***
В один из тех тихих жарких вечеров, что Милкович-Мартинез проводил в своем кондиционируемом кабинете, высчитывая прибыль за квартал, ночную тишину всколыхнула трель мобильника. — Ну и какого хера ты мне не звонишь? — звонкий голос сестрицы ударил по ушам. Настоящий стиль Милковичей: начать сразу с наезда. — А хули я должен? — Микки звучал не злобно, скорее наоборот — его пухлые губы растянулись в улыбке. — Ладно тебе, говнюк, я тоже рада тебя слышать. Как дела по ту сторону, сколько мексиканских задниц успел попробовать? — Столько же, сколько и ты, — недовольно пробурчал Микки, запихивая стопку бумаг в ящик, — с этой ебаной работой вижу мир за пределами четырех стен только по ночам. — Да, ну тебе хотя бы не приходиться вилять задницей и строить милую глупую улыбку перед каждым старпером, чей кошелек трещит от зелени, — голос девушки был насквозь пронизан вселенской усталостью. — Правда, сейчас я без работы, но в Америку точно не вернусь. Несмотря ни на что, Мэнди Милкович была умницей. Микки никогда бы и не подумал, что ей удастся вырваться из этого саут-сайдского дерьма, но она смогла и теперь работает в Англии. Может, эскорт — не самый престижный вариант для девушки ее лет, но это и не минеты пацанам за пятак в подворотне — именно такое будущее ей пророчили злобные недотраханые училки в их убогой школе. В кабинете вновь воцарилась тишина, так что тиканье огромных настенных часов стало слышно отчетливей. — Мэнди? — Я вообще-то по делу звоню, Мик, — девушка шумно выдохнула. — Терри умер. Терри умер. Не отец и уж тем более не «папочка». Терри. Умер. Сгнил в подворотне, забили ногами сокамерники, сгорел от передоза — похуй, в общем-то. У Микки от утренней подгоревшей яичницы эмоций было больше. — Ясно. Как ты узнала? — лениво поинтересовался Микки, выводя свою новую подпись на одном из многочисленных документов. Девушка вновь замялась: — Йен связался со мной. Об этом гудит весь район. Рука дрогнула, оставляя на бумаге кривую полосу. — Сука, — прокомментировал Милкович, смотря на испорченный договор. Он не слышал ничего о Галлагере в течение четырех лет, просто некому было о нем трепаться. Колоссальных сил и нервов стоило Микки свести имя ублюдского рыжего с груди. А что насчет сердца, Милкович? — Терри оставил нам наследство, — эта фраза заставила Микки разразиться нервным хохотом. — Какое в пизду наследство? Он что, упаковал для нас пиздюли и сдал их в банк под проценты? — Микки чиркнул зажигалкой и позволил своим легким под завязку наполниться отравляющим дымом. Ебанутый вечер. — Послушай, я знаю, что это звучит безумно, но у Терри правда были сбережения — то, что он успел накопить за сбыт разносортных наркотиков. Черт знает, на что он деньги собирал, но, сам понимаешь, не успел их потратить, — Мэнди замолчала на несколько секунд, судя по всему, сама потянувшись за сигаретой. — Деньги где-то в доме, Терри надежно их припрятал, чтобы никакие местные бомжи не полакомились. Дом уже давно пустует, но хуй знает, что с ним случится после его смерти. — И что ты мне, блять, предлагаешь, срываться с места и ехать их искать? — до Милковича постепенно начало доходить, к чему клонит его безумная сестрица. К горлу стремительно подкатил ком. — Да ты даже представить не можешь, какая там может быть сумма! — на том конце провода Мэнди начинала конкретно истерить. — Моя жопа и так в опасности, Мэнди, ты меня в тюрьму хочешь упрятать? В этот раз я уже не вырвусь так быстро, сгину в сраной камере без окон по примеру дорогого отца. — Микки… — Милкович несчастно заскулила, — кто-то должен это сделать. Прошло так много времени, умоляю тебя. Ты же знаешь, я не могу. — Позже поговорим, — сухо кинул Микки. Он отключился от сестры и со злостью кинул телефон на диван, отмечая, как короткие гудки становятся все менее слышимыми.***
Суровая правда жизни заключается в том, что идея, которая на первый взгляд кажется плохой, с каждой секундой становится все ужасней и ужасней. Эта мысль набатом стучала в голове у Микки все звонче и в какой-то момент чуть не разорвала черепную коробку к херам. Да, сучка Мэнди все-таки уговорила брата на эту авантюру. Неясно, чем руководствовался Милкович, надавливая на педаль газа и оставляя солнечную Мексику далеко позади: может, любовь к сестре и желание ей помочь, а может, его просто заебало сидеть в душной клетке, и хотелось хоть каких-то сдвигов в его скучной жизни. Или что-то еще? К черту. В любом случае, назад дороги не было. Милкович мечтал закончить с этой мутью поскорее и вернуться домой. Да, теперь его дом был в красочном городке под названием Монтеррей, а не в гнилом Чикаго. Казалось, каждое деревце здесь шепчет Микки: «Помнишь, каким южным куском дерьма ты был?». Преодолеть границу с фейковыми документами двумя днями ранее было задачей не такой сложной, как сейчас открыть входную дверь и провалиться в болото своей прежней жизни. Дубовая дверь скрипнула, но не поддалась бывшему хозяину. — Блять, — тихо