Ночь. Квартира. Холодильник. Подхожу — хочу поесть. Не звучал ещё будильник, Но уж не на что смотреть! «Где еда?» — взываю к чести. Только нет такой на месте. Если в доме всё пропало — Значит, Сашка здесь бывала!
— Я сейчас выключу, — пискнула я, понимая, что телефон достать не получится, и потянулась к колёсику громкости на панели, таки вспомнив о его существовании. — Нет, погоди, — остановил меня Психчинский. — Интересная разбавка песен о любви. — Вы уверены? — слушать стёбные песни Дара в компании с Сергеем Павловичем — сомнительное удовольствие, но он кивнул и сделал погромче. А у меня запылало лицо. Нет, вы не подумайте, песня-то прикольная и даже смешная. Дома я под неё обычно готовлю. Но то дома. И не в компании с Психом, который сейчас максимально внимательно вслушивался в текст. А тем временем Дар, потерявший в какой-то момент связь с рифмой, продолжал:«Лучше в мире нет сестры!» Эй, алло, глаза протри! Бей, пинай, кричи, души — Но не трожь моей еды!
— Если я скажу, что просто нашла её в интернете, вы мне поверите? — вклинилась я в разбивку между куплетом и припевом. — Нет, — усмехнулся Псих и вторило ему протяжное «о-о-о» Толика.Лучше б был абьюзер, А не Сашка-объедузер! (О-о-о) Объедузер! Объедузер! (Спасайте!) (О-о-о) Сашка-объедузер! (Спасайте еду!)
Толик подпевал Дару, добавляя мощи звучанию. Хотя о какой мощи может идти речь, когда это старая и даже не студийная запись, сыгранная в папином гараже и прошедшая несколько вариантов не самой качественной обработки. Песня-прикол, написанная ради веселья, когда ребята — в то время ещё и правда ребята — только искали себя. Я до сих пор помню свои эмоции, когда мы вместе с мамой стояли в гараже и слушали эту глупую, абсурдную песню. Которая почему-то вместо смеха вызывала слёзы. Не обиды — то было странное чувство, замешанное на гордости и удивлении. Когда Дар пел даже что-то настолько нелепое, он отдавал всего себя, словно светился изнутри.Нет сестры, но есть еда? Одолжу свою за бакса два! Заберите, отвезите и отдайте хоть куда: Женщина-бульдозер дальше справится сама!
Следующие строчки вырвали меня из воспоминаний, заставив улыбнуться. И насторожиться. Если Псих скажет, что песня говно — я расцарапаю ему морду. Я готова терпеть его нелюбовь к моим пиздострадальческим песням, но нелюбовь к музыке Дара терпеть отказываюсь. Это банальная семейная солидарность. Я, может, и могу сколько угодно говорить, что его песни не очень, но другим этого делать нельзя! Хотя, если честно, я никогда не говорила Дару, что его музыка какая-то не такая. Просто язык не поворачивался насмехаться над тем, во что человек вкладывает душу.Летом так вообще напасть — Хоть горюй да стой и плачь: Стоит лишь купить арбуза — Тут как тут наш объедузер! Ты не женщина — бульдозер! Будет пузо больше бёдер, Если так продолжишь жрать! Как же жаль твою кровать…
И снова припев о том, что нужно спасать еду от Саши. А я всё-таки сделала потише — настолько тише, что слов было уже не разобрать, — потому что дальше шли строки о любви ко мне. И мне не хотелось, чтобы их слушали другие. В любом случае, эту песню в общем доступе они никогда не найдут. — Вау, так у тебя брат — музыкант? — спросил Олег. — Был когда-то, — отчего-то закашлявшись ответила я, то и дело косясь на Психа, который продолжал рулить, слегка улыбаясь чему-то своему. — В смысле «был»? — не врубился Ефимов. — Он умер? Я поперхнулась воздухом и закашлялась ещё раз. — Ещё вчера был жив, — не оборачиваясь, ответила я. Это же надо до такого додуматься? — Он завязал, теперь работает в папиной фирме. Удивительное дело, но Психчинский, от которого я ждала бурной реакции с обильной порцией сарказма, помалкивал и следил за дорогой, а Олег тем временем, видимо, от скуки, решил меня порасспрашивать. — И что за фирма? — он подался вперёд, примостив голову на спинке моего сидения. Получалось так, что дышал он мне практически в ухо. Неприятное ощущение, если честно. — Строительная, — ответила я, сдвигаясь к стеклу. — Так-так-так… Я знаю все строительные фирмы в нашем городе. Ну-ка давай название! — тоном знатока потребовал он. — Добрострой, — буркнула я. — Падажжи, — выдал он что-то не вразумительное, что в теории могло расшифровываться, как «подожди», — так ты дочка Добронравова? Да ну, правда, что ли? Вы с ним совсем не похожи! Он тёмненький, а ты — рыжая. — Ага, в маму пошла, — как-то стушевавшись, ответила я. — Блин, как тесен мир, оказывается, — хлопнул по спинке сидения Олег. — Классный мужик. Мировой! Он у меня проект увёл пару лет назад. Ты, наверное, в курсе. Проект реконструкции Болотнинского парка. Я тогда ух как злился: по гос. программе столько