***
Чтобы, так сказать, проникнуться историей, придётся включить заднюю передачу и таки отъехать немного — на пару-тройку месяцев назад, к весне, когда Нина впервые увидела прекрасного и неповторимого Мочалина. С каждым эпитетом я вполне могла бы поспорить, потому что ничего прекрасного и уж тем более неповторимого в Серафиме не видела. Но, как говорится, у первой любви глаза близоруки, а очочки розовые. Собственно, случилась судьбоносная встреча не иначе как восьмого марта — символичнее было бы только четырнадцатого февраля. На почве Нининой истории я даже задумалась над тем, какого же числа я встретила Психа, но вспомнить, конечно же, не смогла. Помню, как вылила на него кофе, а вот какой это был день, без понятия — нужно будет в трудовой посмотреть, хотя, если не ошибаюсь, официально меня устроили спустя месяц или около того. Ладно, не суть важно, когда-нибудь я обязательно высчитаю эту дату. Зря что ли аналитик? Но давайте всё же вернёмся к Нине. Вернее, к Нине и Серафиму. Для неё их встреча стала чем-то вроде любви с первого взгляда. Для него же… Он даже не обратил на неё внимания. Хотя, если честно, я в этом сомневаюсь: Нина была из тех девушек, которым оборачиваются вслед. Из тех, о которых мечтают и грезят. Наверное, мои слова прозвучат совершенно не тактично, но Нина выглядела, как девушка, которая придаёт статусности. По крайней мере, именно так кинематограф рисует девочек богатых мальчиков. А Серафим? Молчаливый, неуверенный в себе заика. Парень, который на моей памяти двух слов связать не мог. Так что я нахожу крайне забавным тот факт, что болтливая Нина влюбилась в молчаливого Серафима. Но меня опять унесло, а я так и не рассказала, с чего всё началось. Нину приняли на работу после нового года. А в зимнее время Белозёров был, пожалуй, одним из лучших начальников, потому что щедро давал нам дистанционку. Работали мы неделю через неделю, а художники так и вовсе появлялись только на собраниях. Работать из дома зимой — это потрясающе, хотя, как мне кажется, Белозёров таким образом просто экономил на счетах. Так и получилось, что у Нины с Серафимом, работающих в одной компании, почти за два месяца ни разу не совпали смены. Лично я думаю, что таким образом судьба из последних сил разводила их в разные стороны, но злой рок, как уже было сказано ранее, всё же обрушился на них восьмого марта. В тот день радостная Нина с наклонностями шпиона, получив подарки от пяти своих возлюбленных, ни один из которых не знал о другом, шла на работу, предвкушая вечернее свидание с шестым — надо ли мне упоминать что на этом моменте истории я подавилась кофе? Я уже готова была наклеить ярлычок «шалава» на Нину, но та, икнув, произнесла: — Александра Петровна, я ни с кем из них не спала. Флирт, не более. Да и никому из них не обещала, что «я их навечно». Я разве что согласно кивала, мысленно добавляя в картотеку Ниночки пунктик «вертихвостка». Скажем так, её представления о жизни в мои исконно моногамные не вписывались. Возможно, тут имела место правильно заложенная модель отношений, сложно сказать. Но скорее всего дело было в чувстве вины — я не могла понять, зачем впрягаться в отношения с человеком, если собираешься ему изменять. И дело даже не в великой любви, а в банальном человеческом уважении. Для меня любая измена — табу, а уж то, в какой форме она проявляется, не важно. И, мне кажется, Нина поняла мой настрой, потому что выглядела она смущённой. Тем не менее, девушка неуверенно продолжила свой рассказ: — Вы же знаете, я всегда на каблуках хожу. Сказывается комплекс маленького роста. Я, когда маленькой была, очень медленно росла, и всё, что ела, шло в лишний вес. Потом я очень резко вытянулась — буквально за пару месяцев — и похудела, но привычка осталась. Ну так вот, — она поджала губы и отпила ещё лимонадика. — У нас весна рано пришла, всё начало таять, а ночью неожиданно ударил мороз. Я тогда была в весенних ботиночках, у которых ещё такая гладкая подошва… Ну, я поскользнулась. Растянулась на льду у Рекламамы: юбка по швам порвалась, колготки все в стрелках, ещё и колени с ладонями стесала до крови. Пытаюсь подняться — и снова падаю… И вот лежала Нина на льду под фонарём в семь утра и плакала. Не столько от боли, сколько от обиды. Однако, слово «плакала» в данном случае не совсем отражает сути — девушка скорее выла, проклиная всё, что только можно было проклясть. А редкие прохожие странно косились на неё и шли дальше. Все, кроме Серафима. Вы же уже заметили, что он избранный? Я, после стократного повторения этого от Нины, да! Наш герой, конечно же, просто не смог пройти мимо девушки в беде и спас её из затруднительного положения в силу своего чудесного воспитания. По крайней мере, так это рисовала Нина. Я же представляла, как заикающийся Серафим пытается поднять воющую девушку с земли, попутно чуть не падая с ней обратно. Но то, что он снял с себя куртку, чтобы прикрыть разорванную юбку Нины — поистине джентельменский поступок. Как вы понимаете, эта сцена не была отягощена диалогами — Серафим просто помог дойти девушке до здания агентства и, перепоручив Нину охраннику, поспешил скрыться от греха подальше, явно испугавшись роли избранного героя. Ну а Нина, едя в такси домой и вдыхая аромат его куртки — а пахла она потом и порошком — определилась с жертвой и тем же вечером отшила всех своих шестерых ухажёров. Закончив историю их встречи, Нина на не очень твёрдых ногах пошла за ещё одним лимонадом. А я смотрела ей вслед и думала о том, как меня сюда занесло. Ещё я, конечно, подметила, что походочка у Нины странноватая, но о том, что она на пустой желудок гложет алкогольные коктейльчики, я ещё не подозревала. Как и не очень подозревала о последствиях. Так что не особо испугалась, когда Нина вернулась с тремя стаканчиками, лаконично объяснив это так: — Не смогла определиться. — Понятно, — протянула я, почему-то проецируя лимонады на парней девушки и применяя к ним то же определение. — Так на чём я остановилась? — На том, что, как маньяк, определилась с жертвой. Нину мои слова, судя по всему, очень позабавили, и она зашлась в дичайшем хохоте. Если раньше я думала, что трезвая Нина — это существо болтливое, то пьяная Нина — вообще сверхчеловек: у меня создавалось впечатление, что я включила аудиокнигу на х3. А потому приходилось работать мозгом на максимум и вникать. А вникать было сложно, потому что с каждым бокалом речь Нины становилась всё более бессвязной, и она всё больше смеялась, так и не закончив фразу. Однако смутно события я всё же смогла для себя разложить. Нина решила брать эту стеснительную крепость измором. Так сказать, устроить осаду, пока цель не поймёт, что краше неё на свете никого нет. Однако любой нормальный человек сразу сказал бы, что у Нины протекает крыша и что она занимается сталкерством. Неудивительно, что Серафим испугался и избегал её, как чумную. В прямом смысле, причём: он от Ниночки бегал, как спринтер. А она даже узнала, где он живёт. Примерно на этом моменте я заметила что-то неладное. Подозрительно блестящие глаза, розовые щёчки и развязанный язык… Тут-то меня и осенило, что коктейльчики были не самыми простыми, а Нину развезло окончательно. Склонившись ко мне, девушка с самым заговорщическим видом, прижимая к губам палец, выдала: — Сашенька, представляешь, у него есть тайна! — она пьяно огляделась по сторонам. — Но, если я её расскажу, ты