Две стороны одной монеты

      — Я нарисовала тебя, и Чарльза, и Мойру, и еще Шерон, и еще Элизу… Не успела только мистера Твитти.       Это их кот, за которым Эрик все же съездил в свою квартиру и нашел беднягу прятавшимся в подвале. Кот был счастлив, но все же отомстил нерадивому хозяину, расцарапав его руки.        — Я как раз успею к вашему возвращению. Ты ведь скоро приедешь, папа?       Ванда лопочет что-то в телефонную трубку, и Эрику остается только молча кивать. Потому что поток ее болтовни в моменты вдохновения сложно остановить. Краем глаза он отмечает, что человек, с которым беседует Чарльз, поднимается и уходит.       Он тут же ощущает легкое прикосновение к разуму и подает знак, что сейчас подойдет. Чарльз в кабинете за прозрачными стенами, Эрик в коридоре у телефонного аппарата.       — А еще мы играли с Кейном, и он подарил мне свою машинку…       — Надеюсь, ты сказала ему спасибо?       — Да, и подарила ему свою игрушку. Того кота, помнишь?       — Помню, — он вздыхает, думая о пластмассовой игрушке с отколотой лапой. — Мне нужно идти, у нас с Чарльзом еще есть дела. Мы вернемся ближе к вечеру.       — Хорошо. Люблю тебя, папочка. Пока.       Он прощается и идет в кабинет, чтобы забрать Чарльза.       За окном вовсю светит солнце, и на деревьях вот-вот начнут распускаться почки. Весна в этом году довольно теплая, и в промежутках между расследованием они с Вандой выбираются куда-нибудь: в парк, на пикник или просто гуляют.              ***       Данные из клиники: новые лица, адреса и ниточки, за которые они собираются потянуть. Шерон предоставляет им помощь, и, как только Чарльз встает на ноги настолько твердо, что может совершать прогулки и выезжать из дома, Эрик разворачивает бурную деятельность. Слежка и пытки — это, конечно, способ. Но куда проще взять с собой мутанта, способного читать мысли.       Поначалу Эрик переживает, что Чарльз снова почувствует, будто его используют. Он готов действовать самостоятельно, только бы не иметь ничего общего с образом Шоу в голове друга. Но Чарльз, пораженный его мыслями, крутит пальцем у виска. Он только рад вырваться на свободу и наконец-то сделать что-то полезное для их безопасности и для мутантов в целом. Найти Шоу — значит, выйти на тех людей в правительстве, которые причастны к антимутантскому проекту.       У них большие планы. Война — не то, чего желает Чарльз, Шерон или Эрик. Но они рассматривают самые различные варианты исхода и надеются найти выход с минимальными жертвами.       Постепенно подключаются остальные. Хэнк и Алекс возвращаются в Нью-Йорк три месяца спустя, но Логан остается в Луизиане: они с Роуг собирают команду новичков, помогают им справляться с их силами. Эрик видит блеск в глазах Чарльза при этих словах, и тот загорается идеей, что они могли бы открыть что-то вроде школы или приюта для детей, которые не умеют управлять своим даром.       Это лишь радужные перспективы будущего. Каждый понимает, что сейчас их главная цель — Шоу, который за время их вынужденного перерыва мог разработать новый проект, отстроить заново Церебро и пуститься на поиски Чарльза или Ванды…              — Поле вероятностей, вот в чем заключается ее сила, Эрик, — однажды сообщает Чарльз.       Они несколько дней пытаются разобраться в пугающих своими масштабами способностях Ванды.       — И что это значит?       — Значит, что она может влиять на развитие событий таким образом, чтобы обстоятельства сложились удачно для достижения определенной цели. Она хотела встретиться с тобой, и каждый раз, когда она желала этого особенно сильно, происходило что-то, что помогало тебе приблизиться к ней. Возможно, будь ее желание слабее или способности не так сильны, вы встретились бы лишь через годы. А может, и никогда. Но несколько вмешательств свели вас за какие-то три недели… Это… впечатляет, — Чарльз выглядит восхищенным, а Эрик по-настоящему испуганным.       Маленькая девочка захотела встретить своего отца и повернула судьбы сотен людей, чтобы удовлетворить свое желание. Эрик вспоминает о погибших, старательно обходя мысли о матери: Чарльз так и не сказал, была ли ее смерть поворотом, на который повлияла Ванда. Он наотрез отказался отвечать, а Эрик не стал озвучивать свои подозрения.       Эрик убил под сотню человек, он буквально прошел по трупам, спасая Чарльза, чтобы, в конце концов, его шестилетняя дочь смогла обрести семью.       А если бы Ванда сильно захотела чьей-нибудь смерти? А если в будущем она возненавидит людей или решит отомстить кому-то за личную обиду? Если она захочет изменить судьбу всей планеты — хватит ли ее возможностей?       У Чарльза нет ответов, но перспективы… пугают. Эрик не хочет признаваться и прячет свои мысли от телепата, но тот все равно узнает.       Эрик впервые думает, что страх правительства в отношении мутантов может быть оправдан.       — Хочешь воспользоваться их методами? Посадить детей в клетки или расстреливать?       Чарльз в бешенстве, они ругаются чуть ли не до рукоприкладства. Эрик вовсе не хочет ничего подобного. Он чертовски напуган новой ответственностью, которая свалилась на его плечи. И вспоминает девочку Бэку, с которой началась охота на мутантов.       Он не хочет, чтобы Ванда пострадала. Не собирается запирать ее или мучить. Но он не представляет, как обуздать силу неразумного ребенка, который сам даже не в состоянии понять, когда пользуется ей, а когда нет.       Чарльз извиняется за свою вспышку часом позже, и они вместе возятся с Вандой, пока она, утомленная, не засыпает у Эрика на руках.       — Может… Есть возможность как-то сдержать ее силы телепатически? Хотя бы до тех пор, пока она не станет взрослым человеком, ответственным за свои порывы…       — Я могу попробовать заставить ее мозг игнорировать свои способности. Но не выйдет ли это боком в будущем? Что если однажды мой блок рухнет, и ее силы вырвутся бесконтрольно, как в твоем случае?       Они не приходят ни к каким решениям в тот день, а ночью Эрик не может уснуть и будит Чарльза мысленно, высказывая новые опасения.       «Шоу… Он знал о ее силе, Чарльз. Знал и не трогал до поры до времени. Оставил на план Б, о котором говорила Мойра. Он не собирался шантажировать меня, не думаю, что я вообще входил в этот план. И ты тоже…»       «Думаешь, он хочет использовать ее силу, чтобы изменить будущее так, как ему было бы выгодно?»       