Онлайн Ведьма

      Утром следующего дня я проснулась с лёгким похмельем. Ничего удивительного в этом не было, но подобное состояние я не люблю. Благо, ночевала я у мамы, так что с утра меня отпаивали антипохмельным чаем и кофе.       Сидели мы, как водится, на кухне. Большой такой кухне. В родительском доме все комнаты были большими, потому что Марфа Васильевна жила по принципу «маленькое — значит, ущербное». Внутри дом родителей представлял собой странное смешение вкусов и стилей — ни один дизайнер интерьеров подобную кашу-малашу не сварганил бы: здесь всё будто бы на скорую руку слепили из кусочков разных историй.       Кухня выдержана в прованском стиле с белыми филёнчатыми фасадами, безмерным количеством баночек и скляночек, цветочными шторами и такими же накидками на стульях. Гостиная радовала глаз обилием дерева, меха и кожи, чем-то отдалённо напоминая швейцарское шале с нотками исконно русских матрёшек и серванта, доставшегося по наследству от кого-то из родственников. Спальни на втором этаже были совершенно обычные, чем-то смахивающие на чистые гостиничные номера. И только мамин кабинет делали по принципу «если эпатировать, то сразу и наверняка». Если можете представить домик Бабы Яги, то примерно так и выглядел кабинет мамы — там даже пыль не смахивали никогда. А уж магический арсенал из травок и книжек там был такой, что хватило бы на целую библиотеку и класс ботаники.       В мамином арсенале также существовало много разных волшебных чаёчков, которые буквально помогали от всего. Вот только собирать травы для них, сушить и хранить — это настолько адское мероприятие, что, когда эта необходимость возникает, хочется сбежать куда-нибудь в Тимбукту.       Собственно, мама на выходных искала меня не потому, что она очень любит и скучает по своей дорогой дочке — нет, всё гораздо прозаичней. Приближается пора сбора трав, и ей нужна моя помощь. Именно об этом она рассказывала мне рано утром, стоя на кухне, пока бабушка готовила на всех завтрак. Готовила в нашей семье обычно именно бабушка, потому что ей это нравилось, а не потому, что мы, такие изверги, используем труд престарелого человека. Василиса Николаевна была из тех людей, которым нравится заботиться об окружающих. В ней всегда было столько любви и заботы, что она буквально выплёскивала её на всех вокруг.       В себе и в маме подобной любви к другим я никогда не замечала. Вот только я уже трижды успела пожалеть о том, что брякнула вчера про Психчинского, а потом, будучи ещё и слегка не в адеквате после бокальчика шампанского, умудрилась сказать, как его зовут. Так что одним ухом я слушала мамины требования относительно сбора трав, а другим — вопросы о том, что Серёжа любит. Ещё и отвечать на них умудрялась, как на экзамене. У меня же в школе пунктик был по поводу оценок, так что готовилась я всегда хорошо и отвечала быстро, чётко и по факту. Ну а так как за последние несколько дней я знатно так разжилась фактами о Психе, то отвечать могла тоже слёту.       — Родители?       — На пенсии.       — Мама?       — Повар-кондитер. В школьной столовой работала.       — А папа?       — Милиционер.       — Знак зод—       — Дева!       — Вера?       — Не знаю. Наверное, христианин. Но, возможно, и атеист.       — Суп?       — Борщ. Со сметаной.       Бабушку мои ответы полностью устраивали. Мама же смотрела на это и лишь скупо ухмылялась — так, словно её улыбка стоила миллион долларов, а мы ей не заплатили ни цента. А когда бабушкин допрос с пристрастиями закончился, последовавший мамин вопрос поверг меня наповал:       — Дрия, ты его что, сталкерила?       — Нет, — неуверенно ответила я, только теперь осознав, насколько странным был диалог с бабушкой. Такой своеобразный блиц-опрос «Что мы знаем о Серёже?».       — И не угрожала?       — Мама! — воскликнула я, вскочив с места. — Какого ты обо мне мнения?       — Самого обычного, — ответила та, отхлебнув облепихового чая из фарфоровой чашки. У нас дома был один такой безумно дорогой сервиз, который маме подарил такой же безумно богатый и безумно благодарный клиент. Но чай из него пила только мама — у остальных рука не поднималась заваривать хоть что-то в этих расписных чашечках. — Просто хочу сразу исключить подобные варианты.       — Я за ним не бегала. Он за мной тоже, — процедила я.       — А с глазом тогда что? — спросила моя далеко не тактичная мамочка.       — Это несчастный случай! — всплеснула руками я.       — А у тебя все случаи несчастные.       — Потрясающе, — только и смогла выдать я и поспешила уйти из родительской кухни и дома в целом, пока мы не закусились с мамой по какой-нибудь совершенно безобидной фигне, как у нас это иногда бывало.       — После работы сразу домой, нам нужно собирать травы! — донеслось мне в спину, и я только тяжело вздохнула. Мамины командирские замашки и тот факт, что она даже не допускала мысли, что её могут ослушаться, поражал. Собственно, ослушаться мне совесть не позволила бы. Всё-таки маме нужно помогать.       Обидно, конечно, что Дара к сбору трав редко припахивали. Он всегда умудрялся свинтить куда-нибудь, прежде чем начиналась наша трудовая повинность: то в лагерь, то с друзьями на дачу, то на свадьбу друга в Тибет. И если вы подумали, что он реально летал в Тибет, то вы ошиблись. Так местные называли небольшую турбазу в лесу, где летом обитали странные аскеты, вечно познающие дзен и находящиеся в поиске себя и единения с миром. А то, что у турбазы имелось юридическое название «Сосны», никого не интересовало. Кроме того раза, когда аскеты-умельцы подпилили конструкцию деревянной вывески, умудрившись букву «Ы» превратить в букву «И». Мы с братцем даже ездили фотографироваться с вывеской. Ну, знаете эти фотографии туристов с достопримечательностями на ладошке? Вот примерно так мы и фоткались. Правда, сделали ещё и парочку пафосных — для соцсетей, — но брат их так и не выложил.       Выйдя из дома, я увидела папу, протирающего мне покрытые каплями то ли от росы толи от дождя стекла, и в носу защипало. Папа может и не был представителем мужской касты альфа-самцов, и кто-то вполне мог назвать его пресловутым словом «каблук». Вот только я никогда не смогла бы применить к нему этот эпитет. Пётр Добронравов был «самым-самым»: самым добрым, самым заботливым, самым ответственным и самым тёплым человеком, которого я когда-либо знала. Он всегда поддерживал нас. И, как я думала, единственный знал о моём маленьком увлечении. Конечно, я не посвящала его во все подробности — ему было достаточно знать, что у его дочери есть хобби, которое приносит ей удовольствие и вызывает улыбку.       Когда была маленькой, я даже читала ему свои рассказы, являющиеся странным кроссовером «Колобка» и сказки про репку, а он улыбался и говорил, что гениальнее меня на свете нет. Правда, когда я в сознательном возрасте прочитала эти чудо-юдо рассказы, захотелось пробить себе лоб рукой. Не то чтобы там всё было очень плохо, но и не сказать, что хорошо.       Я чмокнула папу в щёку и сиплым голосом произнесла:       — Спасибо.       — За что? — удивился папа.       — За стёкла, — кивнула я на них, а папа лишь отмахнулся, словно и не сделал ничего такого. Говорю же, папочка — просто лучший.       В лучших традициях безответственного-ответственного человека, по оставшимся после грозы лужам я поехала не на работу, а домой за парой-тройкой вещей и ноутбуком. А ещё переодеться не помешало бы. Не могла же я явиться на работу в том же, в чём и вчера? Хотя нет, на самом деле могла, просто тогда женская часть коллектива сразу начнёт строить теории о том, где ночевала Александра Петровна. Вот неймётся же некоторым? Мне, в целом, обычно пофиг на личную жизнь других людей, пока она не влияет на мою.       