обязана её хранить! Мне было как-то не особо интересно знать тайны Серафима, но Нина в моём ответе не нуждалась. — Он извращенец! — воскликнула она и гнусненько захихикала. А затем резким движением поднялась на ноги и пошла за очередным коктейльчиком. И, пока Нина воевала с барменом, заказывая очередной напиток с не выговариваемым названием, я тоскливо оглядывала заполнившуюся веранду. Тут в основном была молодёжь — ребята близкие по возрасту и духу к Нине, так что я почувствовала себя старухой, хоть ей и не являлась. Поэтому тоскливо полезла в свой телефон, где меня ждало сообщение от Дара: он скинул мне свою фотографию на фоне предзакатного неба и бескрайнего поля. Солнце золотило его волосы, отчего они были похожи на жидкий огонь. Братец зазывно смотрел в камеру, держа в руках пучок травы. «Знакомьтесь, моя новая девушка — Полынь!» — значилось под фото. Я тут же набросала ответ: — А тебя не смущает, что она воняет?» Брат сразу прочитал сообщение, но вместо того, чтобы написать ответ, скинул мне видео. Его снимали со стороны. Дар сидел на веранде за домом и обрывал листья полыни, кидая их в огромную кастрюлю. Затем поднял серьёзный взгляд и, посмотрев в камеру, сказал: — Она настолько вскружила мне голову, что я решил её раздеть, — на фоне послышался смех, в котором я уловила Витины интонации, и видео прервалось. Похоже, братец притащил свою компашку на помощь маме. Или же мама заставила его притащить компашку? Тут уже с какой стороны посмотреть. Проблема заключалась лишь в том, что Дар с ребятами вместо того, чтобы вязать пучки на совесть, будут заниматься всякой фигнёй, а мне придётся за ними переделывать. Тяжело вздохнув, я убрала телефон в карман и принялась искать Нину взглядом. И выцепила её в небольшом кружке танцующих. В этот момент у меня лицо прямо-таки загорелось от стыда. Вот почему творит она, а стыдно мне? Нина, отправив в полёт свои туфли, отплясывала так, словно её били током. Ноги и руки, казалось, жили разной жизнью, причём не парами, а по отдельности. Она размахивала своими длинными белыми волосами и била ими же парней по лицам. И всё это под лёгкий французский мотивчик. Нина локтем зарядила в нос какой-то девушке и, даже не заметив этого, продолжила свои дикие танцы. Вот только девушка, закрывающая рукой кровоточащий нос, явно не собиралась оставлять ситуацию незамеченной. Как и её парень. Тем временем смеющиеся ребята за соседними столиками уже достали телефоны и явно собрались снимать сие действо на камеру. Так мы плавно подходим ко второму пункту моей истории о состоянии аффекта. Собравшись с мыслями и перекинув Нинину сумку через плечо, также проверив, что шнурки у меня завязаны, героиня Саша пошла в гущу событий, мысленно матерясь на все лады. Вот Серёжа не может выкинуть кота на улицу, а я не могу бросить пьяную бабу в беде. Походу «ЖЖС» становится моим девизом. Жестокая. Женская. Солидарность. Вы, вероятнее всего, видели мужские драки. Они строятся по определённым канонам, там есть свои законы и правила. Ну, что-то из разряда «не бей в пах». Женская же драка беспощадна и жестока. В ней может случиться всё, что угодно: сломанные ногти, расцарапанные лица, вырванные волосы, прокушенные руки, порванные вещи. И много чего ещё. Оценив весь замес, парень девушки свинтил, а вот её подруги подтянулись. А я отбивалась сумочкой, попутно пытаясь увести её хозяйку прочь. Пьяная же Нина берегов не видела вовсе и кидалась на противниц, как львица. Брыкалась, царапалась, кусалась, совершенно позабыв, что изначально виновата сама. На моей памяти в КПЗ я не была ни разу и не горела желанием туда попасть. Так что всеми правдами и неправдами пыталась вытащить Яйцеву из