Они оба замолкают, размышляя о том, что может случиться, попади Ванда в плен к больному психопату. Какое он построит будущее руками неразумного ребенка с неуправляемой силой? Будет ли у их мира вообще хоть какое-то будущее…              После этого они усиливают охрану в доме, разрабатывают тактику поиска и начинают личную тренировку. Чарльз уверен, что Эрик с помощью металлокинеза может усилить его способности. Не до уровня Церебро, конечно, но настолько, чтобы охватывать больший радиус.       Эрик не уверен, стоит ли экспериментировать сейчас с мозгом Чарльза, к которому все еще возвращаются потерянные воспоминания. Иногда это происходит во сне, иногда посреди ужина или просто разговора: он вдруг застывает, вспомнив что-то, и обычно это приводит его в состояние, близкое к панической атаке.       Но Чарльз уверяет, что это никак не сможет ему навредить. А Эрику почему-то на секунду кажется, что телепату непривычно видеть перед мысленным взором так мало разумов одновременно. Он прожил в Церебро двенадцать лет, следя ежесекундно за каждым жителем планеты. Сейчас он может слышать только ближайших людей — слишком громко и отчетливо. Что иногда сам телепат описывает как навязчивое жужжание мухи над ухом.       Теперь они медитируют вместе, используют силу одновременно, Чарльз пытается влиять на металлокинез Эрика, пребывая в его разуме, напрягается до носового кровотечения, протягивая щупальца силы во все стороны от дома. Но дела идут медленно, и все же… Пять месяцев спустя Эрик может с уверенностью сказать, что они достигли больших успехов.       Больше не нужны часы подготовки к тому, чтобы Чарльз, сидящий перед Эриком с его ладонями на висках, мог найти нужного человека в радиусе пары километров. Теперь достаточно просто настроиться на одну «волну», коснуться затылка телепата и, работая по принципу антенны, усилить его псионические волны. Хотя на таком расстоянии они все еще не могут передать мысль или воздействие, прогресс очевиден.       Эрик с грустной усмешкой вспоминает их попытки в Вестчестере за неделю добиться того, что требует месяцы скрупулезной работы и ежедневных тренировок. Да случившееся в Церебро было практически случайностью! И Эрик думает, что Ванда была причастна к этому, напуганная суетой и звуками выстрелов. Чарльз больше не проникает в ее мысли, но это уже неважно.              Телепатия — не та проблема, что встает на пути их расследования. Годы пребывания в заточении не могут не оставить следа.       Чарльз с первого дня в доме жаждет выбраться на улицу, прогуляться по парку, сходить в лес. Но, отойдя от дома на несколько метров и обнаружив по обе стороны длинное шоссе, небо над головой и отсутствие стен, впадает в панику. Хорошо, что Шерон выходит с ним и тут же возвращает его в дом, отпаивая водой и успокоительным.       Чарльз бормочет, что все нормально и ему просто стало нехорошо. Пока Эрик держится за раскалывающуюся голову — так больно его било телепатией только тогда, когда Чарльз, вопреки законам работы Церебро, связался с ним и передал через него послание для Людей Икс на базе.       — У тебя агорафобия*. Это нормально для того, кто столько времени провел в замкнутом пространстве…       Чарльз не хочет признаваться в своей слабости, но Эрик все равно ощущает отголоски его страха. Страха потеряться в бесконечном пространстве вокруг.       — В Церебро я удерживал всю поверхность планеты в своей голове. А теперь я чувствую себя букашкой посреди пустой улицы, которую не могу объять взглядом…       — В теле Мойры ты не выходил из пансионата? — они сидят на диване перед камином в библиотеке.       Ванда играет с Мойрой, потому что Чарльзу нужна поддержка. А Эрик единственный, к кому он может обратиться.       — Когда она еще могла ходить, меня выпускали. Но не слишком далеко. А потом — очень редко. В основном я был на крыльце или на балконе.       — Я прочитал, что…       — Я тоже читал, Эрик. Я же был в твоей голове…       Иногда быть другом телепата невыносимо. Особенно, если он постоянно читает твои мысли.       — Ну, тогда мы можем выйти на улицу вместе, если это поможет тебе.       — Я был с матерью там, но все равно… В общем, я не думаю, что это важно.       — Твоя мать не мутант и не может наколоть на огромный шампур шашлык из твоих врагов. А я могу. Возможно, это успокоит твой страх по поводу отсутствия контроля? — Эрик перебирает пальцами в воздухе, заставляя мелкие металлические предметы с журнального столика подняться в воздух.              В конце концов, это действительно работает. И они могут прогуляться по саду и двору, пройти немного по улице и даже через какое-то время добраться до леса. Ванда идет с ними, и Чарльз отвлекается на ее болтовню, забыв о своих страхах.       Через какое-то время они отправляются в город, но это оборачивается полным провалом. Чарльз наотрез отказывается выходить из машины, с Эриком или нет, и от его паники у Эрика раскалывается голова, а металлокинез выходит из-под контроля. Телепатического заслона больше нет, и люди испуганно оборачиваются в сторону странно вибрирующей машины и гудящего рекламного щита. Эрик вынужден увезти их обратно, чтобы не нарваться на неприятности. Они пробуют в следующий раз только через неделю, когда Чарльз окончательно берет себя в руки и тренируется держать усиленные телепатические блоки против толпы.       — Мне не в новинку слышать сотни разумов. Но в Церебро они были тихими и смазанными, а тут все словно орут вокруг меня. Это похоже на хаос…       Приходится идти более длинным и затратным путем, и Эрик выбирает сначала что-то попроще — кафе на окраине города. Потом малолюдную улицу в спальном районе Нью-Йорка, утренний полупустой парк, непопулярную в это время года площадь у фонтана.       Чарльз находит в бардачке автомобиля черные очки и напяливает их на себя, закутывается в плащ, поднимая воротник словно броню, и держит Эрика за локоть, как преступника, будто тот в любой момент собирается удрать.       — Из-за очков все думают, что я слепой, а ты мой поводырь, — он спотыкается о незамеченную под ногами яму, и Эрик закатывает глаза:       — Похоже, так и есть. Может, снимешь их?       — Н-н-нет, лучше, когда никто не видит мои глаза. И вообще, это неплохая маскировка же, да?       