Онлайн Ведьма

      После сотого раза выражение «меркантильная тварь» стало для Иды комплиментом, настолько часто она его слышала. Оно вполне удачно становилось в ряд между «тварь божья» и «тварь дрожащая». Ида, будучи немного причастной к филологии, если верить её диплому, который своим красным цветом пытался убедить всех и каждого, что его хозяйка не зря временами появлялась на парах в университете, знала, что слово «тварь» имеет нечто общее с «творением». В общем, к слову «тварь», так же как и к «суке», Ида относилась философски.       А свою меркантильность плохой чертой она априори не считала. Каждый человек в той или иной мере меркантилен. Есть такая штука, как пирамида потребностей, и вот её нижние ярусы отлично так закрываются наличием денег. Поэтому на людей, которые говорят, мол, деньги не важны, Ида всегда посматривала с опаской.       Так что да, оскорбить или задеть Иду было в принципе сложно.       Ей очень хотелось верить, что она отращивает на себе панцирь ментального спокойствия. Мол, ничто её не заденет, ничто её не обидит. Но, как показала практика, это всё бравада. А Ида всё ещё та девушка, которая может напиться из-за обиды и сесть за руль. Хотя нет, с годами она стала агрессивнее. Теперь она не плачет, а бьёт оппонента наотмашь — так, чтобы он больше никогда не поднялся.       В общем, случилось следующее: Феодора Савельева— по глупости, не иначе — запустила цепную реакцию. Так сказать, толкнула одну карточку, а рухнул весь домик. Ах, если бы мать Попугая ограничилась только оскорблениями, когда позвонила и начала визжать в трубку на следующий день после предыдущего своего звонка, то ничего бы и не произошло — Ида откинула бы её слова в сторону и жила бы себе спокойно дальше. Но нет, мадам опростоволосилась, соединив в одну реплику совершенно неприемлемые вещи:       — Эй, меркантильная тварь, привези мою внучку. Я соскучилась!       Ида почувствовала себя так, словно на неё нацепили рыцарские доспехи, а у шлема упало забрало. Стоило ей положить трубку, как она полезла покупать билеты. И, наверное, бабушка очень сильно соскучилась по своей внучке, поэтому высшие силы были на её стороне, так как Ида нашла билеты на пятничный поезд. Правда, стоили они дороже, чем обычное купе. Комфортабельный спальный вагон на двух человек — но чего не сделаешь ради дорогой бабушки, верно?       Да и Иде было плевать на деньги, ведь она и сама так соскучилась по Феодоре! Поняла, что прямо-таки жить без неё не может и хочет увидеть до потери пульса! Так что Ида сдала билеты, купленные заранее, и приобрела новые.       Следующие несколько дней ее потряхивало от злости так, что Люся поглядывала на неё с опаской и подливала в чай пустырника, что всё равно не особо помогало. А каждое предложение няни поехать с ними в качестве буфера — такая вот своеобразная Люся-Швейцария — вызывало агрессию. Ида умом понимала, что рычать на человека — не лучшее решение, но каждый раз выдавала что-то из разряда:       — Если ты мне понадобишься, я позвоню!       И Люся, поджимая тонкие губы, закатывала глаза и тяжело вздыхала. Словно спрашивала у Вселенной, чем она, собственно, провинилась, что у неё такая начальница. Люся вообще была довольно занимательным персонажем. Про таких обычно говорят «метр с кепкой». Низенькая, кругленькая, но не толстая. Простая девушка с большой грудью и широкими бедрами, с копной золотисто-русых волос и серыми чутка раскосыми глазами. Но всё это было не так заметно, потому что их нянечка являлась обладательницей просто огромных, по-детски пухлых щёчек, затмевавших всё остальное. Она была буквально олицетворением шутки «сначала входят щеки, потом входит Люся». Именно из-за них и роста девушке обычно давали меньше лет, чем есть на самом деле. Люсе было двадцать пять, но её периодически принимали за дочку Иды, когда они втроем с Триш где-нибудь гуляли. В такие моменты Ида чувствовала себя чертовски старой.       И, наверное, именно из-за этой чрезмерной детскости во внешности няни Ида не могла на неё долго злиться. И когда Люся смотрела на неё таким вот взглядом, мол, за что мне всё это, Ида тяжело вздыхала и извинялась.       А Триш, как и положено ребёнку, который иногда копирует взрослых, так же вздыхала и каким-то своим фирменным жестом крутила пальцем у виска. Что получалось у неё довольно мило.       Полностью обратившись мыслями к мести, Ида забила на Сашиного брата, который периодически что-то писал. Вплоть до поезда женщина жила по следующей системе: она либо работала, либо придумывала планы, как превратить жизнь одного конкретного человека в ад. Если обычно она действовала быстро, то тут решила, что данное блюдо лучше подавать холодным. Хотя, возможно, горячим. Так сказать, с элементами поджога. Но с этим она пока не определилась.       Зато точно определилась, что жить она поедет не к своим родителям, а к чете Савельевых. Единственное, что её самую малость коробило — необходимость тащить за собой Триш. Иде совершенно не хотелось, чтобы дочь принимала участие в перевоспитательной программе одной мерзопакостной бабки.       Но только наличие Триш могло объяснить присутствие Иды в доме Савельевых. И, если уж быть честной, только она могла удержать мать от самых жестоких и необдуманных поступков.       Вначале Ида позвонила Димке и попросила забрать её с вокзала и отвезти к родителям. Но брат в самых нелестных формулировках послал её. И, как последний дурак, принялся угрожать, что если на его пороге появится ещё хоть один индивидуум, которому она заплатила денег, то он наймёт киллера. С фантазией у Димки были явные проблемы, потому что когда Ида спросила зачем нужен киллер, он не нашелся с ответом. Потому что угрозы угрозами, а убивать сестру Димочка явно не собирался.       