Nasty Bae

– Хён хочет ещё кусочек? – Хиджун размашистым движением поднимает в воздух вилку с куском кремового торта. По спокойному лицу Юджина не скажешь, что он уже сыт по горло, и от одного вида сладкого его начинает мутить. – Мне, дай мне, – Инсон проворно подлезает под руку макне и призывно открывает рот. Заглядывает в глаза с тщетной надеждой, по-щенячьи так, восторженно.       Сынджун, которого специально отсадили на край стола к Юджину, чтоб не буянил, хлопает в ладоши и закусывает губу в предвкушении шоу. Очередной кусочек благополучно пролетает мимо зажмурившегося Инсона и отправляется на съедение Юджину, пачкая ему лицо. Чон разочарованно мычит, прикидывая, как бы пошутить над коварным мелким, но смеяться уже не особо хочется. (Не то, что Хиджуну, он заливисто ржёт, показывая хёнам за спиной средний палец). – Кушай, наш Юччи-моччи, – голос у Хиджуна непривычно ласковый, с Инсоном он таким тоном в жизни не заговорит – факт, который режет даже больнее, чем смех уши. (Их, в конце концов, можно заткнуть).       Дурацкие съёмки всё не заканчиваются. Инсону становится пиздецки неуютно под прицелами камер: Хиджун не затыкается и почти закрывает его собой в кадре, Чжихун с другого края стола неловко, как влюблённый старшеклассник, переглядывается с Сынджуном, уставший постоянно есть Юджин старается не зевать слишком открыто. Макне предлагает Инсону остатки торта за эгьё (Чон не ненавидит, конечно, эту херню, но ведь только недавно жаловался, что никто не воспринимает его серьёзно), а, получив желаемое, съедает всё сам. – Ау, – Хиджун хлопает по столу от неожиданного щипка за бедро, – комары в последнее время такие назойливые. – Какие комары, зима же, – в тихом голосе Юджина проскальзывает сомнение в чужих умственных способностях. С обеих сторон раздаются тихие смешки. – Что ты делаешь? – шипит Хиджун Инсону в ухо, чтобы через секунду с лучезарной улыбкой от души пнуть его под столом. Чон в ответ пихает чужую ногу коленом, обеспечивая себе сомнительное развлечение на остаток съёмки. – Адски больно, я умираю, – стоит им закончить, Инсон валится на пол в студии. Он прижимает к груди побитую конечность и весьма достоверно подвывает, чем шокирует непривыкшую съёмочную команду. Чжихун с криком радостного облегчения приземляется на него сверху, пока остальные мемберы раскланиваются со стаффом, благодаря за работу. – Господи, какая жопа, – шепчет Сынджун Юджину, глядя на барахтающегося по не самому чистому полу лидера. – Ты это уже четыре года твердишь, завязывай, – вздыхает тот обречённо.

***

– Ты в порядке?       Инсон спускается за всеми по лестнице к выходу, когда голос за спиной заставляет его застыть на месте. Только не снова. Уж лучше бы младший и дальше был бессердечным ублюдком рядом с ним, так хоть представляешь примерно, что с этим делать. Но как реагировать, если тебя обнимают со спины и шумно сопят в макушку? Инсон не знает, поэтому резко разворачивается и припечатывает ладонью стену недалеко от лица Хиджуна. Макне смотрит на него настороженно, без привычной насмешливости. – Какого хрена?       На языке вертится ещё много едких фраз, Инсону хочется спросить, почему именно с ним так поступают, зачем играть его чувствами, а потом вести себя, будто ничего и не было. Бесконечное «зачем-зачем-зачем». Почему они просто не могут по-другому? – Ты так убедительно стонал, – Хиджун пожимает плечами. Уголки губ подергиваются, но он очень старается не улыбаться. – А ты оставил меня голодным, – выпаливает Инсон первое пришедшее в голову, потому что блядская неловкость, хочется закрыть лицо руками и слиться со стеной, но с ней сейчас тесно контактирует макне.       Сердце старшего пропускает удар, когда их губы соприкасаются. Целоваться с Хиджуном сладко (ибо кто-то умял полторта) и вообще крышесносно, но, кажется, что над ним снова издеваются. Инсон крепко сжимает чужую руку повыше запястья, словно желая, чтобы больно было не только ему. – Хватит, – Инсон почти кричит, на самом деле, умоляет, – для тебя это всё равно ничего не значит, а я больше не могу так, – он заставляет себя разжать пальцы и отвернуться, запоздало осознавая, что своими же руками увеличил пропасть между ними, помножив её на бесконечность.       Младший смотрит себе под ноги, а потом начинает спускаться по лестнице. – Это неправда.       Инсон не уверен, что не ослышался, но всё равно идёт следом, улыбаясь неизвестно чему. Наверное, всё не так трудно, как ему кажется, просто они вечно любят усложнять.