Мысли Эрика скептичны, но он не спорит. Если Чарльзу так проще — пусть. Однажды он заставит его снять их.       В один из дней Чарльз вдруг начинает вести себя куда свободней, престает оставлять синяки на его локте и с интересом вертит головой по сторонам. Сначала это радует Эрика, потом заставляет подозревать неладное. Все становится на свои места, когда какой-то мужик, случайно задев Чарльза плечом в толпе, извиняется: «Простите, мэм, я вас не заметил».       — Ты что, охренел? Ты заставляешь их видеть вместо себя Мойру?!       — Так я как будто иду не в своем теле. Нам надо искать Шоу, а это намного проще и быстрее!       Эрик отвешивает ему смачный подзатыльник, заставляя дамочку, проходящую мимо, шокировано вытаращится: Чарльз потерял контроль на секунду и образ Мойры разрушился. Приходится стирать женщине память, а Чарльз дуется всю дорогу обратно.       — Прятаться за чужой личиной не выход, идиот. Так ты делаешь только хуже.       — С этим я могу передвигаться в толпе, не впадая в ужас.       — Но ты не решаешь проблему!       Чарльз хочет спорить, но только зло выдыхает, ударяя ладонью по бардачку. Эрик прав, но идея была такой замечательной и легкой в применении. Больше он не делает ничего подобного, и они идут длинным путем.              ***       Офис страховой компании остается позади. Они заходят в ресторан, чтобы перекусить, прежде чем ехать дальше. И заодно обсудить полученную информацию.       — Так и что, их всех перевели в одну клинику?       — Основную массу. Двое тяжелых стариков отправились в хоспис по какой-то социальной программе. Честно говоря, я не думаю, что есть смысл их допрашивать. Они находились в пансионате не так уж долго и были действительно плохи.       Чарльз сегодня без черных очков, но его кроссовок стоит вплотную к ботинку Эрика. Они сидят напротив, а так держать его за локоть неудобно. Оба в курсе, что Эрик делает это нарочно, но Чарльз все равно находит выход. И поскольку двадцать минут назад он смог просидеть один в кабинете с чужим человеком, разделенный с Эриком аж целой стеклянной дверью, Эрик не возражает.       Будто бы недостаточно, что разум Эрика с ним на телепатической привязи. Кто бы знал, что отключить чужую телепатию будет еще сложнее, чем подключить изначально…       — Есть еще парень, Винсент Блэйк, инвалид без рук. Ты общался с ним. Его забрали домой.       Они решают проверить всех пациентов пансионата, о которых находят данные. А так же медперсонал, поскольку кто-нибудь может что-то знать о Шоу. В конце концов, навряд ли он особо скрывался, общаясь с сумасшедшими и умственно отсталыми стариками. Однако их интересует в первую очередь только один человек. Точнее, одна…       — Эмма Фрост помещена в новой клинике со всеми, — Чарльз выглядит встревоженным и напряженным при мыслях о бывшем телепате Шоу, и Эрик посылает ему телепатическую поддержку.       — Думаешь, она может знать что-то о местонахождении Шоу сейчас?       — Сомневаюсь, что она вообще что-то знает, Эрик, — он качает головой, и Эрик ощущает идущий от него страх того, что было бы с ним самим, если бы не все произошедшее.       Вполне вероятно, что через какое-то время он оказался бы на одной койке с Фрост, лишившись разума.       — Почему ты не сказал мне, что она была в пансионате? Я мог бы попытаться поговорить с ней.       — Думаешь, я не пытался сделать этого до тебя? У меня было двенадцать лет, друг мой. Шоу поглумился надо мной, когда узнал, что я пытаюсь выбить из Эммы хоть какие-то крохи информации о Церебро, — Чарльз зло опирается подбородком на кулак и смотрит в окно на спешащую по своим делам толпу людей. — Она всегда говорила какую-нибудь бессмыслицу, начинала петь, смеялась или пыталась наброситься на меня. Иногда она могла молчать неделями. Возможно, если бы она получала лечение, то ей стало бы лучше. Но Шоу в этом не был заинтересован…        — Если хочешь, можем поехать в другой день. На сегодня мы проделали достаточно работы. Ванда сказала, что вместе с Хэнком приехала Рейвен.       — О! — Чарльз слегка оживает. — Это же отлично! Она в порядке?       — Да, все вроде бы нормально. Я не расспрашивал, Ванда начала рассказывать про свои рисунки.       — Она чудесный ребенок, Эрик. И ты хороший отец, — Чарльз искренне улыбается ему.       Ванда действительно делает то, что не могут сделать разговоры, намеки и все возможные попытки Эрика сдвинуть камень с мертвой точки. А именно — примирить семью Ксавье-Марко.       Он считает, что тут не обходится без способности Ванды, но доказательств этому нет, а девочка лишь пожимает плечами. Теперь в доме гораздо спокойней. Мойра не выглядит на все обиженной и злой женщиной, и однажды Эрик застает их с Шерон, с интересом беседующих о каком-то фильме. Она оттаивает и по отношению к Чарльзу с Кейном, а последний теперь регулярно приезжает к ним в гости с матерью и играет с Вандой. Чарльз сообщает, что пока у мальчика нет скрытых способностей, но ничего нельзя исключать…       — Да. Отец, который даже не знал о ее существовании… — Эрик хмуро смотрит в свою полупустую кружку, когда получает легкий шлепок по руке.       — Ты же понимаешь, что не все зависит от тебя, великомученик? — Чарльз лишь повторяет его слова, иронично поднимая бровь.       Разговоры между ними на тему ответственности за проблемы глобального и местного масштаба в жизни мутантов походят на партию в шахматы. Сможет ли один убедить другого в силе внешних обстоятельств и облегчить груз вины?..       — Кто бы говорил, а?       После обеда они едут в клинику и скрытые телепатией от внимания медперсонала проходят по палатам. Здесь не так шикарно, как в пансионате, но пациенты выглядят ухоженными, а работники — доброжелательными. И Эрик немного рад за этих людей, тому, что они нашли приют в другом месте, не пропитанном больным руководством Шоу. Каким бы чудным доктором он ни был, по их мнению.       