выругался Микки. Видит Бог, это был знак свыше — не стоило ему приезжать. Конечно, никто любезно не оставил ключ от дома под половичком. Следующая мысль, посетившая Милковича в тот же момент, заставила его опереться об косяк и застонать: запасной ключ всегда был у Галлагера. Парень был готов выломать дверь, но засилье копов в районе не оставило шансов на такую выходку. Микки не хотел врываться в жизнь Галлагеров. Это было неоправданно опасно. Он боялся, но других вариантов не видел. Или просто не хотел видеть. Микки выскочил на улицу и почувствовал, как свежий воздух приятно наполняет грудную клетку. Ноги сами понесли его по знакомому адресу, и уже через десять минут Милкович был у порога дома Галлагеров. Внутри него боролись желание сбежать — как же тупо будет, если дверь ему сейчас откроет рыжий — и понимание, что это самый быстрый способ достать ключ от дома. Так, Милкович, главное — не упасть в грязь лицом и излучать абсолютно радостный похуизм. Просто сделай это. После примерно пяти минут беспрерывного надавливания Милковичем на звонок дверь наконец распахнулась. Перед Микки предстал довольно щуплый юноша лет двадцати с беспорядочно кудрявыми волосами. Судя по помятому виду и сонным глазам, Милкович разбудил незнакомца своим неожиданном визитом. А какого хуя он спит до полудня? — Здравствуйте. Чем могу помочь? — любезно поинтересовался кудрявый, пряча руки от холода в карманы толстовки. — Галлагеры еще живут здесь? — Микки был каплю изумлен, но виду не подал. Он решил, что это новый хозяин дома, а члены семьи давно разъехались. Это лишало возможности Микки заполучить ключ и обрезало все связи между ним и этой ебанутой семейкой. Последнее было скорее плюсом, чем минусом. Конечно. — Только Йен Галлагер, если вы его ищете. Он сейчас на работе. Ебаный пиздец. Приплыли. Выключайте свет. Микки почувствовал себя ребенком-дауном, до которого наконец дошло, сколько получится, если сложить один и один. Перед ним во всей красе предстал лучезарный ебырь Йена. Интересно, это очередная шлюха, задержавшаяся у рыжего до утра или же он наконец-то пристал в тихую гавань семейной жизни? Хотя нет. Нихуя это ему не интересно. Четыре года назад Микки бы без раздумий въебал парню прямо между его светящихся глаз, но сейчас все изменилось. Неохота было снова сбивать руки в кровь ради рыжего мудака. Это и спасло невинного парня. — Никого я не ищу, — с этими словами Микки развернулся и направился прочь от злополучного дома. — Я могу передать ему, что вы заходили! — растерянно прокричал юноша, почесывая затылок. — Нахуй! — не оборачиваясь ответил Милкович и что есть мочи хлопнул хлипкой калиткой. Казалось, он всем телом чувствует недоумевающий взгляд этого пидора, остро впивающийся ему где-то между лопаток.***
Микки не хотел признаваться даже себе, что запасной ключ — не единственная причина, почему он решил посетить дом Галлагеров. Именно поэтому он тысячу раз проклял себя за эту идею, когда без проблем, повозившись с кое-какими своими инструментами, смастерил отмычку и попал внутрь дома. На удивление, дом не выглядел так, будто пустует уже четыре года. Видимо, последний из Милковичей покинул этот наркопритон совсем недавно. Микки прошелся вдоль гостиной, вслушиваясь в скрип деревянных половиц и выхватывая из обстановки разные детали: вот тебе и старый диван в пятнах, на котором он раньше рубился в видеоигры, сложив ноги на журнальный столик; стеклянные бутылки из-под пива тут и там; пыльные занавески, сквозь которые пробивались слабые лучики света. Милкович шумно вздохнул и почувствовал, как его охватывает головокружение. Каждый вдох, сделанный Микки в этом доме, был давящим, гадким до тошноты. Хотелось скорее покинуть его, или же он выблюет прямо здесь все накопленное отвращение, злость и бессилие вместе с печенкой и легкими. Неужели он действительно прожил в этом доме почти всю свою жизнь? Все это смахивает на обстановку из малобюджетной артхаусной киноленты, режиссер которой плотно сидит на героине. И как среди этих блядских руин найти чертов отцовский «клад»? Микки решил действовать в своем стиле, переворачивая вверх дном каждый сантиметр дома. С каждым ударом по криво стоящей тумбе и сорванной со стены картиной он успокаивался. Ему так необходимо было выместить злость: на рыжего мудака и его сахарную подружку, на сраную Мэнди, которая как всегда переложила на него всю ответственность, и, конечно же, на самого себя, на то, каким мягкотелым уебаном он стал, что согласился разгребать этот пиздец. Устав от тотального погрома, Микки взял в руки свой рюкзак, надеясь выудить оттуда бутылку свежего пива. Он и не заметил, как быстро разбойный южный квартал погрузился в ночной мрак. Микки выпрямился, прикидывая, чем откупорить бутылку, но страх ледяной водой обрушился на его голову и опустился до самых кончиков пальцев на ногах. Он не заметил, как кто-то вошел. Холодное дуло пистолета больно уперлось в височную кость. — Ебаный ты в рот.