***
Не живи Микки двадцать лет в районе, где каждый второй сосед хочет проломить тебе голову монтировкой, он бы, наверное, остолбенел от страха. Но даже несмотря на то, что последние четыре года прошли сравнительно спокойно, Милкович все помнит. Помнит, как получил разряд обоймы в жопу, убегая от сумасшедшей бухой старушки, и как истекал кровью, пока папуля расхуяривал его лицо боевым пистолетом. Как чуть не получил пулю в затылок из дробовика. Он усвоил главный жизненный урок: если ты живешь в гетто, держи ухо востро, а пистолет за пазухой, либо будь готов, что любой наркот засунет тебе нож в печень, находясь в поисках денег на новую дозу. Пяти секунд хватило, чтобы выбить у урода из рук пистолет и под грохот падающего на пол оружия прижать его наглую рожу к облупившейся стенке. И отпустить. Тут же. Медленно опустить руки и потереть несколько раз глаза, думая, что они обманывают своего хозяина. Даже в полумраке гостиной Милковичей Микки узнал силуэт напротив. Руки парня тряслись, уже заметно отросшие огненно-рыжие волосы растрепались, а зеленые глаза поблескивали в слабом полнолунном свете. И никакой ноющей боли в области сердца, ни липкого отчаяния, ни злости. Недоумение. Перед ним стоял Йен Галлагер. Тот же, что и четыре года назад, только с заметным испугом на дрожащих губах. — Какого хуя, Галлагер? — только и смог процедить брюнет срывающимся голосом. — Микки?.. — это было явно не то, что ожидал увидеть Йен. Это был явно не тот. Осознание совершенной только что ошибки давило на рыжего с неимоверной силой. Вот-вот оно бы обрушилось ему на голову вместе с потолком. — Пиздуй отсюда нахуй! — Милкович в два счета преодолел расстояние между ним и бывшем парнем, замахнувшись стеклянной вазой. Йен испуганно бросился наутёк, чуть не перецепившись за опрокинутый на пол стул. Микки поднял одиноко валяющийся на полу Глок 34. Теперь ему, казалось, самому хотелось приставить дуло пистолета к виску. Он положил оружие в небольшой отсек своего рюкзака и, вновь взяв в руки бутылку пива, направился на кухню, намереваясь довести это дело до конца. Замогильную тишину помещения потревожил звук отлетевшей с горлышка крышки, и брюнет устало плюхнулся на дощатый стул. Поиски явно переносились на завтра.***
Заночевать парню пришлось в своей старой спальне. Укрываясь пыльным одеялом, он делал вид, что тепла старого обогревателя вполне хватает, чтобы прогреть его замерзшие ноги в носках. Фонарный свет, пробиравшийся сквозь толстое оконное стекло, легко касался стен, оголяя элементы постеров и фотографий на них. Рассуждать на тему «Йен Галлагер и его побочное влияние на Микки Милковичей» не было ни малейшего желания, как, собственно, и сил, однако на ум сразу стали приходить красочные, будто еще совсем свежие воспоминания. Именно здесь, в этом доме, в этой комнате и на этой кровати произошло то, что дало старт их болезненным, жестоким, саднящим, как свежие раны, но ослепительно потрясающим отношениям с Йеном Галлагером. За все эти четыре года Микки ни разу не испытал и доли тех ощущений, что дарил ему Йен каждую секунду. Тысячи царапин, ссадин, синяков и пуль в разных частях тела Милковича стоили этого. Стоили того, чтобы однажды утром, когда сочные лучи солнца осторожно проберутся сквозь легкую занавеску, открыть глаза и увидеть сладко спящего рыжего. Осторожно, боясь разбудить, погладить его по голове и удивиться, какой великолепный подарок может принести тебе сама судьба, хоть ты был отнюдь не самым законопослушным гражданином США. Но они определенно не стоили того финала, что получили эти отношения. Одинокий уголовник Микки Милкович с недосиденным сроком на плечах и разбитым сердцем, вынужденный пропивать или выкуривать все воспоминания о прошлой жизни, забивать их тяжелой работой и трахом с очередным незнакомцем. Микки проворочался в постели до пяти утра, так и не сумев засунуть ворох мыслей куда подальше и просто поспать. Когда солнце робко показалось из-за горизонта, Микки уже вышел на крыльцо, накинув куртку и бросая в карман пачку Мальборо. На удивление Милковича, это утро ему не суждено