Палата Эммы в самом конце коридора, и они добираются до нее последней, методично проверив воспоминания каждого бывшего жителя Вестчестера. Пока Чарльз передает ему данные, Эрик делает записи в блокноте: имена тех, кто приезжал в пансионат по делам к Шоу, имена охранников, обрывки разговоров между Шоу и его людьми…       Они входят в ее комнату осторожно, словно боясь спугнуть бешеного зверя. Эмма сидит на постели с книгой, одетая в белый халат. Ее светлые волосы коротко острижены и не торчат лохмами, как в последний раз, когда Эрик видел ее. Тогда он не знал, что это Эмма. Она была той женщиной, что постоянно смеялась ему вслед…       Эрик думает, что ей под шестьдесят, и только потом вспоминает, что ей около сорока… Болезненная кожа в царапинах, глубокие морщины на лице, неестественные бледность и худоба, пальцы, обкусанные в области ногтей до мяса. Но самое ужасное — взгляд, как будто смотрящий сквозь, и застывшее выражение странной радости на лице. Будто все, что происходит с ней сейчас, — благо по сравнению со временем, проведенным в Церебро. Эрик думает, что, возможно, так оно и есть. И в своем сумасшествии эта женщина нашла худой мир.       Чарльз скрывает их присутствие и осторожно подносит пальцы к виску. Этот жест помогает ему сосредоточиться. Но стоит это сделать, как Эмма тут же поворачивает голову в их сторону, и Эрик вздрагивает, потому что понимает, что она смотрит прямо на них.       Ее губы растягиваются в сумасшедшей улыбке, и она начинает хихикать.       Чарльз растерянно трет лоб.       — Что? Не работает? Смог увидеть что-то?       — Я… Она все же телепат… Кажется, с ней не работают мои блоки. Мне трудно… проникнуть в ее разум, — он хмурится, но прежде, чем Эрик что-то отвечает, Эмма вдруг подает голос.        — Эрик Леншерр, металлокинез, Нью-Йорк, Бронкс, Восток 196-я стрит, 235, квартира 4.       Тишина звенит у Эрика в ушах, а может, это снова весь металл в здании вибрирует в такт его бешеному пульсу. Это его адрес… Квартира матери, в которой он жил с восьми лет…       Эмма глупо смеется, и Чарльз пытается проникнуть в ее разум еще раз, выхватывая куски воспоминаний, связанные с Эриком.       — Она… Это… Не может этого быть!       Чарльз испуганно смотрит на Эмму, которая в открытую хохочет, снова и снова произнося имя и адрес Эрика.       — Она нашла тебя еще до того, как я оказался в Церебро! Она тебя спрятала… Твою силу… Не знаю, как ей это удалось, но…       — Ха-ха-ха! Чарльз Ксавье, телепатия, Вестчестер, Салем центр, Греймалкин лейн, 1407. Ха-ха-ха!       — Это из-за нее мои способности не могли проявиться? — Эрик дергает Чарльза за плечо, продолжая таращиться на хохочущую Эмму.       — Я не… Не знаю, кажется, да. Она смогла как-то взломать систему Церебро. У нее была еще одна способность, что-то связанное с ментальными блоками. Для Шоу это был сюрприз.       Смех Эммы вдруг резко обрывается, и она смотрит на стоящих перед ней мужчин огромными испуганными глазами.       — Шоу! Шоу! Себастьян!       — Эмма, ты знаешь, где он? — Эрик отодвигает Чарльза в сторону и проходит в палату. Он подходит к женщине вплотную, беря ее за плечи.       Она не сопротивляется и не пытается вырваться. Только смотрит на него пораженно, будто впервые видит, а потом снова начинает хохотать.       Они растерянно переглядываются, но Чарльз морщится от боли и качает головой. Эрик чувствует отголоски его ощущений: в голове Эммы кошмарная каша вперемешку с хрусткими осколками наполовину разрушенных блоков, не дающими Чарльзу беспрепятственно проникнуть в ее разум.       — Шоу… Шоу… Я знаю, где Шоу… Да-да! — она вдруг вцепляется Эрику в руку с такой силой, что остается синяк, и смотрит прямо в глаза, словно пытаясь передать ему свои мысли.       — Где он?       — Я знаю правду… знаю все… знаю, где Шоу! — еще какое-то время Эмма бормочет одно и тоже, не способная справиться с инертностью своего разума.       И когда Эрик уже думает отпустить ее, она вдруг застывает и тихим, почти нежным голосом произносит:       — Клаус Шмидт, Нью-Йорк, Бронкс, Лафайет-авеню, 2600, К-345.       — Что это за адрес? Что там? — Эрик встряхивает Эмму, но та начинает смеяться и больше не может сказать ни слова.       По ее щекам текут слезы, и Чарльз мысленно зовет медсестру с уколом успокоительного. Эрик видит, что его трясет похуже Эммы. Он берет друга за локоть и тянет к выходу, пока им вслед на все отделение несутся безумный смех и крики…       Они оказываются на улице, и Чарльз дышит так глубоко, что у него вот-вот закружится голова от гипервентиляции.       — Дыши спокойно, все в порядке, — Эрик оттесняет его к стене здания, за крыльцо — подальше от улицы и посторонних глаз. У него самого от напряжения дрожат руки, и он старается сдерживать рвущийся наружу металлокинез.       — Я… в порядке… В порядке, — он неуклюже хлопает Эрика по плечу, растерянно рассматривая улицу за его спиной.       Крики здесь не слышны, но голос Эммы звенит у Эрика в ушах. Он гонит прочь мысли о том, что история с его силой началась еще даже до того, как он попал к Шоу в клинику. Теперь это не имеет значения. Что руководило Эммой тогда? Надежда, что Эрик сможет помочь ей самой? Желание отомстить Шоу и увести из-под носа ценного мутанта? Просто последний отчаянный шаг?       — Она… хотела дать нам шанс, которого не было у нее. Прекратить этот кошмар… — голос Чарльза звучит надломлено.       — Почему не сказала… Почему все эти годы она не сказала тебе или мне ни слова?!       — Это было последнее, что сделал Шоу с ней в Церебро. Обратил ее блоки против нее же самой, запретив как-либо сообщать о тебе…       — Что же случилось сейчас? — Эрик и сам знает ответ на свой вопрос. Церебро больше нет, вот что случилось…       Они стоят какое-то время в тишине, переваривая произошедшее и успокаиваясь. Пока Чарльз, в конце концов, не подает голос, ощущая себя разбитым и уставшим:       — У меня просто раскалывается голова. Можем мы выпить хотя бы чашку чая прежде, чем ехать по адресу?       — Пойдем. Нужно посмотреть по карте, что там находится.       Они останавливаются в маленьком кафе и долго вертят карту, отыскивая адрес, пока, наконец, не понимают, что это кладбище.       — Она ведь сказала Клаус Шмидт, верно? Может, этот человек не имеет отношения к Шоу? — они озадаченно смотрят на зеленое пятно в черте города.       — Нет, я тоже слышал это имя. У Шоу было несколько имен, он использовал разные для прикрытия.       — Может, этот покойник прикрывал Шоу в свое время?       — Ох, я не знаю, — Чарльз взъерошивает волосы и сдавливает виски, страдая над чашкой зеленого чая.       День клонится к вечеру, но Эрик уверен, что они не смогут спать, не посетив странное место, указанное Эммой, сегодня же.       — Я позвоню домой, скажу, что мы задержимся немного, — он кивает в сторону телефонного автомата в углу комнаты и под настороженный и неотрывный взгляд Чарльза уходит к аппарату.       Трубку берет Мойра.       — Алло, Эрик? Вы скоро вернетесь?       — Я звоню, чтобы сказать, мы немного задержимся, — он секунду думает, стоит ли сообщать Мойре, куда они едут, но решает, что просто должен. Залог собственной безопасности — всегда сообщать напарнику, куда ты направляешься. — Мы едем с Чарльзом на кладбище Святого Реймонда, чтобы проверить одну информацию.       — Что? Кладбище? Какого черта вы там забыли? — Мойра удивлена не меньше их самих.       — Эмма назвала этот адрес вместе с именем некоего Клауса Шмидта. Он как-то связан с Шоу, я не знаю. Мы должны все проверить. Вернемся через пару часов, скорее всего.       — Шмидта? Ладно, я скажу остальным. Будем ждать вас с новостями.       Они прощаются, и он возвращается к Чарльзу, позволяя вцепиться в свое запястье под листом карты.       — Все в порядке дома?       — Да, беспокоиться не о чем. Логан обещал прибыть завтра утром. Думаю, всех порадуют новые адреса.       Эрик хлопает по блокноту рукой и ободряюще сжимает пальцы Чарльза в кулак.       — Готов ехать?       — Да… Мне уже лучше.       До кладбища около получаса пути, и они успешно доезжают без пробок. Солнце начинает садиться, но на улице все еще тепло. Они отыскивают работника и узнают, как добраться до места К-345.       — Это военная часть кладбища. Посмотри на даты — Вторая мировая.       Эрик пробегает быстрым взглядом по нестройным рядам разномастных надгробий. Теперь хоронят аккуратней. Памятники еще не состарились от времени, но есть много неухоженных могил.       Они молча идут вдоль рядов и оставляют позади пару перекрестков, прежде чем находят нужный.       — Нам дальше, это 340… — Эрик сам не знает, что с ним, но у него крайне дурное предчувствие.       Здесь слишком узко, и Чарльз вынужден идти позади. Эрик почти тащит его на буксире, чувствуя, что друг тоже на взводе.       342…       343…       Сердце колотится так, что слышно, наверное, каждому мертвецу в округе. Но кладбище погружено в зловещую тишину.       344…       — Это оно.       Два надгробия. Одно высокое, мраморное. Второе небольшое, заросшее плющом настолько, что не видно имени. Могила заброшена, ограды нет, но Эрик отмечает это лишь краем сознания.       — Какого черта?.. Как… Как это вообще понимать?       На темном мраморе высечены уже чуть поблекшие буквы: «Верному другу и прекрасному доктору! Пусть дух твой упокоится на веки вечные. Аминь».       Клаус Себастьян Шмидт       13.02.1921 - 7.11.1952.       Фотография поблекшая от времени, но Чарльз узнал бы это лицо из сотен тысяч. Эрик разглядывает ее снова и снова, пытаясь понять, в чем смысл того, что он видит. Этот человек умер чуть больше тридцати лет назад!       Чарльз смотрит на него испуганно, и Эрик улавливает в его голове мысль о том, что Шоу, возможно, восстал из мертвых? Бессмертен? Нестареющий мутант?! Что?!       Эрик сглатывает и вытягивает ладонь вперед над могилой.       — Что ты делаешь?..       — Она не пустая. Гвозди в гробу, пряжка ремня, запонки, часы… Там… там действительно лежит чье-то тело. Клауса Шмидта, очевидно.       В голове куча вопросов и ни одного ответа. Разум Чарльза фонит адским напряжением, и Эрик морщится, а потом вспоминает про вторую могилу и отводит рукой ветви плюща.       Надгробие детское.       Рэбекка Венсон       27.04.1937 - 7.11.1952       — Кто это такая? Дочь?       Эрик пытается прощупать что-то под землей, но на девочке, если она там, не было металлических предметов. Только гвозди гроба.       — Я не знаю… Не знаю…       Он смотрит то на одну, то на другую могилу. Это какая-то блядская шарада! Клаус Шмидт, который выглядит, как Шоу. Или Шоу, который выглядит, как Шмидт. И очевидно, что один из них жив, а другой мертв. Близнецы? Но Шоу слишком молод для того, кто родился в тысяча девятьсот двадцать первом году… И слишком стар, чтобы быть сыном Шмидта. Очевидно, что на фото один и тот же человек!       «Шоу не может быть мертв и жив одновременно, черт возьми! Это невозможно!» — Чарльз кричит мысленно, потому что не может говорить. Он тяжело дышит, снова хватаясь за локоть Эрика.       — Если этот Шмидт-Шоу мертв, тогда кто убивал мутантов последние четырнадцать лет?! Его клон?       Чарльз смотрит на Эрика огромными глазами, не зная, что сказать, и переводит взгляд на детскую могилу, а потом обратно. У них нет ответов. Им стоит вернуться и вытрясти из Эммы всю правду, чего бы это ни стоило.       Они стоят посреди пустого кладбища, и Чарльзу кажется, что все похороненные здесь люди сейчас смотрят на них с осуждением. За то, что они спорят тут, в месте, где должен быть только покой. Ему хочется спрятаться под обликом Мойры или кого угодно другого, лишь бы никто не видел его сейчас. Лишь бы этот Шоу-Шмидт в военной форме не смотрел на него со своей старой фотографии.       А потом все проходит. Словно в одну секунду вокруг отключается звук и свет. А воздух перестает содержать кислород. Остаются только расширившиеся от шока глаза Эрика и детская могила, на которую падает закатный солнечный луч, высвечивая сквозь кроны деревьев только часть имени.       Чарльз знает лишь одного человека, способного принять чужое обличье без всякого труда. Скрыться под любой личиной. Например, лицом мертвеца…       — Нет… — он шепчет, не в силах поверить в собственную догадку, сжимая пальцы еще сильнее на руке Эрика.       Тот заторможено пялится на надгробный камень ребенка.       — Рэбекка. Это ведь Бэка… Девочка Бэка?       Первые буквы имени и фамилии на детском надгробии складываются в знакомое имя, делая догадку Чарльза не лишенной смысла. Он смотрит на Эрика, который никак не может собрать воедино всю информацию.       — Рейвен… Это Рейвен, Эрик…       Они встречаются взглядами, и в мир вдруг снова возвращаются цвет и звук.       — Нет… Не может этого быть… Не может, Чарльз! — Эрик кричит, почти срывая голос, заставляя испуганных птиц сорваться с ветки ближайшего дерева. Его всего трясет, и земля вокруг мелко дрожит от его силы. — Это бред, ясно! Зачем ей становиться лидером мутантов, прикидываться, что она ищет Шоу, и в то же время принимать его личину, держать тебя в плену! — Чарльз качает головой, но Эрик не дает сказать ему: — Я видел ее больную тетку! Логан рассказал мне про Азазеля! Она не может быть Шоу, черт тебя дери!       