заварушки. Но, когда мне в волосы вцепилась какая-то полоумная, я разозлилась и огрела её чем-то по голове. Разнимали нас бармен и охранник, потому что остальные побоялись приближаться. Нам великодушно предложили покинуть заведение, прежде чем кто-нибудь вызовет полицию. Конечно, девушка с разбитым носом, имени которой я не знала и узнавать не хотела, принялась истошно вопить, что она сейчас сама вызовет полицию. И вообще! Она требует компенсацию! На это всё Нина посмотрела на противницу просто убийственно пьяным взглядом и тихо сказала: — У меня есть крем для коровьего вымени. Хочешь, дам? Пострадавшая, а именно так я решила её называть, выпучила глаза и завопила: — Это ты меня сейчас коровой обозвала?! — и, честно слово, она бы вновь бросилась на Нину, если бы её не держал неожиданно нарисовавшийся парень. Нина разве что пожала плечами. — Нет. Просто средство хорошее, — ответила моя коллега и принялась копаться в маленькой сумочке, которая всё ещё висела на мне. К моему невообразимому удивлению, Яйцева действительно достала из сумки банку крема с пресловутым названием «Зорька» и щедро протянула его пострадавшей. — На! Намажь нос! Девушка чуть не задохнулась от возмущения: — Да я! Я!.. Да я тебя!.. Понимая, что это уже точно ничем хорошим не закончится, я схватила Нину и побежала, благополучно забыв о её пыточных устройствах на шпильке, которые валялись где-то под стульями. И параллельно я с тем же успехом пыталась навсегда забыть дорогу к этому кафе.***
Всё в жизни бывает впервые. К примеру, сегодня я впервые бегала с босой пьяной женщиной по парку. Столько внимания к своей персоне я ещё ни разу не привлекала. Нас провожали взглядами, в которых читалось море вопросов, главным из которых, наверное, был «неужели они бегут в сторону Князевского?». Вообще, в каждом городе есть своё заведение для душевнобольных. У нас такое тоже было, и располагалось оно в деревеньке Князевское, километров за пятьдесят от города. Собственно, оттуда и пошла любимая фраза моего деда. Он, когда хотел сказать, что у кого-то поехала крыша, выдавал лаконичное «Князем заделался». И по той же причине иногда с издёвкой именовал папину маму «Княгиней». Благо, добраться до парковки у нас получилось относительно без приключений. Затолкав хнычущую Нину в машину — она где-то наколола ноги и к тому же оплакивала дизайнерские босоножки — я наконец выдохнула. Когда-нибудь я напишу свою книгу, так сказать аналог «Алисы в стране чудес», только моя будет называться «Приключения Саши в стране шизофреников». Хотя ладно, у Нины вроде бы не было таких уж сильных проблем с головой, она просто намешала всё, что можно и нельзя было мешать. Вот только со мной подобное оправдание не работало — я была трезва как стёклышко. Так что со своей стороны оправдывать всё происходящее я буду состоянием аффекта. Наконец, когда я села в машину после курса дыхательных практик и мантр из разряда «держи себя в руках», Нина предложила: — А не хочешь выпить яблочного сидра? Я знаю, где наливают прям ну о-о-очень вкусный! — стажёрка смотрела на меня своими круглющими глазами в обрамлении потёкшей туши и буквально умоляла взглядом. — Не хочу, — отрезала я. Только сидра нам ещё и не хватало. — Где ты живёшь? Раз уж меня занесло на эту тропу трезвого водителя, то я решила исполнить повинность максимально быстро и умчать восвояси восстанавливать своё ментальное здоровье. Но Нина отчаянно затрясла головой. — Мне нельзя домой. Если меня папа такой увидит, он меня сначала ремнём отходит, а затем денег лишит и дома запрёт. — С родителями живёшь? — с тоской уточнила я, понимая, что так просто от Нины не отделаюсь. И девать-то мне её некуда, разве что на