было провести в одиночестве. Со скрипом отворив входную дверь, Микки увидел парня, сидящего на ступеньках к нему спиной в своей болотной парке, испуская клубы дыма в морозный апрельский воздух. Галлагер услышал скрип за спиной и резко вскочил, все еще боясь, что агрессивный настрой парня никуда не делся. — Спокойно, — Милкович дал отмашку, что больше не собирается бросаться на Галлагера, и тот стал заметно расслабленнее. Синюшные мешки под глазами свидетельствовали о том, что не один Микки провел эту ночь без сна. Они оба уселись на холодных ступеньках, рассматривая еще не отошедший ото сна чикагский квартал. Спустя несколько минут Йен решил подать голос, доставая из-за пазухи горячий термос: — Кофе, — пробормотал Галлагер, протягивая Милковичу сосуд с жидкостью. — Не думай, что я откажусь, рыжий лобок, — Микки выхватил термос, предвкушая, как горячий напиток разгонит тепло по всему телу и приглушит утреннюю усталость. — Я все знаю, Микки, — прямота Галлагера резанула слух и заставила закашляться, — Мэнди мне все рассказала. Милкович отставил термос на бетон и принялся шарить по карманам в поисках зажигалки. Конечно, и она оказалась у Галлагера. Микки недовольно хмыкнул, когда Йен поднес фитилек, дабы подпалить торчащую из зубов Милковича сигарету. — Болтливая сучка, — выплюнул Микки, выдыхая жгучий никотиновый дым. — Она моя лучшая подруга, Микки, — Йен попытался оправдать младшую Милкович, — я просто выполнял ее просьбу. Мэнди сказала, что после смерти Терри обязательно найдутся желающие поискать его запасы: старые дружки с зоны, дилеры и т.д. Просто… она была уверена, что ты не приедешь. Галлагер виновато опустил глаза в пол. — И че, блять, если бы в доме оказался не я? Размазал бы череп незнакомого чувака по стенке? — Микки с удивлением уставился на Галлагера, выкидывая бычок в соседний куст. — Вечно у тебя все через жопу, Галлагер. Йен не хотел отвечать. Йен не хотел вплетать сюда Тревора, боясь реакции такого спокойного сейчас Микки. Да, это он еще был спокоен. — Если бы какой-то придурок убил тебя нахуй, я бы отпуск на похороны не взял, — Милкович не думал униматься. — Посмотри на меня, блять, когда я с тобой разговариваю. Йен резко повернулся, заставляя их взгляды встретиться. В светлых глазах Микки была не столько злость, сколько обеспокоенность. Галлагеру хотелось отпечатать этот взгляд в памяти, написать на холсте масляными красками и поставить на полку. Уже давно никто не смотрел на него с тем живым трепетом, что излучал Милкович, как бы он ни пытался скрыть его за гримасой похуизма. — Блять, ты че пыришься-то? — тихо спросил Микки, чем заставил губы Йена дрогнуть в едва заметной улыбке. — Мне не пять лет и я не в первый раз держу пушку в руках. Я знаю, что это серьезное дерьмо, но справился бы как-нибудь, — оправдываясь, пробормотал парень и тут же отвел взгляд. Микки непонятно развел руками и поднялся со ступенек, отряхивая джинсы на заднице от уличной пыли. — Вставай, твоя спящая красавица, видать, заждалась, — Микки опешил, не ожидая, что скажет это вслух. — Что? — удивленно спросил Йен, беря в руки термос. Он, черт возьми, прекрасно понимал, в какую степь клонит Милкович. — Что-что, пиздуй, говорю. — Я хочу помочь вам, Микки. Вам с Мэнди. Я знаю, что ты один не справишься. — Милковичи всю жизнь справлялись без Галлагеров. Справятся и сейчас, — Микки старался удержать бурю, разрастающуюся внутри. Он не хотел показывать самодовольному рыжему, как задели его эти слова. Ведь не будь сраных Галлагеров вообще в их жизни, все было бы еще проще. — Подумай над этим, — прерывисто вздохнув, бросил Йен напоследок и вышел за пределы участка. Микки наблюдал со стороны, как шагающая фигура долговязого парня медленно отдаляется и скрывается за поворотом. Он чувствовал себя так, будто находился на похоронах: отпевали его спокойную и с таким трудом налаженную стабильную жизнь. Внезапно влетевший Галлагер забил последний гвоздь в крышку гроба. Микки передернула колкая дрожь от таких ассоциаций. Видимо, выбраться ему из Чикаго сейчас будет так же тяжело, как и в первый раз.