Происходило все это, как ни странно, на глазах у Люси. Она как раз варила кашу и поглядывала на Иду, которая сидела на подоконнике и курила, разговаривая по громкой связи. Так что, пока Димочка орал, нянечка офигевала.       — Ида, что тебе, чёрт возьми, от меня надо? Я целыми днями работаю, как проклятый! Между прочим, для твоей платформы! И так ты мне платишь за работу? Бабки! Дети! Что дальше?       — Жена, — миленько ответила Ида и получила порцию отборной брани в ответ. Люся у плиты аж подпрыгнула и выронила поварешку.       После того, как Димочка проорался, он глубоко вздохнул и все-таки спросил:       — Ты мне сейчас так намекаешь, что отстанешь от меня, если я женюсь?       — Нет, братишка. Это был сарказм в виде вариационного ряда. А я от тебя никогда не отстану. Семейные обязательства — это дело такое…       — Иди ты на… — перебил её Димка, но Ида бросила трубку прежде, чем он договорил. Её настроение в этот момент пробило стратосферу и полетело покорять звёзды.       Люся смотрела на неё, как на умалишенную, не иначе.       — Зачем ты издеваешься над парнем? — спросила она, отключив газ.       — Я над ним не издеваюсь, а подстегиваю его к жизни, — не согласилась Ида, спрыгнув с подоконника.       — Нет, — покачала головой Люся и, встав на носочки, достала из шкафчика тарелки. — Ты именно издеваешься! Что он тебе такого сделал?       — Мне? — удивленно спросила Ида. — Ничего.       — Тогда зачем?       — Чтобы взбодрить его, — пожала плечами женщина.       — Бред какой-то, — закатила глаза Люся.       — И вовсе не бред! Он у нас, если выражаться твоими любимыми терминами, хикикомори. Сидит целыми днями дома и людей не видит. Даже нарисованных. Фапает не на 2D-тяночек, а на материнскую плату! А общается с кошкой. Которую, между прочим, зовут Шизофрения.       — Серьёзно?       — Ага, мерзопакостное создание!       — Бедный парень, — выдала Люся, и Ида рассмеялась.       — Я бы так не сказала. Он у нас айтишник. Помимо нашего «Блокнета» работает ещё на нескольких проектах, но там он на стабильной зарплате сидит. Так что парень он у нас перспективный, а, главное, не гулящий. Хочешь, познакомлю?       Люся нервно хохотнула.       — Не стоит. Мне ваших попыток с кем-то меня познакомить за глаза хватает. В прошлый раз это был отец одиночка. Зачем вы вообще дали ему мой номер? Он позвонил мне в пять утра и спросил, как сбить у ребенка температуру.       — А ты? Люся, скажи, что ты позвала его на свидание, — не без иронии попросила Ида, и схватив яблоко со стола, со смачным хрустящим звуком откусила кусочек.       — Нет, — покачала головой Люся и желчно улыбнулась. — Предложила ему вызвать скорую.       — Люся, — протянула Ида, — нельзя так. Таким макаром ты останешься старой девой.       — Кто бы говорил, — хмыкнула девушка и, посыпав рисовую кашу какими-то семенами, поставила тарелку на стол. — Триш, иди кушать! Вот когда вы найдёте себе постоянного партнера, тогда и будете мне указывать, как и с кем жить.       Ида лишь рассмеялась. Настроение ей подняли знатно, так что она решила дать брату отсрочку. И, позвонив менеджеру танцевальной труппы, перенесла запланированное мероприятие с утра понедельника на вечер среды.       А затем пришлось звонить Серёже и просить его забрать их с Триш с вокзала. Заказать такси было ее крайним вариантом, так как таксистов Ида не любила, периодически ссорясь с ними из-за своего склочного характера. Но Серёжа её не разочаровал и согласился.       Так что вечером пятницы под грустный и самую малость осуждающий взгляд Люси Ида в компании чемоданов, пакета здоровой еды и дочери села в поезд.       Сутки в пути, когда тебе буквально нечем заняться, это, конечно, жесть. Ты ешь, лежишь, смотришь с ребёнком мультики, рисуешь. Вот только Ида не была фанатом детских развлечений. Она любила дочь, любила проводить с ней время и разговаривать, но играть в куклы было выше её сил. Благо Триш была самостоятельным ребенком и в принципе не нуждалась в товарищах для игр.       А Ида сколько себя помнила вообще никогда не играла в куклы. Она играла на нервах — своих и окружающих.       Большую часть пути интернета и связи не было, поэтому у Иды не получалось даже попереписываться на сайтах знакомств. А книгу взять с собой она не подумала.       Так что, пока Триш спала на соседнем месте, Ида перечитывала Сашины тексты, скачанные на ноутбук давным-давно, и редактировала их по сотому кругу. И сейчас на очереди было продолжение Кладбищенской проститутки.       …В кабинете Ведьмы бывало много людей. Иногда Ведьма сама себе казалась небольшой аптекой в спальном районе. Кто-то заходит туда единожды по острой нужде, получает совет и уходит навсегда. Кто-то временно снимает квартиру в районе, и этого жильца Ведьма стабильно видит раз в неделю или месяц, пока он вновь не переедет — то есть, говоря прямо, пока проблема клиента окончательно не решится и он перестанет нуждаться в помощи.       Но были еще и, так сказать, постоянные жильцы района — те самые, которые купили квартиру, прописались в ней и вечно ходят в аптеку, потому что у них то понос, то золотуха, то х… не стоит, то ночь коротка.       В общем, Мадемуазель Ю., если говорить нормальным языком, прочно закрепилась в списке постоянных клиентов Ведьмы. А если вспомнить аналогию с аптекой, то Кладбищенскую проститутку можно сравнить с бабкой из соседнего подъезда, которая каждые два дня ходит за корвалолом.       