городскую квартиру. К себе её тащить я не горела желанием. — Нин, ты мне только одно скажи: ты что, не поняла, что в лимонадиках алкоголь? Девушка виновато покачала головой. — Просто вкусненькие были. И от них так весело становилось. — А сейчас как? — А сейчас, — Она шмыгнула носом, — грустно. Я тяжело вздохнула, выруливая с парковки. Хуже пьяной женщины может быть только грустная пьяная женщина. И самым правильным решением было отмыть её и уложить спать прежде, чем в её голову взбредёт хоть что-то. Ну, что-то из разряда изливать мне душу до пяти утра и рыдать на моём плече. Хочешь — не хочешь, а в какой-то момент две пьяные женщины именно этим и начинают заниматься, попутно вспоминая всю свою жизнь чуть ли не до пелёнок. Подобный расклад не входил в мои планы. Так что я даже обрадовалась тому, что Нина уснула в машине, пока я пробиралась по ночному городу к родительскому дому. Лучше бы всё так и продолжалось; я бы её даже будить не стала — закрыла бы в машине и ушла с чистым сердцем баиньки. Но нет, моя личная головная боль проснулась, пока я искала, где припарковаться. Как вы понимаете, вечером найти свободное место на парковке — это настоящий квест, так как все жильцы дома уже вернулись с работы и благополучно спят по своим кроваткам. Вдобавок ко всему, Нинин желудок решил, что приключений на сегодня нам недостаточно, и её затошнило, а мне пришлось бросить машину как попало, перегородив три других. — Вылезай сейчас же! — зло приказала я, прекрасно помня, как маму однажды вырвало в папиной машине, и она заблевала воздуходувы так, что ни одна химчистка не помогла — в машине воняло ещё несколько недель. Нина явно испугалась и выпрыгнула из машины, умудрившись запутаться в собственных ногах и упасть на асфальт, разодрав комбинезончик и колени. И, пока Нина прощалась с содержимым своего желудка, я быстро написала номер телефона на вырванном из блокнота листке и положила на приборную панель. Если кому-то с утра нужно будет выехать, они просто наберут мне, и я отгоню машину. До подъезда, как и до этажа, Нину пришлось тащить. Её развезло окончательно, а я поняла, каково это — быть тележкой. Ну или грузчиком. Ни тем, ни другим мне быть не хотелось. И Яйцева честно пыталась помочь, кое-как переставляя ноги. Под укоризненным взглядом рыбок я таки ввела девушку в квартиру. Аквариум слегка подсвечивался в тёмном коридоре, поэтому рыбки и их осуждение были очень хорошо заметны. — Не смотрите так, Дар и не в таком состоянии приходил, — буркнула я им, а Нина лишь непонимающе посмотрела на меня. Ничего объяснять я ей не стала и поволокла на кухню. Посадила стажёрку за стол. Включила свет над плитой и ужаснулась. Нина выглядела, как жертва насилия. Без обуви, в порванной одежде, со смазанным макияжем, с белёсым гнездом на голове. А полный боли и тоски взгляд лишь добавил красок картине. В аббревиатуру ЖЖС добавилась ещё одна — «Ж» — жалость. Наверное, только этим можно объяснить мой неожиданный щедрый порыв. — Если хочешь есть, можешь брать в холодильнике всё, что хочешь, а я пока схожу за вещами. Нина неуверенно кивнула, а я поспешила свалить в машину. Если честно, чувствовала я себя максимально некомфортно, а гениальная мысль узнать адрес и отправить Нину к какой-нибудь из её подружек, появилась, лишь когда я забирала ноут и сумку с вещами из багажника. И, наверное, я так и поступила бы, если бы не одно «но». Вернувшись в квартиру, я стала свидетелем следующей сцены: Нина неправильно поняла моё предложение брать из холодильника всё, что хочешь, так что она сидела за столом, смотрела в окно и хлестала вискарь прям из горла. По её щекам катились крупные слёзы. Меня разрывало от двух