Однако стоит отдать мне должное, переодеться и собрать всё необходимое я умудрилась минут за десять. Даже охлаждающую маску, чтобы снять с лица отеки после вчерашнего, нацепить успела. Надо было видеть лица водителей в пробке, когда я пробиралась на работу в белой тканевой маске: сначала их взгляд скользит по тебе словно и не замечая, а затем возвращается, полный вопросов. Им ещё повезло, что на мне была обычная маска, а не с мордочками животных. А то вопросов было бы больше…       И мне стоит отдать должное и второй раз, потому что на работу я не опоздала, несмотря на пробки. Возможно, водители боялись, что я сумасшедшая, поэтому пропускали меня, однако на работу в тканевой маске я не пошла, сняв её, прежде чем заехать на парковку.       Хохмина я приметила сразу же, как и он меня. Никита стоял у клумб, где обычно курили, в компании, собственно, курящих членов нашего коллектива. Разве что, в отличие от них, сам он не курил и стоял на ветру, чтобы дым не летел в его сторону.       Я припарковалась и пошла к коллегам, так как Никита меня подозвал жестом, как подзывают послушную собачку. Если бы ещё и посвистел, я бы его точно треснула. Вот только он выдал другое:       — А вот и моя мамочка приехала. Теперь я не беспризорный!       — И с чего это ты себя считал беспризорным? — спросила я, гадая, придётся ли мне подпрыгнуть, чтобы дать ему подзатыльник. Я-то девушка не низкая, но Никита явно выше.       — Потому что меня папа бросил на произвол судьбы! — как-то легко ответил он, а остальные заулыбались. Надо заметить, что курящая тусовочка собралась знатная: тут тебе и стажёрка Нина, задумчиво мусолящая тонкие сигареты, и Алёшенька-сынок — уже усталый и грустный; бухгалтерша Наталья Васильевна в мужском пиджаке; ребята из массовки, которых я по именам знала, но могла и перепутать. — Пришёл, значит, такой важный, бумажки какие-то взял и ушёл. Я ему: «Папа, как дела?», а он мне: «У мамы спросишь!» Вот я и спрашиваю: мам, как дела?       Никита максимально в красках отыграл весь этот странный диалог, так что все ударились в смех. Я вполне могла бы ответить в рифму, но решила на всякий случай уточнить:       — А папа у нас кто?       Никита схватил меня за плечи и легонько потряс:       — Мама, как же ты папочку забыла? У тебя что, амнезия? — с убедительными детскими интонациями спросил он.       — Это насколько же должна быть сильная амнезия, чтобы Психчинского забыть? — спросил кто-то из массовки, и я честно постаралась вспомнить его имя.       Хохмин, продолжая держать меня за плечи, притянул к себе, как бы обнимая. И это было всё равно что обниматься с братом. Нет, честно, Никита был хороший, но совершенно не мой типаж. Так что я спокойно стояла на своём месте, выслушивая его шуточки про семью и не чувствуя никакого дискомфорта. Однако изредка ловила на себе странные взгляды Нины, самую малость осуждающие.       И я, наверное, мучилась бы вопросом, что с ней не так, если бы Нина не увязалась за мной, когда я, распрощавшись с компанией, пошла к себе. Она буквально шла за мной по пятам и пыхтела, как паровоз. Что как бы удивительно, потому что я в своих кедиках шла очень быстро — я вообще ходила быстрее большинства людей, уж не знаю, с чем это связано, но есть у меня такая особенность. Дар объяснял это тем, что я пытаюсь бежать вперёд паровоза.       Ну так вот, Нина умудрялась идти, не отставая от меня ни на шаг, в босоножках с тонкими ремешками и на огромных шпильках. У меня были подобные на выпускном — красивые, заразы, но совершенно неудобные. И пока ребята из нашего класса напивались в спортзале, потому что столовая в школе была небольшая, я в компании некоторых одноклассниц, стоя босиком в траве на школьном стадионе, устраивала акт возмездия. В бальных платьях и с кровавым месивом вместо ног мы сжигали чёртовы туфли, а они ещё и гореть не хотели, к тому же воняя так, что вся школа сбежалась посмотреть на происходящее.       Так как я, будучи золотой медалисткой, была у директора на хорошем счету, меня как-то миновало публичное отчитывание в ночь выпускного. Хотя идея была моя. Правда, судя по этой истории, в пиромании я всё-таки была замечена — возможно, отсюда растут ноги Даровского высказывания. Но не факт.       