Ладно, всё было не настолько печально — Кладбищенская Проститутка приходила к Ведьме всего лишь трижды в неделю. Вот только помимо этого эскортница взяла в привычку звонить по нескольку раз в день. И каждый её звонок начинался с одной и той же фразы:       — Посмотри, могу ли я ехать к клиенту? Он нормальный? Или меня вызывают черти?       А, приходя на приём, она иногда тяжело вздыхала и говорила:       — Меня сегодня опять черти дрючат! Сделай так, чтобы меня вызывали только нормальные клиенты.       И Ведьма, к сожалению, не могла объяснить эскортнице, что так называемые черти, или же, на языке адекватных людей, клиенты, которым она пришлась не по нраву, просят её уйти и говорят, что они вызывали девочку-тёлочку, а не девочку-тётечку, потому что сама мадемуазель Ю. на всех сайтах выставляла чужие фотографии. А не потому что они черти.       У бизнес-леди в голове был своеобразный фильтр, отсеивающий всю информацию, которая ей не нравилась, и не дававший той закрепиться. Именно с подачки мадемуазель Ю. в обиходе Ведьмы и её детей появилось выражение «чтоб тебя всю ночь черти дрючили» и это стало максимальной угрозой. Хуже было только пожелание «чтоб у тебя туфли украли».       Потому что у мадмуазели Ю. однажды украли туфли. Ну, как украли… Бизнес-леди спасалась от жены своего нанимателя и убежала, забыв о туфлях. Босиком по лужам. Тогда стояла осень. Жена нанимателя, оказавшаяся женщиной солидных габаритов, вернулась из деревни раньше срока, застала Мадемуазель Ю. за прямым исполнением обязанностей и ей не понравилось, как делают работу. Возможно, всё могло закончиться без эксцессов, но клиентка ведьмы, не успев одеться, имела опрометчивость сказать следующее:       — Я не имею ничего против вашей семьи и не собираюсь уводить у вас мужа! Я только это, как говорится, рогатку раскрыла!       Вы, наверное, сильно удивитесь, но жене подобное высказывание тоже не понравилось, и она, будучи женщиной с буйным нравом, бросилась вырывать эскортнице волосы. И той пришлось спасаться, попутно пытаясь одеться.       Так и получилось, что на следующий день мадемуазель Ю. появилась на пороге ведьминской квартиры с разодранной щекой, разбитой губой, странной причёской и в новых туфлях. И как ни в чём не бывало заявила:       — Это корова его ко мне приревновала! И я боюсь, что она сделает мне порчу на туфли, они же у неё остались! Так что мне нужна защита от магического воздействия.       О том, что мадемуазель Ю. после такого нужна охрана для физической защиты, Ведьма говорить не стала. А от магической сделала. Хотя, наверное, толку от этого было мало, ведь мадемуазель Ю. нуждалась не в магической помощи, а психологической.       В какой-то момент она и вовсе начала считать Ведьму подругой и звонила ей с совершенно странными вопросами. К примеру, иногда её вызывали «на двоих», и она влюбилась в одного из нанимателей, по итогу оставаясь на ночь бесплатно. А с утра, готовя клиентам завтрак, звонила Ведьме и спрашивала:       — А если я выставлю второму счёт за всю ночь, он оплатит? Просто я только одного полюбила, а второй мне не нужен… И, вообще, у меня с моим принцем любовь долгая?       — Да! — отвечала Ведьма, завтракая с детьми. — Ещё полдня. Пока ты счёт не выставишь.       Но своим прозвищем мадемуазель Ю. обязана вызову на кладбище. Сие занимательное событие произошло той же осенью. Ночью. Ведьма как раз спала в своей кровати, когда её телефон начал разрываться от звонков. Эскортница не признавала личных границ человека, поэтому не видела ничего странного в том, чтобы названивать в три часа ночи до тех пор, пока на звонок не ответят.       — Что? — зло спросила Ведьма.       — Почему ты не берёшь трубку? — наивнейшим образом поинтересовалась Мадемуазель Ю.       — Я сплю!       — А у меня бизнес стоит!       — Мадемуазель Ю., я сплю! — в сердцах воскликнула Ведьма.       — Просто посмотри: ехать мне или нет? Вдруг там черти!       — Поезжай! — ответила Ведьма, даже не собираясь вставать с кровати. А затем отключила телефон и продолжила спать, под боком у мужа, которому не звонили странные личности. В такие моменты Ведьма сомневалась, что правильно выбрала профессию.       О дальнейших событиях этой занимательной ночи Ведьма узнала, когда спустя пару дней мадемуазель Ю. впорхнула в её обитель на крыльях любви. И это не фигура речи. За все их не долгое, но уже успевшее поднадоесть общение, Ведьма еще не разу не видела свою клиентку такой счастливой.       Той ночью, когда эскортница назвала свой адрес таксисту, он как-то странно посмотрел на неё и уточнил:       — Вам точно туда?       Мадемуазель Ю. как всегда скривила губы и махнула рукой, мол, точнее не бывает. Она вообще таксистов недолюбливала. Они все были очень тупыми, не понимали с первого раза, что им говорят, так еще и имели наглость периодически высаживать её раньше положенного. А так как чаще всего её почему-то высаживали из черных машин, Мадемуазель Ю. свято верила, что эти таксисты — черти. Упуская тот факт, что обычно её высаживали после того, как она доходчиво объясняла водителю, что он тупой, косорукий и водить не умеет.       Конечно, эскортница удивилась, когда таксист припарковался возле кладбища, но не испугалась, ведь Ведьма сказала ей, что идти можно. А Ведьма фигни не говорит. Ведьме верить можно, в отличие от всяких там шарлатанов экстрасенсов, к которым она ходила до Ведьмы. Ведь настоящий маг, по мнению проститутки, никогда не будет выгонять из своего дома клиентку с воплями: «Как ты меня достала! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!».       И Мадемуазель Ю., расплатившись с таксистом и повесив маленькую тряпичную сумочку на плечо, потопала к воротам кладбища. Она всегда была человеком верующим — разве что верила во всё и сразу, поэтому перед входом перекрестилась в обратном порядке и, кажется, не той рукой. Но это неважно.       