вопросов. Во-первых, насколько нужно быть бестактным человеком, чтобы хлестать чужой алкоголь? Во-вторых, как она не сожгла себе горло? Я не люблю крепкие напитки от слова совсем. И за этим кроется следующая история. В один из запоев мой дед где-то нашёл самогонный аппарат. Дедуля ошибочно решил, что раз уж его лишили должности политолога, то он вполне может заделаться химиком, мол, в этом нет ничего сложного. Ну, а мы с Даром, которые каким-то неведомым образом оказались у него в это время, помогали этот самый самогон гнать. И если на процессе брожения всё было неплохо — я бы даже сказала предельно просто, — то вот с перегоном всё пошло не по плану. Начиная с того, что дедуля не доглядел и чуть не взорвал самогонный аппарат, и заканчивая тем, что Дар подбил меня на спор выпить неразбавленного самогона. Наверное, не стоит вдаваться в подробности. Ограничимся следующими деталями. В больнице мне было очень плохо. Мама орала очень громко. Горло горело вместе с губами и желудком. А дедушкин самогонный аппарат Марфа Васильевна дубасила кувалдой, грозя, что в следующей раз на месте аппарата окажется голова дедули. Больше тот химией не увлекался, а я вопрос с крепкими напитками закрыла для себя навсегда. Только шампанское и сидр. Так что от одного только вида Нины мне буквально стало дурно. Мысль бросить её на кухне и уйти спать была заманчива, как никогда. Но я не могла себе этого позволить, поэтому подошла и отобрала бутылку. Наверное, в этот момент я и осознала, что ночь у меня будет грустная и долгая. И как в воду глядела, тут и карты Таро не нужны, чтобы предсказать что меня ждало. Нина рыдала и рассказывала мне о своей печальной любви и о том, что Мочалин в её сторону не смотрит и вообще боится, как огня. Периодически блевала. Я таскала её от кухни до унитаза и обратно, в какой-то момент окончательно устав от сего действа и просто запихнув её в ванную. А когда бедолагу начало колотить, а слёзы сменились режимом «истеричка в здании», мне пришлось устроить ей контрастный душ. Она, наверное, этого не ожидала, потому что тут же успокоилась. Мне таки удалось уговорить её помыться, переодеться в Дарову футболку и лечь спать. Сама же, к сожалению, уснуть я не смогла. Ополоснулась и уселась на кухне с чашечкой чая из маминых запасов. Я бы, возможно, ещё и перекусила, но в холодильнике кроме пачки кетчупа и той несчастной бутылки виски ничего и не было. Собственно, чего я ожидала? В этой квартире уже давно живёт только Дар и, если честно, я сомневаюсь, что братец вообще умеет готовить. А уснуть я не могла по одной простой причине — нервы. Кроме того, Нинина история крутилась в голове, и я всё никак не могла просто от неё отмахнуться. Она ведь толком-то и не знала Серафима. Так, нарисовала в голове образ и свято верила, что любит его. Настолько верила, что отсутствие каких-либо чувств и действий с его стороны воспринимала как повод, чтобы приворожить человека. Я, конечно, понимала, что мама за подобное не возьмётся, она вообще таких клиентов пыталась наставить на путь истинный. «Нет в привороте ничего хорошего, это болезненная привязанность, которая не сможет длиться вечно — в какой-то момент она слетит, а жизни уже загублены. Ничего хорошего в наведённых чувствах нет и быть не может». Но как донести до Нины истину, которую я знала с детства и которая была для меня аксиомой, не требующей доказательств, я не знала. Потому и сидела на кухне, освещённой лишь светом над плитой, и терялась в вопросах. У меня даже голова болеть начала, собственно, поэтому я чаёчек-то и заварила. Мне было как-то тоскливо что ли… Одиноко? Нет, скорее всё-таки муторно. На часах уже давно наступил новый день, да и скоро должно было