Итак, возвращаясь к Нине. Заметив её туфли — красивые пыточные устройства, — я вспомнила о своих и улыбнулась. А Нина, уж не знаю каким образом интерпретировав мою улыбку, выдала:       — Александра Петровна, я понимаю, что вы не в курсе, но так нельзя.       — Нельзя что? — спросила я, так как мой мозг всё ещё предавался воспоминаниям и не сразу понял, о чём вообще говорит девушка.       — Никита Игоревич, — Нина сделала глубокий вдох, словно собираясь с мыслями. — Он занят.       Я немного удивилась тому, что о Таше и Никите ходили слухи, но, даже не думая смеяться, ответила:       — Я знаю.       — Знаете? — поражённо воскликнула Нина, прижимая к груди маленькую голубую сумку. — Тогда почему?..       Я тяжело вздохнула и привалилась к стене коридора. Нина стояла напротив меня, и, несмотря на то что коридор был безлюдным, я не чувствовала себя в опасности. Хотя обычно я думала, что такие женские разговоры происходят в туалете за закрытыми дверями, когда неугодную ещё и головой в унитаз пихают. По крайней мере, так в моей голове такую сцену обрисовала одна из прочитанных книг. Или же это была совокупность образов? Не суть важно… Но я действительно не ожидала, что в мой адрес может прилететь такое. Поэтому не сразу нашлась с ответом для Нины.       А она смотрела на меня своими круглыми, как у оленёнка, глазами так, словно разочаровалась во мне, как в личности. Словно я отнимаю конфеты у детей. Словно вдруг оказалась членом бандитской группировки, дерущейся в магазине за сахар с бабушками. Накидать сравнений можно, конечно, массу, но ни одно из них не опишет того, как почувствовала себя я в этот момент.       Я, человек, которому с детства вдалбливали: не трожь чужое. Вот только мамины слова относились к игрушкам, а мой мозг подвязал туда ещё и людей. И это касалось не только мужчин, но и девушек. Одно время я даже считала, что не имею права влезать в чужую дружбу. Странное чувство, когда ты стоишь на берегу и не заходишь в море не потому, что боишься утонуть, а потому, что сам себе запрещаешь.       — Нина, — всё-таки нашла в себе силы я. — Ты не так поняла. Хохмин меня не интересует. Я не собираюсь ни у кого его отбивать. Он мне и даром не сдался, понимаешь?       Нина неуверенно кивнула.       — То, что мы общаемся, ещё не значит, что у меня есть на него планы…       — Саша, как так-то? — раздался полный слёз мужской голос, и я подавилась словами. — Ты разбиваешь мне сердце.       Нина аж подпрыгнула на месте и обернулась, прижимая к груди свою сумочку, как средство защиты, не иначе. А Хохмин выглядывал из-за угла и улыбался, так что его явно сделанные зубы сверкали.       И да, со слезами я, конечно, перегнула. Но у Никиты явно были отличные актёрские способности. Как у Димы, а то и лучше. Мне начинало казаться, что Психчинский выбирает друзей на курсах пародистов.       Заметив, что ни я, ни Нина смеяться как-то не хотим, он чуть-чуть посерьёзнел и, подойдя к нам, выдал:       — Девоньки, я вас подслушивал. И могу вас заверить: планов к измене у меня нет и не будет. Потому что у Таши шестой дан в карате. Это не женщина — это Халк. Она диван на пятый этаж одна затащила по лестнице. У нас дома только чугунные сковородки, потому что на других тоненькие блинчики получаются недостаточно вкусными. Ну, и потому что алюминиевой голову не пробьёшь. Так что вы это, не переживайте, она не только за меня постоять может, но и за полрайона.       Образ, который Никита отрисовал для нас, сразу же разрядил обстановку. Или же её разрядила его глуповатая улыбка?       А Хохмин тем временем продолжал:       — И вообще, мама — это плохо, что у тебя нет на меня планов. Твой главный план должен называться «Как пристроить Никиточку в хорошие ручки?».       — Ну, ручки-то уже найдены… — мне стоило больших сил сдерживать смех.       — Но я-то в них ещё не пристроен, — пожал плечами Никита. Тем временем Яйцева переводила взгляд с меня на него, с каждым моментом всё больше убеждаясь, что между нами ничего нет и не будет.       — Решим вопрос, — весомо выдала я, а Никита щёлкнул пальцами, мол, ловлю тебя на слове, дамочка.