Мёртвым фонари ни к чему, поэтому дорогу себе освещать мадемуазель Ю. пришлось телефоном. Да и идти на каблуках по влажной от дождя земле — задача не из лёгких, но что не сделаешь, когда бизнес стоит. С горем пополам и верой в то, что Ведьма обмануть не может, эскортница всё же нашла своего нанимателя. Им оказался сторож кладбища, который жил в небольшой каморке на окраине мёртвого поселения.       Зачем кладбищу сторож — история умалчивает. Но этот сторож, худой и костлявый, как скелет, обладатель лысой макушки и самой кривой челюсти на свете, оказался человеком предприимчивым. И совмещал свою непосредственную деятельность с изготовлением гробов и копанием могил.       Он так и сказал мадемуазель Ю., протянув руку в знак приветствия.       — Я Гробовщик Андрей. Давай побыстрей. А то мне к семи утра рыть могилу.       Он, конечно, удивился. Впервые на его памяти на вызов всё-таки приехали. Обычно Гробовщика Андрея, когда он называл адрес, нарекали сатанистом-извращенцем и предлагали вызвать демона для ублажения. И только мадемуазель Ю., страдающая топографическим кретинизмом, не посчитала странным, что её вызвали на городское кладбище.       Но эскортница, несмотря на все свои странности, так и не смогла оказать услуги на кладбище. Она всё думала о детях и взрослых, лежащих под крестами, и что-то как-то не возбуждалась. Однако отпускать Гробовщика не хотела. Этот человек что-то зацепил в ней. Поэтому она вызвала такси, сняла номер в отеле, исполнила эскортный долг и отправила Гробовщика на такси обратно. За всё вышеперечисленное мадемуазель Ю., совершенно не меркантильная женщина, заплатила сама. А Гробовщик оставил ей тысячу рублей по тарифу.       Сие мероприятие повторялось три ночи подряд. И за третью встречу мадмуазель Ю. не взяла денег, потому что, когда ты спишь с человеком три ночи подряд — это уже любовь.       Собственно, главным вопросом, когда Кладбищенская Проститутка вновь объявилась на пороге Ведьмы было:       — Почему у меня нет денег?       Ведьма долго думала над ответом. В её голове кружились масса вариантов. Начиная от «ты тупая» и заканчивая «ты просто не понимаешь, как работает бизнес». Но, в отличие от Кладбищенской Проститутки, Ведьма, как и Гробовщик умели обращаться с деньгами, а потому она сказала:       — Это порча. Без вариантов! Надо сливать и чистить финансовый канал.       Так Мадемуазель Ю. обзавелась кличкой, а Гробовщик Андрей бесплатной любовницей на несколько лет…       Ида изрядно так веселилась, пока перечитывала рассказы. И веселее всего ей было с того, что она понимала: какая-то составляющая рассказов — реальность. И чем больше Ида читала, тем чётче понимала, что хотела бы увидеть не короткие зарисовки рассказов о Ведьме и её клиентах, а полноценную историю. Может быть, от лица самой Ведьмы или взгляд её детей со стороны.       У Саши действительно получалось классно иронизировать, но вот получится ли у неё собрать большой сюжет о жизни современной Ведьмы? Историю на грани сюра и стёба, с абсурдными персонажами и желчным юмором. Ида почему-то была уверена, что у Удачливой Ведьмы всё получится, если предоставить эту возможность. Вот только, чтобы всё получилось, у Саши должно быть время и возможность писать.       А, значит, Ида должна появлению этой возможности поспособствовать, так как это её основная задача, как редактора — подстёгивать и вдохновлять.       Так, по пути в родной город в списке на перевоспитание помимо Димы и Феодоры появилась ещё и Александрина Клевер, которую необходимо наставить на путь истинный. Хотя, возможно, Удачливая Ведьма с ней не согласится.

***

      На улице было уже темно, когда поезд остановился на перроне их старого доброго вокзала. Вот только, сколько Ида себя помнила, здесь всегда шли какие-нибудь ремонтные работы. То один перрон чинят, то другой. То фасад красят, то его плиткой облицовывают. То начнут в женском туалете ремонт делать, и в результате возле мужского начинается целое столпотворение стеснительных дам.       Ида нещадно зевала — в поездах ей всегда хотелось спать. Вот только станция у поезда была не конечной, и потому Иде в темпе вальса пришлось выгружать чемоданы и ребёнка на перрон. Как же она не любила толчею на вокзалах, вечное скопление уезжающих и приезжающих и их верных провожающих и встречающих спутников.       И если к первым она относилась лояльно, потому что сама была частью данной группы, то вот вторых просто не понимала. Зачем провожать человека, создавая столпотворение на перроне? Он что, безрукий и безногий инвалид — сам в поезд не сядет?       Морина, кстати, как раз вполне себе успешно поругалась с Люсей перед выездом, потому что та за каким-то фигом поехала их провожать. Благо, что Серёжа никогда не встречал её ни у терминалов в аэропорту, ни на вокзале. Спокойно сидел себе в машине и ждал, пока Ида сама подойдёт.       Больше, чем толпы на перронах, Иду бесили только очереди у металлодетекторов, потому что там всегда объявлялась какая-нибудь бабка, желательно глухая на оба уха, из-за которой вставало просто всё.       Но в этот раз им повезло. Во-первых, толпы особо не было. Не считая Иды, из поезда вышло только два человека. Это тебе не Питер с Москвой, где на конечной станции выходит весь поезд, а обычный провинциальный городок, где толпа будет только у электрички, циркулирующей по близлежащим деревням. И да, никакой очереди у выхода.       Так что Ида с дочкой вполне себе успешно и быстро выбрались с вокзала и так же успешно нашли машину Сержа на полупустой парковке. Как же это потрясающе звучит-то — «полупустая парковка».       