начать рассветать. Так что я, ни на что особо не надеясь, написала Психу. Лаконичное «спишь» и вдогонку парочку вопросительных знаков. Я редко забывала о знаках препинания и практически никогда не дробила сообщения, но тут явно была не моя ночь. Не моя неделя. Не мой месяц. К моему удивлению, Психчинский вскоре написал: «Уже нет. Телефон был на громкой» «Извини, что разбудила», — тут же настрочила я, действительно чувствуя себя виноватой. «Что-то случилось?» Я могла написать сотню объяснений. Много чего случилось. Столько, что можно написать целую книгу. «Не спится», — в итоге появилось на экране, а затем ещё одно сообщение: — «Совсем». «Могу набрать», — возможно, Психчинский просто забыл о знаках препинания, но почему-то мне в его сообщении почудилось скорее предложение, а не вопрос. «Если хочешь», — лаконично ответила я в духе тонких маминых манипуляций. Вроде бы я и не против, но в то же время оставляю выбор за ним. И он набрал. Сонный и совершенно нерадушный, с какой-то цепляющей хрипотцой в голосе и бесконечными зеваниями, от которых я чувствовала себя настоящей ведьмой, разбудившей несчастного Психа. Такая совершенно бытовая версия «Спящей красавицы». Он не расспрашивал меня, а слушал, пока я выдавала свою слегка отредактированную версию произошедшего, в которой Марфа Васильевна в очередной раз переквалифицировалась в коуча по поднятию женского либидо. Не сказала я и о том, кто конкретно является предметом воздыхания Нины. Конечно, я старалась придерживаться правды, но как же меня корёжило, когда нестыковки в рассказе приходилось обильно склеивать ложью. Боже, как запомнить всю ту чушь, которую я наговорила? И как заставить Нину придерживаться моей версии событий в случае чего? Наверное, Нина на меня плохо влияет, потому что в глазах у меня почему-то стояли слёзы. Благо, Псих вовремя переключил меня, и я хотя бы не разрыдалась. — Да уж, Клевер, и на что я подписался… У тебя в жизни хоть один день спокойный бывает? — Не припомню таких. — Я так и понял, — хохотнул он. — Где ты сейчас? — В родительской квартире. Караулю пьяную Яйцеву и думаю, как идти на работу, если я не спала сутки. — Ножками? — предположил Сергей, а на фоне послышалось громкое кошачье урчание. Я его ещё сначала с шумом стиралки перепутала. — Какой ты добрый, — язвительно протянула я. — А ты как думала? Жизнь — она вообще нелёгкая штука. И не сопи мне тут обиженно в трубку. — Я не соплю. И я не обижена. — Ну конечно, — усмехнулся он. — Конюшня, — передразнила его я. — Оу, неужели мы играем в слова? Что ж… Кабачок, — серьёзно выдал он. — Карандаш? — неуверенно продолжила я. — Корнеплод. — Кисть. — Кантри. — Это англицизм! — возмутилась я. — Не считается! — Устоявшийся, — не согласился Сергей, но в его голосе чувствовалось веселье. — Так что считается. — Тогда киберпанк. — А вот здесь я бы поспорил. — Не советую. Это может и относительно новый англицизм, но более чем ус-то-яв-ший-ся, — передразнила я. — Ладно, пусть будет кастрюля. — Кино. Так мы и продолжали, пока я не начала откровенно смеяться, даже не думая о Нине, спящей в соседней комнате. Губы сами тянулись в улыбке, а на душе становилось легче. Настолько легче, что мозг расслабился, и паузы между Серёжиными и моими ответами становились всё длиннее и длиннее. Я перешла в свою старую спальню и улеглась на кровать, чтобы было удобнее, и это окончательно меня сморило. Последним, что я услышала, было: — Спи, Клевер, — Серёжа, похоже, улыбался. — Но чтобы к обеду была на работе. Даже не знаю, ответила я ему что-то или нет, потому что в тот момент окончательно провалилась в сон, и косые солнечные лучи, проникавшие сквозь старые занавески, мне нисколько не мешали.