денег выдавили, и тендер был у меня в кармане, но тут в последние дни в гонку вошёл твой папуля — и обскакал меня. Обидно, конечно, но парк получился классный. Правда, теперь его в пору Озёрным называть, болото-то они очистили. — Очистили, — слегка неуверенно ответила я. О парке-то я знала — то был один из известнейших папиных проектов. Вот только Олег врал. Папа не в последний день вошёл в гонку: они несколько месяцев работали, не покладая рук, над презентацией полной реконструкции Болотнинского парка. Папа тогда ночами не спал. Даже после того, как выиграли тендер, легче ему не стало — с марта по октябрь он дневал и ночевал в этом парке. Мама тогда даже шутила и предлагала подарить ему палатку, чтобы он перебрался в Болотнинский на постоянку, а она будет сдавать в своей кровати койко-место посуточно. Но ничего из этого рассказывать Олегу я не собиралась. Делиться историями своей семьи с ним не хотелось совершенно. Поэтому, заметив слегка остекленевший взгляд Психчинского, которого дорога измотала даже больше, чем меня, я ухватилась за него, как за спасательный трос, переключив разговор на него. — Ты устал? Он как-то рассеянно кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Пока сама не начала водить, не понимала, почему человек за рулём никогда не смотрит на тебя во время разговора. Теперь понимала и старалась не лезть под руку, как это делала подростком, постоянно тыкая папе что-то под нос и требуя посмотреть. — Я на ногах с шести утра, — ответил Сергей и зевнул. — Хочешь, я сяду за руль? Он коротко нервно хохотнул. — Саш, я только поменял колпаки, так что лучше воздержись. В моём бюджете не предусмотрена ещё одна замена в этом месяце. Да и если машина вдруг сломается, сомневаюсь, что мы найдём здесь автосервис. — Да что ей будет? Она же новая! К тому же я нормально вожу! — Помню я, как именно «нормально» ты водишь. И колпаки тоже помнят. — Так это было специально. — Я в курсе. Но нам осталось минут тридцать. Давай доедем без приключений? Хорошо? Вёл Сергей Павлович себя самую малость глупо. Но я заметила уже давно, что Псих мог становиться очень упёртым, когда уставал, так что спорить я не стала — сама слишком устала для этого. Да и вообще, женщина-муза должна вдохновлять на хорошие поступки, а не вызывать желание бросить её в полях. *** Доехали мы, и правда, без приключений, но не за тридцать минут, а за час. Примерно половину всего времени мы колесили по маленькой деревушке, вытянувшейся вдоль железной дороги. Я спросила у Психа, почему мы не поехали на поезде, ведь это лишило бы нас некоторых проблем и явно сохранило бы нам нервные клетки, на что он ответил, что не оказалось поездов на нужные нам даты, а если поезда и были — не было билетов. Что ещё больше убедило меня в том, что место гиблое и Белозёрову нужно подыскивать что-то другое. Где-нибудь поближе к дому. У нас там тоже имелись озера, возможно, не целебные, но к ним было явно проще добраться. Домик, арендованный Психом, оказался маленьким и тёмным, типично деревенским: обшитым сайдингом и очень низким. Просматривался он через невысокий деревянный заборчик хорошо. Я, возможно, не буду биться головой об потолок, а вот Психчинский явно приложится не один раз, а Олег так вообще, скорее всего, не пройдёт в двери. Сергей припарковался максимально близко к забору, чтобы освободить проезд для других машин, если такие будут. Дороги между домами были узкими и засыпанными крупной галькой, в которую для выравнивания ещё и мелкой подсыпали. Я никогда в жизни не решилась бы пройти по такой дороге на каблуках и даже порадовалась, что в последнее время каблуков среди моей обуви было мало. А ещё представила, что случилось бы, возьми Псих в качестве помощницы с собой Нину, которая шпильки снимала, только когда спать ложилась. Чёрт, да она бы ноги себе здесь переломала, и Псих, как истинный рыцарь, возил бы её по больницам. Я покосилась на Сергея, который вызванивал явно уже спящих хозяев дома, и сделала единственный верный вывод самостоятельно: он не стал бы заморачиваться, а просто добил бы Нину, чтоб не мучилась. Представив, как он закапывает девушку в крупной гальке, проклиная попавшие в ботинки камушки, я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Сергей все-таки дозвонился до хозяина, и через пару минут дверь нам открыл заспанный мужчина в семейных трусах возраста плюс-минус моего папы и ростом мне по грудь. А я думала, Витя низенький…. Ночь и желание спать явно не располагали к разговорам — он просто ткнул нам в сторону двух дверей и сказал, какая из них ведёт в спальню, а какая — в туалет. Ещё сказал, что постель они уже постелили, и, позёвывая, скрылся