Как ни странно, после той аварии Ида всё ещё любила водить, вот только прав у неё больше не было. И даже если бы она попыталась спустя три года восстановить их, отнятые из-за вождения в нетрезвом виде, то ей бы права не дали по медицинским показаниям. Да она и сама не села бы за руль: всё-таки правое колено с болтами — это тебе не шутки. Несмотря на то, что в обычной жизни ей это практически не мешало, брать на себя ответственность за чужие жизни Ида не хотела. Так что женщина с тоской и тихой завистью смотрела на Серёжину машину.       А ведь когда-то друг ездил на разбитой ладе. Такой, которая живёт по принципу соотношений: пятнадцать минут поездил — пятнадцать дней сидишь в автосервисе и чинишь. После полугода таких невероятных развлечений Серёжа психанул и купил машину с салона и на гарантии. И с тех пор, как только гарантия подходит к концу, он всегда продаёт старую машину и берёт новую либо в той же ценовой категории, либо чуть подороже, если у него есть возможность сделать доплату.       Серж как раз стоял, прислонившись к капоту машины, и курил. Заметив его, Триш побежала к нему, радостно крича:       — Привет, Селёдка!       Сколько бы раз Ида не слышала это прозвище, её каждый раз пробивало на смех. Когда Триш была ещё совсем маленькой, до занятий с логопедом, она не выговаривала буквы «р» и «ж», и потому вместо «Серёжи», говорила «Селёза». После, когда Триш начала говорить нормально, «Селёза» в силу непознаваемой детской логики эволюционировал в «Селезня», а затем — в «Селёдку». Примерно в тот момент Ида поняла, что у её дочери отношения с биологией не сложатся. Собственно, как не сложились у самой Иды.       Серёжа затушил сигарету и, подхватив девочку на руки, сказал:       — Привет, Тришка-шишка!       Триш, которой никогда не нравилось это прозвище, смешно наморщила носик и стукнула Серёжу кулачком по плечу.       — Ауч, — воскликнул Псих и состроил рожицу смертельно раненного человека. — Какая боль! Мадам, вы сломали мне руку.       — До свадьбы заживёт, — подмигнула Ида и, открыв багажник, запихнула туда чемодан. — Ты детское кресло взял?       — Да, заехал к Димке, — ответил Серёжа, опуская Триш на землю. — Он, кстати, всё ещё бесится. Сказал, чтобы ты жила у родителей — он не пустит тебя на порог, пока ты не покаешься, даже если ты разругаешься с семьёй в пух и прах. Он даст убежище только племяннице в случае чего.       — Ух ты, вот это он обиделся, — присвистнула Ида. — Но я всё равно у родителей жить долго не собиралась, так что проблемы в этом нет.       — А где ты жить будешь? У меня места нет, — категорично заявил Серж, а затем, подумав, добавил: — И у Никиты тоже.       — Не переживай, — махнула рукой Ида и закрыла багажник. — Есть местечко. Побуду у родителей пару дней, они пообщаются с Триш, получат дозу престарелой радости, а потом мы разойдёмся по разным углам, чтобы не сильно напрягать друг друга.       На самом деле родители Иды не были конфликтными людьми. Даже, наоборот, очень покладистыми. Конфликтной была сама Ида. И она прекрасно понимала, что с ней тяжело. И она испытывала настоящую чистую благодарность к тем людям, которые любили её не за то, какая она, а вопреки всем её недостаткам.       Отец Иды всю жизнь проработал ветеринаром. Но не тем, который принимает маленьких четвероногих больных в красивом кабинетике. Нет, он ездил по фермам и лечил крупный и мелкий рогатый скот. Поэтому человеком он был максимально терпеливым и к любым эмоциональным всплескам и выходкам Иды относился лояльно, никогда не идя у неё на поводу.       Он всегда говорил:       — Доченька, я принимал роды у коровы, стоя по колено в навозе под дождём. Меня кобыла била копытом по яйцам. Ты меня не проймёшь.       А вот мать Ида периодически доводила, особенно в подростковом возрасте. Да и потом после аварии. Тогда-то Ида и поняла, насколько жестоким человеком она может быть. А ещё осознала, насколько сильно её любят родители, потому что сама бы не простила человека, который говорил бы такие вещи. И, зная эту свою отвратительную особенность, она всё же старалась держать с родителями дистанцию, чтобы не стать тем ядом, который разрушит их.       Потому что, когда Иде было больно, она становилась невыносимым человеком.       Триш дёрнула Серёжу за руку и заговорщицким тоном сказала:       — А у меня в рюкзаке хомяк, — и похлопала себя по рюкзаку за спиной.       — И как его зовут?       — Хомяк.       Серёжа вопросительно посмотрел на Иду. Та пожала плечами, и он, усмехнувшись, сказал:       — Всё гениальное всегда просто!       И Триш просияла, согласно кивая.       — Я ещё хочу собаку. Назову её Пёс. Потом мы заведём кота, и я назову его Кот. А затем попугая…       — По кличке «Попугай»? — продолжил логический ряд Серёжа.       И Триш посмотрела на мужчину с какой-то покровительственной солидарностью, мол, сечёшь фишку, Селёдка. А Ида постаралась не ржать, потому что не хотела рассказывать ребёнку, что «Попугай» — это кличка её отца.       Псих с Триш ударились кулачками в жесте полной солидарности, и Ида, как всегда, подивилась тому, насколько хорошо Серёжа ладит с детьми. Забавная, конечно, штука: Серж никогда не возился с детьми и не сказать, чтобы любил их сильно, но они липли к нему, как мухи на мёд. Иде было слишком легко представить Психчинского в роли отца большого семейства, а себя она до сих пор с трудом называла матерью. Да и дети Иду на дух не переносили, как и она их.       Единственный ребёнок, которого она действительно любила — это Триш. Чувства Ида никогда не проявляла великими признаниями в любви, она не была нежной и ласковой, никогда не сюсюкалась. Её любовь проявлялась в поступках, в умении заткнуть мнимую гордость куда подальше, если от этого дорогой человек будет счастлив.       