Он трясет Чарльза, будто это он во всем виноват.       — Эрик… — мысли телепата скачут так быстро, что Эрик не может их уловить. От этой скачки у него раскалывается голова, и сдерживать силы становится все труднее. Чарльз все-таки заставляет себя закончить: — Девочка Бэка стала первым опасным мутантом не из-за своих способностей. Она страдала от раздвоения личности. Во время первого расщепления она убила своих соседей по комнате в приюте…       На сколько лет назад им придется шагнуть в своих поисках еще, чтобы найти источник всех бед, которые случились в их жизни? Эрик рассматривает лицо Чарльза, пытаясь примирить в голове два образа: Рейвен и Шоу. И почему-то перед его мысленным взором всплывает только мерзкая ухмылка Шоу и та противная надменная улыбка Рейвен в их первую встречу.       Взгляд Чарльза вдруг замирает, и голову Эрика пронзает мысль не о прошлом, а о настоящем. И время, словно сорвавшись с крючка, начинает нестись с бешеной скоростью.       — Боже, Эрик, она в нашем доме!!!              Они бегут через кладбище на пределе собственных возможностей, задыхаясь и оскальзываясь на мокрой траве. Мысль о том, чтобы дотянуться телепатией до дома, отброшена в сторону. Они слишком далеко и даже если бы находились в радиусе действия телепатии — слишком взбудоражены, чтобы сосредоточиться.       Чарльз еле успевает пристегнуться, когда Эрик срывается с места, оставляя на асфальте черные следы от колес их автомобиля. Наверное, нужно было позвонить, предупредить…       — Она знает, куда мы отправились. Она не будет ждать. Ванда…       Эрик не может говорить. Паника сжимает его горло, и Чарльз вцепляется в ручку дверцы изо всех сил, когда машину заносит на повороте. Они минуют перекресток и летят на красный, чуть не сбив переходящего дорогу мужчину.       «Может, это не она! Может, мы ошиблись! Эрик, не гони так…»       Ему кажется, что он слышит голос Ванды, зовущий его на помощь, но, скорее всего, это лишь морок.       Чарльз вжимается в сиденье. До дома сорок минут пути, но они летят на такой скорости, что будут через пятнадцать.       — Эрик, осторожно!       — Я справлюсь! Заткнись!       Он чувствует машину так отчетливо, как собственное тело. Руль и педали — всего лишь часть управления, но Эрик способен на большее. Они лавируют в слабом потоке машин, дорога достаточно пуста, чтобы позволить себе такую скорость. Полиция снова обратит на них внимание, но сейчас с Эриком Чарльз, и стереть память офицеру — дело пары секунд.       Он позвонил домой больше полутора часов назад… Эта мысль стучит набатом в голове.       — Эрик, сбавь скорость! Мы разобьемся к чертям!       — У нас нет на это времени!       — Если мы сдохнем в этой чертовой машине, у нас уже ни на что не будет времени!       Он отвлекается лишь на секунду, держа под контролем все, что только можно, с помощью металлокинеза.       — Я…       — СЛЕВА!       Все, что он успевает сделать, — заметить несущийся на них грузовик и смягчить удар. Последнее, о чем он успевает подумать, — что не смог бы предотвратить аварию, в которую попала Магда, даже со своим даром.              Эрик просыпается от боли. Боже, так у него не болело все тело, даже когда его отлупила группа старшеклассников в школе, сломав пару ребер. Эрик, конечно, не остался в долгу, но еще долго морщился при каждом вздохе.       Сейчас дышать невыносимо больно. Хочется замереть и осуществлять функцию дыхания, скажем, правой ногой — кажется, это единственная часть тела, которая у него не болит. Может, ее вообще ампутировали?       Эта мысль заставляет его распахнуть глаза, чтобы осмотреться. Больничный потолок, противный писк мониторов…       — Даже не знаю, рада ли я тому, что ты жив, Эрик. С другой стороны, это дает мне возможность убить тебя самостоятельно.       Он пытается повернуть голову, но его шея зафиксирована жестким ортопедическим воротником. Остается довольствоваться косым взглядом на Шерон, сидящую у его постели. Под ее глазами залегли тени усталости, она бледна, но взгляд способен изжарить на месте.       — Что… Ох… Ванда! — Эрик весь дергается и вскрикивает. На глаза наворачиваются слезы от боли.       — Она в порядке. Все в порядке, кроме тебя и Чарльза, которого ты едва не угробил! Чем ты вообще думал, когда несся на такой скорости? Ваш автомобиль раскурочило до неузнаваемости.       Эрик смутно вспоминает крик Чарльза, отдающий в затылке телепатическим ударом, и несущийся на них грузовик. Потом ничего. Видимо, он успел хоть как-то защитить кабину…       Он отмечает, что его левая рука загипсована, грудную клетку пересекают бинты.       — Как Чарльз?       — К твоему счастью, он отделался только ушибами и ссадинами. Но я все равно настояла на том, чтобы он отлежался здесь.       Она зло втягивает воздух через нос, выражая этим все свое отношение к безрассудности Эрика. Он не хочет ее винить: она только что вернула жизнь своему сыну и чуть не потеряла его из-за Эрика. Но у него были причины гнать на такой скорости…       — У тебя сломана рука, ключица, три ребра и трещина в четвертом, сотрясение средней степени и огромная гематома на ноге. Уверена, жив ты благодаря своей мутации, не так ли?       Эрик прикрывает глаза. Удар пришелся на верхнюю часть тела: в окне не было металла. Корпус машины он смог использовать для их защиты…       — Лучше расскажите, что произошло дома. Рейвен ведь…       — Она мертва, — эти слова звучат в ушах Эрика наступившей тишиной.       Значит, это правда. И теперь все кончено? Он хочет задать эти вопросы Шерон, но та поднимается.       — Мы в частной клинике, так что здесь опасаться нечего. Я уже рассказала Чарльзу все, что знала, а он прочел мысли Мойры и Ванды. Думаю, будет лучше, если он сам расскажет тебе, как все было. Я, право, утомилась.       Она забирает свою сумочку и уже направляется к двери, когда Эрик ее окликает.       — Записка, которую вы передали мне в ресторане при нашей первой встречи. Вы… знали тогда? — он совсем забыл об этом, а сейчас вдруг вспомнил и мысленно отвесил себе легкий подзатыльник. Легкий, потому что голова и так болела… Почему он не поговорил об этом раньше с Шерон?       