Bloom

Что есть свобода? Это когда с обрыва — прямо в пучину, где холодное дно с обломками старых мачт. Это когда наощупь — во тьму, но в одиночестве, потому что свобода не может принадлежать сразу двоим. Это когда дышишь с запасом, потому что боишься однажды оказаться в чьей-то власти, и дышать можно будет только с разрешения. Сколько людей выдыхает по принуждению? Альбусу Северусу нельзя с обрыва, нельзя и во тьму, потому что он в ней живёт, барахтается и кричит, а потом выдыхает ярость — пустую, горькую и никому не нужную ярость, от которой больно в глотке становится. Альбусу Северусу нельзя мечтать о свободе, потому что он не помнит, какого это — рассказывать сестре о далёком синем море, на дне которого живут русалки — Лили любила эти истории, запоминала каждое слово, а потом перед сном проговаривала, как мантру. И тогда они оба были свободны, потому что имели право на одну маленькую мечту. Альбус Северус Поттер не умеет выбирать друзей, оттого ему не светит свобода — он всегда будет заложником, должником и марионеткой в чьих-то руках, потому что сначала перед ним скачет доверие, искренность, привязанность, а уже потом плетётся здравый смысл. Скорпиус Гиперион Малфой заключил свободу друга в стальные оковы, о которых никому и никогда нельзя было рассказывать. Эксперимент, дающий невероятные результаты, неожиданно провалился. Потому что Скорпиус просчитался. Идея, захватившая его болезненное сознание в начале учебного года, когда Альбус, ни с того ни с сего, сказал, что дружба между Поттером и Малфоем обречена. «Разве ты заложник предубеждений, Альбус?» И Скорпиус с ним согласился. Больше друзей у него не было, да и таким, как он [членам аристократических семей] их иметь не позволено — это очевидная слабость, отвлекающая от конкретной цели, ради которой выстраивается мощная, практически безукоризненная стратегия. Очень скоро Скорпиусу стало немного легче, он приветствовал Альбуса в Большом Зале, как старого друга, и ничем не выдавал своего отчаянья — так сильно оно его захватило, что нарушило всю цепь чётко выстроенных шагов, дало осечку, запустило ядовитый механизм самобичевания. И Скорпиус оказался сильнее всего этого. Он по-своему любил Альбуса, но только очень по-своему, болезненно и с остервенением, «моё и ничьё больше». От этого убеждения появилась и непрошенная, совершенно ненужная дикая, неконтролируемая ненависть к Лили Поттер. И когда Альбус решил разрушить их дружбу, длиною в четыре долгих [важных, отважных для Скорпиуса] года, оказалось, что Малфой не хочет отпускать ни его привязанность к Поттеру, ни его оглушающие чувства к маленькой Лили. Так родился самый противоречивый и разрушающий любое понятие свободы план, который Скорпиус методично и хладнокровно претворял в жизнь, используя Альбуса как подопытного кролика, чуть ли не фиксировал все изменения в его личности — от обиды, от растерянности и от нахлынувших на него эмоций, — да, Малфой не мог контролировать себя, когда слышал заветную фамилию «Поттер», но также не мог себе объяснить, о ком думает — о несчастном пойманном в клетку брате или одичавшей в своём одиночестве сестре. Отец всегда говорил ему — любая стратегия может существовать вечно, но только до того момента, пока не включить эмоции. Скорпиус пожалел Лили Поттер. Убеждая себя в том, что идея подчинить себе жалкого Поттера пришла случайно, когда Скорпиуса стала раздражать маленькая Лили, постоянно оберегающая старшего брата, Малфой в то же время разрабатывал абсолютно сумасшедший план. Обманывал самого себя и с самого начала стал заложником эмоций. Сама того не ведая, Лили победила его. Скорпиус держался ровно месяц, окуная Альбуса в абсолютную пустоту Империуса, но постепенно его нервы начали понемногу сдавать. С безразличием к последствиям приступая к реализации преступления против человеческой свободы, Малфой медленно саморазрушался, подключая все свои эмоции к бедной Лили. Сильнейшая эмоциональная связь, порождённая его империо, объединила Малфоя и младшую Поттер. И именно в тот момент Скорпиус понял, что всё с самого начала было зря. Этим утром он знал, что больше никогда не зайдёт в Выручай-комнату — она будет вечным напоминанием об околдованном Альбусе Северусе, у которого отняли волю к жизни, наказали за любовь и за нелюбовь; нет, Скорпиус переоценил себя. Записка, оставленная для Лили, должна была стать оглушительной точкой — возможно, она бы и рассказала обо всём директору, и пятикурсника Скорпиуса Гипериона посадили бы в Азкабан — и ведь он уже точно знал, что не выдержит там и месяца — такой срок он давал Альбусу и сам поднял белый флаг. Возможно, Лили бы удивила его и промолчала, вернула себе брата и навсегда вычеркнула из его биографии имя Малфоя, вылечила бы его душу любовью — да, она бы смогла, а Скорпиус бы её понял. Но, увидев рыжую среди пахнущих стариной стеллажей, он растерял все свои аргументы — он не знал, как она поступит, и оттого близость исповеди грела его изнутри. А исповедь на самом деле в том, что не в Альбусе дело — а в ней, в том, что желание подчинить её безо всякой магии снесло ему крышу, заставило совершать невозможные вещи — да, Скорпиус ставил безнадёжный эксперимент над собой и над ней, но она выдержала его. Скорпиус — нет. Она смотрит на него и не плачет — нет, она плакала, когда была тайна, было невыносимое отчаяние, были сломанные кровоточащие ногти, которые царапали руки — сейчас плакать не о чем. Об упущенных шансах всё изменить, когда она могла — только не знала об этом. О том, что стала причиной гнусного преступления мальчика по имени Скорпиус Гиперион. — Освободи его как можно скорее. И мы уедем, — твёрдо, но очень тихо говорит Лили, опуская руки с книгами, потому что две эти фразы словно отняли все её силы. Там, в Выручай-комнате, возможно, до сих пор лежит спящий Альбус, лишённый права выбирать — и об этом думает Лили, но не двигается с места. Да, Лили, ты имеешь права смотреть ровно и гордо, потому что твоя совесть чиста. А Скорпиус сдаётся окончательно, заигравшийся с её пустотой, он сам в неё попал и ненавидел то, что с собой сделал; он слышит, как с грохотом падают книги из её ослабевших тонких пальцев, когда его руки хватают её, когда он прижимается губами к мертвенно-бледной ладони. И она не убегает, только закрывает глаза и чувствует, как всё-таки плачет — так ей больно и жалко. Жалко Скорпиуса Гипериона, который совершенно точно запутался и оступился. Оступился так, что единственное спасение видит в её руках — как якоре, без которого точно на дно. Но она знает, что уедет, и поэтому соглашается. Этим холодным утром соглашается его понять. Скорпиус смотрит, как удаляется её тонкий, бледный силуэт, и мысленно прощается со всеми надеждами — у него их и не было никогда, точнее, он безнадёжно их потерял, когда осмелился поднять палочку на лучшего друга. Скорпиус знает, что Лили ничего не скажет — по глазам видел, по слезам её понял, однако, удивительно, но эта мысль не приносила ему никакого облегчения. Из них троих свободна всегда была лишь Лили Луна Поттер, потому что её невозможно подчинить, и он никогда бы не поднял на неё палочку — такая сила в ней была. Скорпиус осознает со всей ясностью, что теперь не сможет. И, впервые в жизни, он не знает, что делать дальше.