И, смотря на широченную улыбку Триш, которая доставала клетку с хомяком, чтобы показать Серёже, Ида ловила себя на мысли, что ей совершенно всё равно, как её называют люди. «Меркантильная тварь», «содержанка», различные синонимы к слову «проститутка»… Как мать Попугая её только не кликала, а Ида каждый раз внушала себе, что её гордость неважна — Триш получит от этой жизни всё, на что имеет право от рождения.       Оттого-то у Иды и не сложились отношения с Феодорой, потому что они обе были матерями, которые безмерно любят своих детей. Мать Попугая почему-то винила во всех неудачах своего мальчика не его безвольность и глупость, а Иду, которая общалась с ним в то время. И ненависть к Иде автоматически переходила на Триш. Вот только Морина не собиралась терпеть скотского отношения к собственному ребёнку.       Псих усадил Триш на заднее сиденье и пристегнул. А Ида заняла пассажирское, с тоской поглядывая на руль. Она иногда вспоминала машину, которую ей подарили родители. Ветеринары, к сожалению, много не зарабатывают, и отец долго копил деньги, чтобы купить дочери машину. Как же — она же у него была балериной. Не девочка, а звёздочка! Вот только сам при этом ездил на старой и разбитой тарантайке.       Иду до сих временами от воспоминаний об этом корёжило не хуже, чем тот подарок, который она разбила спустя месяц после покупки.       Тяжёлые мысли то и дело норовили вцепиться в неё, и последнее время Ида поддавалась им всё чаще и чаще, так что она ухватилась за Серёжу и разговор с ним, как за спасательный трос, чтобы не свалиться вновь.       — Ну что, Селёдка, колись, почему ты такой красивый сегодня? — спросила она, когда Серж сел в машину. — Неужели для нас старался?       Псих сначала нахмурился, затем окинул себя придирчивым взглядом, кивнул каким-то своим мыслям, а затем скупо ответил:       — Нет. Я всегда хорошо выгляжу.       Ида сразу почуяла подвох и начала издалека.       — Где был?       — Бегал, — ответил Псих в духе старой шутки про футболку, которая сухая и совсем не пахнет.       — С Сашей? — тут же выдала Ида.       — С Олегом, — ответил Сергей.       — С каким таким Олегом? — не поняла Морина.       — Ой, очень интересный человек. А фамилия у него, знаешь, какая?       — Ну-ка расскажи.       — Нетвоегоумаделов, — единым словом выдал Псих, выруливая с парковки, и Ида рассмеялась.       — Намёк понят, — кивнула женщина. — Не буду лезть не в своё дело.       А про себя добавила «пока что».       Ехали они по ночному, мигающему сотней огоньков, городу, который Ида знала с детства. По главной площади она гуляла с друзьями. На улочках старого центра фотографировалась, подрабатывая моделью у одного из знакомых. И Ида была благодарна Серёже за его тактичность, ведь он свернул с главной дороги и поехал к дому её родителей окольными путями, а не мимо театра, так сказать, напрямую.       Но не заметить того, насколько Серёжка был счастливым, Ида не могла. Друг то и дело улыбался каким-то своим мыслям и создавал впечатление окончательно поехавшего кукушкой. Она же время от времени пыталась втянуть его в разговор, но тот из разу в раз соскальзывал на Сашу, и Серёжа злился: ему совершенно не нравилось, как Ида его подстёбывает.       И Серёжа постоянно отвлекался от дороги, чтобы гневно зыркнуть на пассажирку. Ида во всю развлекалась, рассказывая Триш, кто такая тётя Саша, потому-то и не сразу заметила бравых ГАИ-шников на повороте, которые взмахом своей черно-белой палочки попросили Серёжу остановиться.       Пока Серж доставал права и розовую СТС из-под козырька, Ида с Триш заговорщицки переглянулись, и дочь кивнула, мол, всё будет в лучшем виде. У них была разработана целая стратегия против гайцов. Пересекались с правоохранительными органами они редко: таксистов обычно не останавливали, но, даже если такое и случалось, то, проверив документы, отпускали.       Но однажды произошло нечто, после чего и была разработана Стратегия. Гайцы остановили такси, на котором Ида возвращалась с дочерью из больницы, и у водителя оказалось что-то не то с документами. Так что их продержали в приоре под жутким ливнем почти час, пока ГАИ-шники разбирались с документами, уведя их водителя в свою машину, а Ида тем временем, злая на весь мир, звонила на горячую линию и требовала, чтобы за ними прислали новое такси и выплатили моральную компенсацию. Такси прислать отказывались, потому что, видите ли, час пик и пробки, и добираться до них будут долго. Так бы всё и продолжалось, если бы Триш вдруг не начала плакать и проситься в туалет.       Тогда Ида, уже окончательно рассвирепев, пошла ругаться с правоохранительными органами и требовать, чтобы их в конце концов отвезли домой, иначе машину обоссыт не только ребёнок.       После того случая Ида долго ржала, потому что нашла в соцсетях рассказ о том, как Яжемать угрожала гаишникам обоссать их машину, если её не отвезут домой.       В дальнейшем они слегка доработали систему, потому что поняли, что орать и плакать нужно сразу, а не спустя час.       Что Триш и начала делать, стоило Серёже открыть окно, чтобы отдать документы на проверку:       — Папа, я писать хочу!       Гаишник аж подпрыгнул, а Серёжа, выпучив глаза от удивления, обернулся к Триш, которая вполне себе в духе маленькой актрисы, шмыгала носом.       — Ну-ну-ну, милая, — тоном самой сладкой мамочки на свете, произнесла Ида, — сейчас добрый дядя проверит документики, и поедем домой.       Серёжины глаза стали ещё больше, когда он резко повернулся к Иде. А бравый товарищ в форме отдал ему права и, махнув рукой, сказал:       — Поезжайте.       