***

      Распрощавшись с парочкой индивидуумов, выросших до состояния личности, я таки добралась до кабинета, где меня ждала Таша и папочка от Психчинского. Вот любит же он папки с номерочками и записочками. Может, у него фетиш такой? Больше папок Богу папок! Собственно, листать в папочке было нечего, потому что она оказалась пустая. А стикер на ней гласил: «Галерея Империо» — и всё.       Серёжа просто такой начальник: он иногда может максимально кратко ставить задачи, а ты расшифровывай их, как хочешь. Но тут хотя бы всё было относительно понятно — возможно, правда, только мне, но всё же. Подобная инсталляция из папочки и стикера означала следующее: надо нарыть информацию по «Галерее Империо» и заполнить папку. Так сказать, собрать базу данных.       Что, собственно, я и принялась делать, запустив поисковой браузер, попутно рассказывая Таше о случившемся. А та лишь улыбалась и пожимала плечами, словно ничего из ряда вон не произошло.       — Вот ты мне только одно скажи, у тебя действительно шестой дан? — Таша кивнула. — И ты реально затащила диван на пятый этаж? — Таша снова кивнула, и я присвистнула, просматривая очередную вкладку о «Галерее». — А ну рассказывай! А то я ведь подумала, что Хохмин шутит…       Таша поджала губы, смотря на меня поверх монитора. В её очках отражались картинки с экрана, а кудряшки обрамляли довольно милое личико. Таша в моём представлении просто не вязалась с образом сильной женщины, способной затащить диван на пятый этаж.       — Да что рассказывать-то? — спросила она.       — Всё! — весомо ответила я, копируя полстраницы в вордовский док — потом буду читать и сопоставлять.       — Ну… Понимаешь, я всю жизнь прожила в неблагоприятном районе. Ну, может слышала, Казимский перекрёсток?       Я рассеянно кивнула. Самая криминальная улица нашего города.       — Так вот, днём там нормально. А вечерами начинается нечто странное. То алкаши дерутся, то пьяные студенты из общаги устраивают тусовки. То наркоманы ширяются в подъездах. То полицейские у подъездов стоят очередную семью после драки разнимают. Так ещё ходили одно время слухи, что там девушка какого-то криминального авторитета жила. Хотя, возможно, то была лишь байка. И вот мне было лет восемь, когда в подъезде соседнего дома нашли задушенную женщину. Там, конечно, всё очень быстро разрулили, всех нашли и наказали. Но какое-то паническое состояние — оно осталось, — Таша немного жестикулировала, словно ставя акценты в истории.       — Жуть какая! — воскликнула я, оторвавшись от статьи о закрытии картинной галереи на реконструкцию.       — Да, — поджала губы девушка. — Мало кто по собственной воле захочет жить в этом районе, поэтому продать квартиру, доставшуюся папе в наследство от бабушки, мы просто не могли. А он у нас, — она показала кавычки, — отставной военный.       — Это как?       — Ну, через неделю после того, как они с мамой поженились — а поженились они очень рано из-за того, что она забеременела на выпускном — папу забрали в армию. Он после школы никуда не смог поступить, вот его и загребли. А спустя месяц, большую часть которого он пролежал в больничке, уже вернули. Короче, — Таша нервно улыбнулась, — он поскользнулся на куске мыла в душевой, ударился головой о металлический кран, а потом ещё о плитку. Так что у него жутчайшее сотрясение мозга. Папочку сразу в больницу, а дедушка подсуетился и каким-то макаром выбил для папы военную пенсию. Так что у нас в семье есть шутка про отставного военного, который никогда не служил. Хотя на самом деле это, конечно, совершенно не смешно.       — Понимаю, — вздохнула я, чувствуя, как по спине побежали мурашки.       — Представляешь, каково было моей маме? Она беременная девочка, которая только окончила школу, а у неё ещё и муж, который может стать овощем из-за глупейшей случайности! Но нам очень повезло, папа поправился. Он живёт обычной жизнью. Иногда, конечно, бывают странности, но в целом всё нормально, — пояснила соседка и вернулась к изначальной теме: — И, собственно, когда эту женщину убитую нашли, он и предложил мне пойти заниматься единоборствами, потому что за меня боялся. Ну, а я и согласилась, чтобы папа не волновался. Однако мне это никогда особо не нравилось, так что я дошла до определённой ступени и бросила, когда мама была беременна Леной: занятия занимали очень много времени, а маме нужна была помощь. Вот и вся история.       — Жуть какая, — повторила я свои же слова.       — На самом деле всё не так уж и страшно, просто у папы есть некоторые особенности, на которые не нужно сильно обращать внимания — вот и всё. Вот Лена, конечно, девочка не подарок. Но все мы не без изъяна.       — А с диваном-то что? — решила я перевести тему.       — Блин, это смешно, на самом деле, — улыбнулась Таша. — В прошлом году я купила папе на день рождения новый диван, но забыла оплатить грузчиков, которые его поднимут. Это зимой, кстати, было. Вот, — она сделала паузу, прежде чем продолжить, — ну и доставщик, который на машине этот диван привёз, был такой мерзопакостный, что на мою просьбу помочь поднять диван — не за бесплатно, конечно же — сказал, что это не его работа и послал меня. В итоге я позвонила Никите, который сказал, что с друзьями после работы приедет, и они его поднимут. А на улице мороз. Что я, буду караулить диван у подъезда полдня? Да я бы окочурилась! — воскликнула Таша. — А тут ещё и снегопад начался. В итоге мы с Леной на пару его и поднимали. Ничего сложного, на самом деле. Он оказался не таким уж тяжёлым. Никита, правда, потом ещё три дня ржал и просился на ручки — вот я его и треснула сковородкой.       — Таша, ты прекрасна! — давясь смехом, воскликнула я.       — Я знаю, — пожала плечами коллега. — Что же до Никиты… он, конечно, чудак, но в своей манере, как я поняла, дал понять, что он занят.       — Да, это точно. Вроде бы и пошутил, а вроде бы и чётко обозначил свою позицию, — согласилась я.       — Знаешь, Саш, у Никиты очень чёткие принципы в отношении женщин. Может, со стороны он и кажется дурачком, но на самом деле он ответственный и надёжный. Понимаешь, их с мамой отец бросил, когда Никите было два года — ушёл к другой женщине. А Никиту мама поднимала одна. Это сейчас она бизнес-леди со своим ателье, а тогда была просто швеёй. Ксана вообще удивительная женщина. Чересчур инфантильна, но… Блин… — Таша смущённо поджала губы. — Да нет никакого «но». Она просто такой человек — про таких говорят, мол, «слёзы всегда близко».       — А, поняла. Знаю таких. У меня в школе был мальчик, который чуть что — рыдал на задней парте. Слово ему не скажи — сразу в слёзы.       — Да, что-то вроде того, — улыбнулась Таша. — И Никита… он очень любит маму. Уважает, любит и ценит.       — А отец?       — Они не общаются. Совсем. Чтоб ты понимала, когда они случайно сталкиваются на улице — городок-то у нас не очень большой, — он от него убегает.       — Кто? Никита?! — удивилась я.       — Если бы, — Таша усмехнулась. — Отец от Никиты. Не знаю, может, он его боится?       — Вполне может быть. А то вдруг ему нос разобьют.       Таша тяжело вздохнула.       — Сомневаюсь, что Ник способен на подобное. Даже несмотря на то, что у них отвратительные отношения.       — Да уж… — только и смогла выдать я.       Почему-то после разговора с Ташей я больше прониклась Хохминым, как личностью. Мальчик, который не нужен собственному отцу. Мальчик, которому пришлось быть сильным, чтобы поддерживать маму. Мальчик, который научился прятать серьёзность за улыбкой. Возможно, теперь я чуть больше понимала Ташу, да и Никиту, в целом. А ещё окончательно убедилась в том, что хочу, чтобы Таша была моим другом, как и Никита. Они нравились мне — как по отдельности, так и вместе. Как палочки «Твикс».

***

      Удачливая Ведьма, из-за параллельного существования личности которой некоторые психологи впаяли бы мне диагноз, не пустила меня на обед. Ей нужно было залить главу на «Блокнет», да ещё и расставить в ней абзацы, которые слетали каждый раз, когда она перетаскивала текст из ворда на платформу. И, если честно, это бесило по-страшному. Сами представьте — на протяжении целого часа тыкать на одну и ту же кнопочку, чтобы внутренний перфекционист был доволен внешним видом текста.       При других обстоятельствах я вполне могла бы сделать это вечером, без напряга и подступающего чувства агрессии, вот только сегодня вечером мне предстояло собирать травы в полях.       Так что Удачливая Ведьма зло тыкала по кнопочкам и вслух проклинала человека, не додумавшегося сделать нормальное форматирование.       — Чтоб ему икалось, заразе!       