не верит, что получил на Рождество самый желанный подарок. — Серьезно? Ты поддержишь меня в реализации? — Не вижу причин отказываться, — он смотрит на друга так, будто тот не потратил многие часы, приводя аргументы в пользу своей идеи со школой мутантов и обязательного участия Эрика в этом действе. — В конце концов, Ванде не помешает общение со сверстниками ее круга. — Да! Хочу в школу! — Ванда радостно вертится, смотря то на отца, то на Чарльза. — А там будет кружок рисования? А в классе будут девочки-мутанты? Ты будешь учить меня, Чарльз? Мойра с нами поедет? Я могу взять мистера Твитти, пап? — Все будет, Ванда. Мы ведь откроем ее с твоим папой для таких хороших детишек, как ты. — Круто! Поехали скорей! «Сразу говорю, что я не буду вести кружок рисования!» «Только бальные танцы и курсы кройки и шитья, Эрик. Детям нужно творческое развитие!» Чарльз и Эрик переглядываются и смеются под недоуменные взгляды остальных. Возможно, впереди грядут революция и война. Но пока они будут держаться друг за друга, закладывая основы светлого будущего, у всех мутантов на Земле есть шанс.8.12.2016 — 11.01.2017