Серёжа настолько офигел, что не сразу тронулся с места. Псих молча кипел, и Ида тоже молчала, ожидая, когда эта водичка с маслом начнёт брызгать во все стороны. Молчал он долго, с квартал примерно, а затем всё-таки выдал — медленно, вдумчиво, цедя каждое слово:       — Что. Это. Было?       — Секретная техника ниндзя! — в один голос крикнули Триш с Идой и рассмеялись, громко так, заливисто, с душой.       Серёжа же юмора не оценил и даже покрутил пальцем у виска.       — Чему ты учишь ребёнка? — возмутился он.       — В смысле «чему»? Техникам выживания в обществе, конечно же! — совершенно серьёзно ответила Ида.       — Триш, — обратился Псих к единственному разумному человеку в этой машине, — когда мама предлагает нечто странное, звони либо мне, либо дяде Диме. А то у Иды в голове, как у Винни-Пуха, одни опилки.       — В голове моей опилки — не беда, — гнусавенько пропела Ида, а затем продолжила жутким басом: — Да-да-да.       А Триш подхватила мотивчик, и, в отличие от матери, пела она хорошо. Затем девочка принялась напевать песни диснеевских принцесс, миксуя их с саундтреками «барби». Так они и ехали дальше, пробираясь по пустому городу в тихий спальный райончик, в котором жили родители Иды и Серёжи.       Конечно, жили они не вместе, а в разных домах на противоположных концах района, который в простонародье называли «милицейским» городком, потому что первые дома здесь строились специально для работников правоохранительных органов в далёких пятидесятых. Все домики здесь были как на подбор: двух- и трёхэтажные, с большими квартирами, удобной планировкой и хорошей звукоизоляцией, даже несмотря на то, сколько лет назад их возвели.       Серёжа припарковался практически возле подъезда — с парковкой тут проблем никогда не наблюдалось. И, прежде чем Ида успела выйти из машины, у Серёжи зазвонил телефон, а на экране мультимедийной системы высветилось лаконичное «Друг. Н». И Морина, в лучших традициях беспардонного человека, нажала на зелёную трубку.       — Серёжа, я женюсь! — восторженный крик Никиты прорезал машину. А матерные связки вы добавьте на своё усмотрение.       И, прежде чем кто-то успел сказать, что в машине ребёнок и стоит придержать свои душевные порывы, Никита выдал второй матерный контрольный в голову:       — Я буду отцом!       В его голосе было столько ликования, что Ида не сразу нашлась что сказать. Как и Серёжа. Они так и сидели с круглыми глазами и такими же круглыми ртами. И, наверное, они молчали долго, потому что Никита начал сомневаться в том, что его слышат:       — Алло, Серж, ты тут?       — Да, — слегка заторможено ответил Серёжа и в том же духе добавил: — Поздравляю.       — Поздравляю! — куда более восторженно воскликнула Ида.       — Ида? — удивился Ник. — А ты там какими судьбами?       — К родителям погостить приехала. И мы тут в машине с Триш.       — Привет, мелкая! — поздоровался Никита.       — Привет, — крикнула Триш с заднего, чтобы её было слышно.       — Ну, что, ребята? Мы дожили до этого дня. Теперь я официально зову вас на свадьбу! Серёжа, наши утренние бдения у универов города не прошли даром, — торжественно произнёс Ник, выкинув из речи все матерные связки. Ведь может, когда хочет.       — Ага, — кивнул Псих. — Вот только встретил ты её на работе. А караулили мы её с осени по зиму.       Ида прыснула со смеху, вспомнив, как Серёжка звонил ей в Питер и рассказывал занимательные истории о том, как они с Ником мёрзнут в его «Ладе», у которой нормально не работала печка, то у одного, то у другого университетского корпуса, ожидая ту единственную для Хохмина, который знал только то, что её зовут Таша и что у неё мощный удар. Собственно, те посиделки и стали последней каплей, подтолкнувшей Сержа сменить машину. И вот когда Никита уже в конец отчаялся, что в, казалось бы, не таком уж большом городе, не может найти одну-единственную девушку, Таша пришла на собеседование.       В тот момент у Никиты в голове сложилось всё, и он решил, что просто не может упустить Её. Потому что это судьба. Ида прекрасно помнила, как они созванивались по видеосвязи, и Ник рассказывал свои планы о том, как будет завоёвывать девушку. А Морина, качая дочь на руках, выбраковывала все самые неадекватные варианты, как и положено единственной женщине в коллективе.       — Это неважно, Серёжа. Важно то, что я женюсь!       — Сколько радости от одного лишь штампика в паспорте, — хмыкнул Псих.       — Ты просто не понимаешь, каково это — осознавать, что человек точно твой.       — Ник, печать в паспорте не влияет на чувства. Если человек твой — он твой в любом случае. А есть там печать или нет — какая разница?       — А для меня она есть, — не согласился Ник. — Я хочу, чтобы всё было правильно. По закону.       Серёжа лишь пожал плечами. Ида тоже помалкивала. Несмотря на то, что она всегда крутилась среди мужчин, её всё равно удивляло, когда они между собой говорили о чувствах, стремлениях и целях. В такие моменты она понимала, что между мужчиной и женщиной не такая большая разница, как кажется со стороны. С людьми, которым они доверяют, мужчины являют свою натуру. И на деле они такие же сплетники, они так же тонко чувствуют. Просто многие из них прячутся под бравадой и надуманными стереотипами. А потом какой-нибудь представитель мужского пола, как в Сашиных рассказах, воет на приёме у гадалки, потому что его бросила жена.       — Так, ладно, ребят, мы с Ташей хотели фильм посмотреть, так что давайте потом созвонимся… — начал сливаться Хохмин, но Ида не дала:       — Подожди, дай я сразу застолблю за собой место свидетеля.       — Может, свидетельницы?       — Нет, — категорично заявила Ида. — Свидетеля. Я же должна проследить, чтобы тебя без казусов сдали в руки Таши.       — Эм… — не оценил шутки Ник. Забавно, конечно, было наблюдать, как Хохмин периодически впадает в состояние ступора головного мозга и не понимает, что над ним шутят. — Ну… Свидетель… Он же… Это ж, ну, мужчина.       — А ты не переживай. Я надену мужской костюм. Даже галстук повяжу.       — Эм…. Я поговорю с Ташей.       — Поговори-поговори, — великодушно разрешила Ида и прервала звонок.       — Ты же не собираешься на этом настаивать? — с сомнением спросил Серж.       — Нет, конечно. После того, как ты отмораживал зад у универов, это сугубо твоя прерогатива, — усмехнулась Ида и наконец-таки вылезла из машины.       Серёжа помог достать вещи из багажника, и он же поднял их на третий этаж, вспомнив-таки, что он сильный мужчина в компании слабой женщины и ребёнка. В подъезде чем-то очень сильно воняло, но, сколько бы Ида не принюхивалась, всё никак не могла разобрать запах. И эта вонь никак не вязалась с чистеньким выкрашенным зелёной краской подъездом, где жили только пожилые люди.       У родителей Иды имелась привычка рано ложиться спать, потому что каждое утро отец вставал ни свет ни заря и уезжал на близлежащие фермы, а мать всё делала с ним за компанию. Так что Ида, прекрасно помня, как дома всё устроено, не стала звонить, а сразу воспользовалась ключами, потому что время было уже позднее.       Однако, распахнув дверь, она застыла в изумлении по двум причинам. Во-первых, источником вони оказалась их квартира. Во-вторых, родители не спали. Оба наряженные в банные халаты, они стояли в коридоре и улыбались так широко, что того и гляди лица треснут. Красок картине добавил смрад, который стоял в квартире. У Иды даже проскочила мысль, что её родители решили открыть подпольную кальянную со специфическими видами табака. С говорящими названиями вроде «дохлый скунс» или «протухшая рыба».       — МаБабушка! МаДедушка! — взвизгнула Триш и бросилась к ним так, как и положено обычному ребёнку.       А дедушка, худощавый мужчина преклонного возраста, гены которого доминировали в Иде, подхватил внучку на руки и смачно так, даже слюняво, поцеловал в щёку.       — Радость моя, как же я по тебе скучал!       Триш хихикнула и отстранилась, потому что дед не додумался побриться, и щетина кололась.       А Ида с опаской оглядела коридор, прежде чем войти, — вонь стояла такая, что глаза слезились:       — Что у вас тут случилось?       — Мама рыбу жарила, — пояснил отец, передав Триш на руки бабушке.       Картинка в голове Иды сложилась.       — Огнетушитель понадобился?       — В этот раз без него, — недовольно ответила мать. — Серёжа, проходи! — позвала она Психа, который стоял за спиной у её дочери. — Накормить вас у меня не получилось, так хоть чаем напою.       Ремонт в родительской квартире был старенький, так сказать, со всеми атрибутами постсоветского пространства. Тут тебе и стенка, и сервант, и старинный хрусталь с медицинскими утками под стеклом. Деревянный пол, обои в цветочек. Даже ковёр на стене имелся. И сколько бы Ида в своё время ни билась за то, чтобы сделать ремонт, родители не поддавались, мол, зачем тратить деньги впустую — и так хорошо, главное, что чистенько. А то, что на кухне обои подклеивали уже не первый раз, ничего не значит.       Ида с радостью потратила бы деньги Савельевых на своих родителей, если бы те ей это только позволили. Но ведь они не принимали от неё денег, из-за той же самой мнимой гордости, ведь как родитель может взять деньги у собственного ребенка. И Иде приходилось идти на ухищрения. В прошлый свой приезд она под покровом ночи сломала старый холодильник, чтобы утром поохать и поахать, а затем поехать с матерью и купить новый. С этого холодильника до сих пор не сняли плёнку.       До этого она таким же макаром сломала замки на диване-книжке в зале. Потом был долгий спор, потому что родители настаивали, что можно просто поменять замки, а не покупать целый новый диван. И сдались они только тогда, когда Ида сказала, что она покупает диван не им, а Триш, чтобы той было удобно спать, пока они гостят у бабушки с дедушкой.       В прошлом году она засорила унитаз — да так, что его нельзя было прочистить — и с круглыми глазами возмущалась, когда сантехник не смог пробить монтажную пену, которой она залила проход. Так, мелкими диверсиями, Ида меняла то одно, то другое, раз уж ей не давали возможность сделать всё и сразу.       Несмотря на позднее время, Серёжка из банальной вежливости перед людьми, которые знали его с детского сада, не смог уйти, и они ещё четверть часа или около того сидели на просторной для двух и совершенно маленькой для пяти человек кухне и пили пустой чай, стараясь дышать через раз и периодически открывать окна, чтобы хоть немного проветрить. Просто открыть все окна в квартире, чтобы продуть этот смрад, бабушка не позволяла — вдруг внученьку продует.       Серёже же, как человеку, давно не переступавшему порог этого дома, пришлось, так сказать, отдуваться и отвечать на вопросы викторины «Как ты? Как жизнь? Что нового?». Благо, длилась она недолго, потому что привыкшие рано ложиться родители быстро выдохлись и вскоре ушли спать. А Ида, проводив Серёжку, разложила диван в гостиной и улеглась вместе с дочерью, гадая, что бы такого сломать в этот раз. Руки так и чесались порезать ковёр на стене, но ей бы такого точно не простили. Как не простили бы и разбитый сервант вместе с поклеенными еще прабабушкой обоями.       А вот Триш простили бы.       Так Ида и уснула, решив, что завтра непременно подговорит дочь оторвать обои на кухне. Триш же ребёнок — что с неё взять? А обои менять придётся!