в своей спальне. Ну а я, будучи единственным человеком, вещи которого не были заперты в багажнике, сначала припустила в сторону туалета, который оказался абсолютно обычным, хоть и установленным лет десять назад — чистый, и на том спасибо, — а потом в апартаменты, чтобы застыть на пороге, обомлев. В маленькую комнатушку, меньше моей собственной спальни, которую я считала очень маленькой, воткнули двуспальную кровать, придвинутую к окну, и небольшой детский диванчик в форме машинки, который раскладывался до односпальной кровати. А между ними проход в полметра и тумбочка в конце. Ещё на полу валялся коврик, старенький такой, плетёный. У меня бабушка такие пару лет назад порезала на дорожки в огород. Псих явно переплюнул себя в плане тесноты. Боги, верните мне мотели и хостелы, я поняла, что это лучшее изобретение человечества! Понимая, что сегодня я явно сплю в тачке, которая была очень похожа на красную машинку из известного мультика с ожившими тачками, я плюхнулась на диван, и он издал стонуще-кряхтящий звук, показавшийся мне до боли похожим на фирменное «кчау». Прикрыв за собой дверь, до которой я, между прочим, смогла дотянуться, сидя на диване, я быстро переоделась в свою наркоманскую пижаму. И, надо отметить, что выглядела максимально уместно — детская кроватка и около-детская пижамка, если не приглядываться. Как говорится, подобное взывает к подобному. Наверное, вид у меня был интересный, потому что, когда Псих, нагруженный вещами Олега, вошёл, вид у него стал самую малость ошалелый. Хотя, возможно, он слегка офигел от перспективы спать с архитектором. Проблема здесь была в том, что Олег храпел и вонял, да и явно займёт большую часть кровати, а Серёжке придётся либо ютиться на краешке, либо вжиматься в окошечко. На крайняк остаётся плетёный коврик на полу. А что? Прекрасная перспектива. Я резко и злорадно полюбила эту спальню. Хотелось пошутить, что мы будем снимать домашнее видео с мальчиками-актёрами, где я, конечно же, буду режиссёром. Я даже представила, как зло смеюсь и хлопаю в ладоши, а «актёры» меняются позициями. Но язык свой благоразумно придержала — за такие шутки меня Псих по головке не погладит. Велик шанс, что он мне эту головку открутит и вместо неё прикрутит тыкву. Сергей тихо ругнулся и, скинув вещи Олега на пол, вышел из комнаты. А я, посидев некоторое время, полезла к окну. Я была человеком от природы любопытным, но любопытство моё несло исключительно избирательный характер. Если мне были интересны люди, я лезла в их жизнь с потрохами и изучала все тонкости, а вот если люди меня не интересовали, то мне было, в общем-то, по барабану, что происходит в их жизни, даже если события развивались в целом интересными сценариями. Так что мне было совершенно всё равно на то, что Олег копается в машине под окнами, но при этом я выгибала шею, практически прилипнув к окну, пытаясь разглядеть, что делал Псих, стоящий на крыльце. А он курил, нервно барабаня костяшками пальцев по деревянным перилам. Что ж, его поездочка тоже подкосила, так сказать, проехалась катком по нервам. Так что из банального чувства солидарности я ничего не сказала, когда он вернулся и, как был, в одежде, плюхнулся в кровать и уснул. Реально уснул, прям вырубился, обхватив подушку руками и уткнувшись лицом в окно. Я проверила. И из того же чувства солидарности я принялась махать Олегу и требовать тишины, когда он пришёл, нагруженный своими оставшимися вещами. А вещей у него было море. И он ещё час или два готовился ко сну, то раскладывая шмотки по местам, то переодеваясь в пижаму, то тихо причитая о том, что душ на улице и он не может помыться — и много других не менее бесявых дел, которые вполне можно было сделать утром, а не в три часа ночи! И самое жуткое, что всё это время я не спала вместе с ним. У меня в целом наблюдались некоторые проблемы со сном: я не могла спать, когда нервничала, и очень сложно засыпала в незнакомом месте. В детские годы, да и в подростковые, когда мы с родителями ездили отдыхать, первую ночь в отеле я и вовсе не спала, но потом немного переросла эту проблему. Однако сон мой крепким всё равно не был. Я его даже сном назвать не могла. Так, какое-то полукоматозное состояние, когда ты лежишь с закрытыми глазами и реагируешь на каждый посторонний звук. Так что ночь стала для меня кромешным адом: сначала я просто не могла уснуть, а затем, когда всё-таки скользнула в пограничное состояние, вздрагивала и просыпалась каждый раз, когда Олег переворачивался на спину и начинал храпеть. Вот почему на утро я была злая и невыспавшаяся, а Олег занял почётное первое место в рейтинге людей, которых я хочу травануть ртутью.