Женщина оборачивается, на ее лице хмурое напряжение.       — До того, как уйти в подполье, я помогала своему мужу вести дела нашей компании. И первое, чему я научилась, — это то, что своим деловым партнерам никогда нельзя доверять полностью. Всегда найдется кто-то, кто заплатит больше, предложит что-то получше, и из твоих рук может утечь важная информация. Я никогда не думала, что однажды эти знания пригодятся мне на войне. Люди Икс всегда были ненадежной организацией, не имеющей постоянного состава. От ее основания и до распада в ней продержались только два человека — Рейвен и Янош Квестед. Возможно, ты видел его — высокий брюнет, любил ходить в костюмах, молчаливый.       Эрик припоминает мужчину, который находился на базе Икс, и охранял вход в его камеру.       — У него осталась семья в Мексике. Он был не прочь заработать за предоставление некоторой информации. Обычно я держала связь с Рейвен, потом появился Логан, ставший ее правой рукой. Но никогда не помешает лишняя пара глаз и ушей, верно? Он не рассказывал ни о чем подозрительном, никто не вел себя странно. И все же иногда… Мне казалось, что Шоу узнает о том, чего знать никак не мог бы. У меня не было доказательств, так что можешь считать это интуицией.       Эрик коротко кивает, насколько позволяет воротник, и Шерон, наконец, уходит. Чарльз уже стоит в дверном проеме, когда она покидает палату. Странно, что Эрик сразу его не заметил.       — Как ты? Ванда ужасно хотела тебя увидеть сегодня, но я сказал ей, что ты отдыхаешь.       Он выглядит как обычно, только на скуле и лбу порезы, а правая кисть перевязана эластичным бинтом.       — Как будто меня изжевал динозавр… С железными зубами.       Чарльз растягивает губы в слабой улыбке и садится на край его кровати, сжимая что-то между ладоней.       — Врач сказал, что тебе придется поваляться здесь. Это была плохая новость.       — Хорошую мне уже сказала Шерон… — Эрик не выглядит счастливым, но они с Рейвен не были так уж близки, чтобы сильно расстраиваться. — Извини, что чуть не угробил нас. Мне уже обещали мучительную смерть, если повторю что-то подобное.       — По крайней мере, я был в машине с металлокинетиком, который смог уберечь меня от более тяжких травм.       — Ага, они все пришлись на мои чертовы ребра, похоже, — он кряхтит и морщится, как старый дед, но все слишком болит, чтобы перемещаться в постели молча.       — Хэнк работает над лекарством.       — Каким еще лекарством? — Эрик вдруг вспоминает, что его друг питал к Рейвен теплые чувства, и тут же задает другой вопрос: — Как Хэнк? Он ведь…       — Нормально, — кажется, Чарльз говорит это только, чтобы успокоить Эрика, но тот все равно чувствует отголоски его тревоги. — Ладно, на самом деле не очень. Рейвен ударила его по затылку, и он отключился. А когда очнулся, все уже закончилось… Он, в общем, ушел с головой в работу. Логан ему помогает.       — Логан уже приехал? Погоди, сколько я здесь?       — Всего лишь сутки. Ты не приходил в себя из-за сотрясения.       Они молчат, когда в палату входит врач. Быстрый осмотр, вопросы о самочувствии, инъекция обезболивающего, и не замеченный врачом Чарльз возвращается на свое место.       — Опять прячешься от других?       — Просто не хотел с ними разговаривать. Не очень люблю людей в белых халатах… — Чарльз придвигается ближе, будто боится, что сейчас медработники вернутся и снова утащат его в Церебро.       — Расскажи мне, что произошло. Твоя мать сказала, что ты знаешь…       Телепат вздыхает. Ему тоже не хочется вспоминать это заново, но Эрику больше не от кого узнать. Его разум колется вопросами, вызывая у Чарльза напряжение в висках и желание отмахнуться. Но проще впустить Эрика в свою голову и все показать, чем бороться с его напором.       Он закрывает глаза, позволяя чужим воспоминаниям слиться в единую картину.       Это не занимает много времени, каких-то пару-тройку минут.              Мойра возится на кухне с ужином, пока Ванда играет в кресле с куклами. Ее мысли заполнены волнением по поводу новой информации о Шоу и теплыми образами девочки, о которой она заботится, как о родной, с момента их встречи. Она заканчивает со спагетти, когда на втором этаже раздается какой-то шум.       — Рейвен, у вас все в порядке? — ее крик заставляет Ванду отвлечься, а Рейвен уже спускается по лестнице, спокойно и не спеша.       — О, все прекрасно, дорогая. Не обращай внимания.       В ее словах есть что-то странное, но Мойра, занятая готовкой и своими мыслями, не может понять сразу, что именно.       Ванда смотрит, как Рейвен идет в ее сторону, криво улыбаясь. Это выглядит неестественно, но причин для беспокойства нет, ведь так?       — Ужин скоро будет готов, ждать Чарльза с Эриком не будем. Мы с Элизой пойдем накроем на стол, так что Хэнк может спускаться.       Рейвен останавливается у кресла Ванды, беря в руки одну из ее кукол и рассматривая так, будто это самая интересная вещь в доме.       — Не думаю, что ты далеко уйдешь отсюда, малышка Мойра…       Женщина замирает, и Эрик чувствует, как ее тело тот час же сковывает ужас, не позволяющий обернуться в сторону гостиной. Он слышит испуганный писк Ванды, и буквально все его существо рвется ей на помощь.              Разум Чарльза заставляет его оставаться на месте, успокаивая. Ведь это только воспоминания…              Мойра поворачивается в тот самый момент, когда по телу Рейвен начинает расползаться волна, заменяющая синие чешуйки на бледную кожу. Ее золотые глаза потухают карим, медного цвета волосы укорачиваются, будто втягиваясь в кожу, и чернеют, плечи становятся шире, юбка превращается в мужские брюки… И через секунду все, что напоминает в облике Шоу о Рейвен, — это кривая ухмылка, которую столько лет Мойра видела изо дня в день.       Она в таком шоке, что не может сказать ни слова. Не может позвать на помощь, не может закричать.       — В чем дело? Вы словно не рады видеть меня, дамы. А ты, моя девочка, должна быть благодарна мне за визит, — он протягивает руку к Ванде и берет ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза.       — Не трогай ее! — Мойру трясет, слова вырываются против ее воли, на автомате.       И Эрику кажется, что это кричит он, а не Мойра.       — Малышка Мойра слишком шумит, тсс, — Шоу прижимает палец к губам, продолжая улыбаться. — Если ты пойдешь со мной, Ванда, то обещаю, что никто не пострадает. Ты ведь не хочешь, чтобы тетя Мойра умерла, правда?       Пистолет в его руке берется словно ниоткуда. Мойра думает об этом лишь краем сознания, а Ванда переводит испуганный взгляд с одного взрослого на другого.              Эрик уверен, что Чарльз прочитал и ее разум, но он не дает ему почувствовать эмоции дочери.              Девочка нерешительно берет Шоу за руку, ведь выбора у нее нет.       — Оставь ее! Она всего лишь ребенок, ты, больной ублюдок! — на глазах Мойры слезы, а ее руки сжаты в кулаки. Она в панике, и сейчас самое время позвать охрану, но не дать Шоу уйти.       — Только крикни, и я прострелю ей голову быстрее, чем ты это сделаешь, — Шоу знает, как манипулировать, и дуло пистолета оказывается у виска Ванды.              Если бы не руки Чарльза, удерживающие его за плечи, Эрик окончательно бы доломал свои ребра, вскочив и рухнув с кровати. Но тот держит его крепко, позволяя досмотреть чужие воспоминания.              А потом происходит что-то непонятное. Изображение словно дергается, как в зажеванной кинопленке, глаза Ванды сверкают или это просто отблеск. Но Мойра вдруг вспоминает, что утром она взяла с собой пистолет, который сейчас оттягивает пояс ее брюк.       Шоу пятится к двери, таща за собой Ванду, но девочка резко вырывает руку и отскакивает в сторону.       — Что ты делаешь, маленькая дрянь?       — Беги, Ванда! — голос Мойры звенит от злости и страха, но ее рука не дрожит, сжимая пистолет.       Ванда ныряет за кресло, и Эрик не успевает за нее испугаться, потому что Мойра нажимает на курок первая.       Звук выстрела оглушает, хлопает дверь, и в дом влетает один из охранников, тут же разоружая Шоу. Но тот будто не замечает пули, прошившей его предплечье, упавшего на пол пистолета, криков охраны…       Его взгляд прикован к Мойре — удивленный и… счастливый? На его белой рубашке в области груди расплывается красное пятно, и он неуклюже заваливается на пол. А потом начинает меняться. Сначала глаза, потом лицо, руки, одежда пропадает… И вот, посреди гостиной лежит уже не Шоу, а синекожая Рейвен с простреленным сердцем. Она не может ничего сказать, задыхаясь… Только смотреть на свою убийцу.       Эрик видит, как плачущая Ванда подбегает к Мойре и обнимает ее за колени, а та прижимает девочку к себе в ответ. В ее мыслях пеплом оседают страх и неверие в то, что все кончено. Что человек, сломавший ей жизнь, мучавший ее столько лет, мертв. Убит… Ее собственной рукой, как она и мечтала ночь за ночью много лет подряд.       — Ты больше ничего у меня не отнимешь, тварь…       Навряд ли Рейвен-Шоу слышит ее. Ее желтые глаза выглядят потухшими и остекленевшими.              Они выныривают из воспоминаний, оба тяжело дыша, и Эрику нужно какое-то время, чтобы придти в себя. Он сжимает руку Чарльза здоровой рукой, хотя все, что он желал бы сейчас, — это обнять Ванду и убедиться, что с ней все в порядке.       — Она в порядке, Эрик. В порядке. Только испугалась немного, не больше…       Голос Чарльза звучит успокаивающе, и Эрик заставляет свое дыхание замедлиться, иначе ребра просто не выдержат.       Чарльз посылает ему свои воспоминания по самому краю сознания — это похоже на работающий фоном телевизор, — как Ванда заходит с ним в палату к Эрику, как они сидят рядом, глядя на него спящего, всего в бинтах. Ванда невредима и соглашается позаботиться о Мойре, пока Чарльз и доктора позаботятся о папе.       — Чарльз… Что там произошло? Ты знаешь, о чем я… Тот странный момент.       Они смотрят друг другу в глаза, пока Чарльз не сдается, отворачиваясь.       — Да, это Ванда. Мойра уверяла меня, что взяла с собой пистолет утром, но когда я просматривал ее память, я видел, что это не так. Его не было до той самой минуты, пока Ванда не применила свою силу. Она как бы… Я не уверен, что именно она сделала. Будто бы изменила что-то, но не в настоящем, а в прошлом. Заставила Мойру взять пистолет с собой… Получилось что-то вроде наложения двух линий событий. Я точно не могу сказать.       Чарльз ловит беспокойство Эрика еще до того, как тот успевает провалиться в омут хаотичных переживаний по поводу способностей Ванды.       — Не надо, друг мой. Не сейчас. Тебе нужен отдых. У нас будет много времени, чтобы подумать о силе Ванды.       Эрик хочет заупрямиться, но понимает, что на сегодня с него действительно хватит. После укола тело не так болит, но все кружится, и его тошнит из-за сотрясения. Чарльз тоже выглядит уставшим и не готовым к обсуждению новых проблем, куда более сложных, чем поиски Шоу… Так считает Эрик.       — Ты что-то принес? — он кивает в сторону книжки, брошенной куда-то на постель и затерянной теперь в складках одеяла.       — А, да. Читал записи. Думаю, тебе тоже будет интересно вернуться к этому теперь, когда мы нашли недостающие страницы в вещах Рейвен, — он поднимает записную книжку, и Эрик узнает в ней ту самую, которую они нашли в документах Шоу и которую он не стал дочитывать, решив, что в ней нет ничего полезного.       — Это те записи о пациентах? Мы ведь решили, что это не Шоу писал.       — Да. Это записи Клауса Шмидта, — Чарльз поджимает губы, в ответ на немой вопрос Эрика, — о своей пациентке Рэбекке Венсон.       Эрику кажется, что его сейчас стошнит от этой бесконечной истории, и он прикрывает глаза, пока Чарльз тянется за судном и стаканом воды.       — Не надо, все нормально… Просто повышенный рвотный рефлекс начинает вырабатываться на всю эту историю.       — Лучше поспи.       — Нет, — Эрик хватает Чарльза за руку, не давая уйти, и тот послушно садится обратно на край больничной койки.       Ему не по себе в этом месте, и Эрик знает, что он бы с удовольствием сейчас был дома, в своей комнате. Лишь бы подальше от клиники, палат, медицинского оборудования и врачей. Но он остается из-за Эрика.       — Просто… — он хочет попросить его рассказать о Бэке, Шоу, о том, что Чарльз прочитал в книге, но передумывает. — Я хотел сказать, что это все уже неважно.       Чарльз кивает и впервые за вечер улыбается искренне счастливой улыбкой.       — По крайней мере, эта глава нашей жизни закончилась. Я посижу с тобой, пока ты не уснешь.       Сегодня они могут расслабиться и отложить дела на потом…