Не знаю, икал ли он на самом деле в этот момент, но мне хотелось в это верить. А Таша, героически принёсшая мне кружку кофе с местной кухни, где Белозёров не менее героически поставил кофемашину, смотрела на меня так, словно я окончательно закрепила за собой амплуа шизанутой барышни. Но, похоже, она списала мои личные странности на не менее странные задания Психчинского, потому что лишь понимающе улыбалась и особо не расспрашивала.       К слову, о нём. За весь день я увидела босса лишь раз — и то мельком, когда он пронёсся мимо нашего кабинета так, словно в качестве попутки поймал ракету. Психчинский прошмыгнул сначала в одну сторону, а потом в другую, даже не взглянув на дверь. Ну и о какой любви мы тут говорим, если он даже не обратил на меня внимание?       Ах да, как это я забыла… У нас всего лишь взаимный интерес.       После работы я, как истинно правильная дочь, поехала к маме. Правда, умудрилась застрять в пробке из-за аварии на дороге — перевернулась фура с банками. Ну, а я мысленно материла себя, потому что решила поехать по объездной, минуя пробки в городе. Удачненько так миновала — плюс полтора часа и затёкшая нога. Возможно, все, кто хотел этим вечером объехать пробки, собрались на объездной, тем самым лишив город пробок. По крайне мере, судя по моему навигатору, все дороги через город светились зелёными. Лучше бы я этого не проверяла.       Странно, конечно, что, пока я куковала в машине, мама мне не позвонила — она же сама настоятельно просила не опаздывать. Хотя, скорее всего, просто взяла кого-то из клиентов, так что ей пока не до меня.       Зато контакт «Заочно Одобрен» активизировался и написал мне: «Привет. Как дела?». Я протупила и не сразу вспомнила, что на пьяную голову переименовала Психчинского, ну, и записала ему голосовое в стиле «ты кто такой и что тебе надо?». Это голосовое можно описать следующим образом: на перекличку пришли борзость и хамство, а вежливость они перед этим избили в коридоре. А ещё там точно имело место слово «мудила».       Серёжа, наверное, обалдел, потому что тут же перезвонил, причём видеозвонком. И я уже собиралась взять трубку и послать абонента куда подальше, вот только увидела аватарку и осознала всю степень своей тупости и невнимательности. Захотелось отключить телефон от стыда.       Но, с бешено колотящимся сердцем, я всё-таки ответила на звонок. Благо, телефон стоял на подставке. На экране появился Серёжа. Он сидел на каком-то диване и не сказать чтобы был злым, скорее уставшим.       — Я так понимаю, то голосовое было не для меня? — в лоб спросил он, одной рукой распутывая кудряшки.       — Конечно же не для вас, — без зазрения совести соврала я.       — И почему же я тебе не верю? — усмехнулся он.       — Наверное, потому что у вас проблемы с доверием.       — А у тебя с чем проблемы?       — С глазами и памятью. Нужно таблеточек попить.       — Не помешает, Саша, не помешает. Куда едешь? — уголок его губ так и стремился растянуться в улыбке.       — Пока никуда, — а я улыбалась в тридцать два зуба, делая вид, что всё нормально. — Стою вот в пробке.       — Понятно. Аккуратней на дороге.       — Хорошо.       — И да, если тебе так хочется дать мне какую-нибудь кличку, зови Психичем, как все, а не мудилой.       — Поняла вас, господин Психоша, — самую малость желчно ответила я.       — Чего? — удивился босс, даже перестав перебирать свои волосы.       — Ну, знаешь, такая вариация на тему. Что-то среднее между Психом и Дракошей, — несла откровенную чушь я, пытаясь хоть как-то объяснить то, что выдала моя мыслительная система секунду назад, попутно умудряясь ехать по дороге.       — Знаешь… а мне нравится. Я тебе тоже что-нибудь придумаю, — кивнул Психчинский сам себе.       — Почему это звучит, как угроза? — тяжело вздохнула я.       — Не переживай, Саша, я человек креативный.       — О-о-о… Я в тебе после «Рекламамы» и не сомневалась, — съехидничала я, получив в ответ театральную постановку «о нет, предательство» с хватанием за сердце от Серёжи.       Вскоре наш разговор плавно соскочил на тему работы. Псих спрашивал у меня про галерею, проект которой он думал выбить нам на следующей планёрке. Затем он принялся в красках рассказывать, как тяжело работать с идиотами, а я поймала его на том, что меня из этой подгруппы убрали. Он посмотрел на меня серьёзным и даже обиженным взглядом, а затем выдал:       — Давай проясним кое-что и больше не будем на этом останавливаться. Я никогда не считал тебя идиоткой. Поняла?       — Ага, — ответила я, таки свернув в Подгорное. — Вот только я себя иногда такой считаю.       Сергей рассмеялся:       — Самокритика — это прекрасно.       — А за язвительность ведь можно и по шее получить.       — Получать будем вместе. В тебе этого ничуть не меньше.       — Справедливо, — согласилась я, паркуясь рядом с домом. — Но как-нибудь в другой раз. Я уже приехала.       — Куда?       — К маме.       — Соскучилась или по делам?       — В огороде помогать, — выдала я ближайшую к истине ложь, ощущая, как меня самую малость коробит. Я скрывала от Психчинского мамин род деятельности, потому что не хотела, чтобы его мнение обо мне поменялось. Мало ли, что ему в голову взбредёт, узнай он правду.       — Тогда до завтра и удачи с грядками, — ответил он и положил трубку, прежде чем я успела попрощаться. Я уже начинала понемногу привыкать к тому, что он всегда оставляет последнее слово за собой и никогда не ждёт ответа.       Вылезая из машины, я чуть ли не пищала от боли — настолько у меня свело икру и лодыжку. Обычно я редко проводила за рулём больше часа, потому что на дальние расстояния нас всегда возил папа.       Братца я приметила не сразу. Он стоял за углом дома и перебирал мешки для трав. И только когда он окликнул меня, я посмотрела в его сторону. Выглядел он максимально напомажено и максимально недовольно. Настолько, что по моим венам от взгляда на него вместо крови понёсся триумф.       — Что, не получилось свинтить? — ехидно спросила я, привалившись к стенке дома и разминая затёкшую ногу.       Дар кисло глянул на меня.       — Это заговор. Они меня заманили на шарлотку, а про травы и слова не сказали.       — Бедненький ты наш.       — Если бы знал, меня бы тут не было, — зло выдал Дар, вытряхивая из очередного мешка остатки трав на землю.       — А как же помощь семье? — с улыбочкой спросила я.       — Дрия, ну какая, к чёрту, помощь? Это не помощь, а рабский труд! Она нас сначала загонит в поле с фонарями — будем, как идиоты, до полуночи пихать ромашки в мешки, — а потом ещё и до пяти утра всё перерезать. Ты что, прошлый раз не помнишь, когда неделю потом разогнуться не могла?       — О, я всё прекрасно помню, — моя улыбка стала сладкой как мёд. — Как и то, как ты в это время отсиживался у Витьки и на звонки не отвечал. Так что, — я похлопала братца по плечу, — мой дорогой, сегодня ты отдуваешься за двоих. И не думай свинтить. Иначе….       — Давай без угроз, — перебил меня Дар. — А то у меня тоже много чего в загашниках лежит.       — Ну вот давай без грязи, — протянула я, прекрасно понимая, что у Дара есть такой же список компромата на меня. — А мама где?       — С клиенткой в кабинете. Она у неё там уже часа два, наверное. Всё какого-то мужика смотрят. Я слышал что-то вроде «приворота» и «великой любви». И откуда в такой симпатичной блондинистой головке такие мысли, не пойму.       — Не тебя ли она приворожить собирается? — спросила я, поиграв бровями. А Дар лишь хмыкнул.       — Пойди лучше разгони их. А то она явно сама не уйдёт. Не хочу до ночи с травами копаться.       — Так уж и быть, — великодушно согласилась я и пошла в дом.       Кабинет мамы располагался на первом этаже. Так что я, не разуваясь, направилась прямиком туда, готовая прочитать целую лекцию о том, что время у Марфы Васильевны ограничено и вообще травы сами себя не соберут. Мы часто проворачивали такую фигню, когда у неё кто-нибудь задерживался дольше отмеренного часа. Обычно я врывалась в кабинет и давай экспромтом придумывать всякие срочные дела.       В это раз было то же самое. Я широким жестом распахнула дверь и не менее широким шагом вошла. Мамина клиентка сидела ко мне спиной, и всё, что я видела над спинкой стула, это её светлый затылок.       — Мама, если мы сейчас же не пойдём собирать травы, то я уеду и ты будешь собирать их сама.       Марфа Васильевна смерила меня недовольным взглядом.       — Дрия, подожди за дверью!       Клиентка от неожиданности подскочила и обернулась, из-за чего мы встретились с ней взглядами. Сказать, что у меня от шока воздух из лёгких выбило, это ничего не сказать.       — Нина? — придушено пискнула я.       — Александра Петровна? — вторила мне она.       В кабинете стало тихо, как в морге. Только три женщины смотрели друг на друга. Гениальная ведьма, тупая ведьма и Нина, по взгляду которой стало понятно: она умеет складывать два плюс два. Ну и сушёные мыши рядом с тотемными животными в качестве антуража тоскливо поглядывали на это трио.       Мамочки, что делать?