"Учительский Треугольник"

Я, право, уходил не в первый раз. Уж поверьте, как далеко меня только не завеивало в диковинных проявлениях своего анабиоза. Бывало, я видел то, чего не подмечали другие, наблюдал минувшее, а изредка, и вовсе снаряжался возможностью предугадать будущее. Мои глаза лицезрели иной макрокосм, в котором время не представляло тяготы на весах мирового пространства. Но сегодня все развернулось чрезвычайно скоропостижным и несвойственно депрессивным образом. Коли зрение все же не сыграло со мной злую шутку, то вокруг, как казалось, так ничего и не изменилось. Воистину, я до сих пор почивал в той самой, обременяющей белеными стенами, до боли знакомой комнатушке, в которой, еще несколько мгновений назад, и обначил свое виртуозное похождение. За спиной, как и прежде, величаво распростерлись закрылки новокупленной классной доски, зияющей проблесками хаотической арифметики. Помещение оставалось практически идентичным предшествующему, ежели не счесть загадочного дубового поставца, и выстроенных армейской шеренгой, характерных горшочков с миниатюрными пинангами у фронтальной стены. Тогда, сие место, некогда ассоциируемое с твердыней фобоса и безысходности, показалось не таким уж и гибельным, как успело прижиться в моих глазах ранее. Однако, подобного рода ощущения все же были списаны на пустеющий учительский стол, впоследствии чего, я сызнова поспешил взяться за изучение подробностей собственного местопребывания. Древесные парты были лакированы и отполированы до блеска, сродни верстачной заготовке ремесленника, кидающей отсвет неоспоримого идеала в лица присутствующих, которыми, как ни казусно, оказались дети. Да, в частности дети, и при этом все - как один, выряженные новоиспеченной щегольской формой, напрямик соответствующей уставу заведенческого режима. Их лица была озарены юношеским простодушием, а в сердцах царствовала врожденная беззаботность, тогда как истинная наружность, что есть мочи пыталась скрыться за маской сосредоточенности и деловитых кивков. В мою душу хлынул пассат сочувствия : никто из этих многообещающих, воплощенных мечтаниями и безпасмурными фантазиями, доверчивых новобранцев и представить не мог, что же в действительности кроется за театральным радушием места, куда их предательски подбросили негаданные крылья судьбы. Все до последнего несчастного угодили в настырные сети клеветы… за исключением одного. Это был мальчик, которого я заприметил с самого первого взгляда. Он был тускнеющей искоркой надежды в мерцающих пеленах морока, в тот час как остальные, к несчастью, уже отдались ее лживым обещаниям; спасительным стволом камыша в окладистой болотной жиже, среди утопающих в ухищренном обмане топей; конечной звездой на орбите черной дыры, настигающей воззрение земской чести и справедливости. Юноша был напряжен, длительное ожидание пробудило в нем чуткого зверя, предвещающего всякую выпадку со стороны охотника, генеральным оружием которого была неожиданность. В глазах не было страха, лишь осознание того, что боязнь уместна. Дверь отворилась. В одночасье, мрак захлестнул комнату. Я испытывал прикосновение его извилистых членов, что упорно прочесывали меня с ног до головы, отдергивая из стороны - в сторону, сродни марону на невольничьем рынке. Живым маневром они разливались по воздуху, обтекая стены, потолок и пол, словно чернила по клеткам тетради неряшливого адепта. Однако, даже обволакивая все и каждого на своем пути, всевластный табун не осилил покрыть обыкновенного на первый взор юношу, устроившегося на второй парте начального ряда, около застекленного стеллажа, и возвышающегося напротив, внушительного целкового шкафа. Его гнетущие потоки извивались, сходно удушенным гадюкам под обелисками слепящей световой палитры, которую излучало его сердце, разведенное жаждой противоборства. В нескончаемости раздалось эхо громогласных шагов, сотрясающих слух. Они нарастали и обострялись, отдавая созвучную барабанную дробь в самом сознании, до тех пор, пока проблески веры, некогда служащие эгидой в неистовом граде стрел, не затмила угрюмая тень величественной шахматной фигуры. Это был конь… Мрак испарился, запечатывая в железный конверт картину последующего. Я узнал неуклюжую походку миссис Силверстон, когда та преодолевала класс на пути к учительскому столу, при этом, не испытывая при столкновении со мной какого - либо физического контакта. Воспользовавшись излюбленным эффектом внезапности, она, по честности изъявить, в очередной раз застала меня врасплох, но к счастью, происходящее, как казалось, было не долее чем распатроненной игрой воображения. Преподаватель, не беря под учет присутствие непрошеного гостя, разрезала торжественную ленточку в знак открытия своего первого урока с вышеуказанным классным составом. Юноша занервничал и, подобно насторожившемуся животному, прижался к поверхности парты, укрывшись за согбенной спиной соседа. Началось знакомство, которое не обошлось без абсурдной фиксации оценочного статуса каждого из присутствующих. Я же, пользуясь своей абсолютной безнаказанностью, не упустил возможности спустить парочку плоских издевок над кичливым руководителем, мотивируя свое бесстыдство, как ответ на подавление достоинства учащихся. В конце - то концов! К чему такая спешка к ранжировке приоритетов? У этих ребят ведь еще будет возможность себя предъявить, на кой лад сдались в такой степени поверхностные и легковесные выводы? Я так алкал желанием удовлетворить свой протест к подобной методике закрепления первенства; так порывался высказать все накопленное в лицо возмутителя спокойствия, однако нас с ним, как бы ни было печально, разделяли горизонты временного затина, и поэтому, мне не оставалось ничего иного как безответно сотрясать пустоту, упиваясь собственным красноречием. Тем временем, подсудимый держал безотходной курс своего устрашающего «Черного Коня» на паренька, ловчившегося восстановить силы, отобранные предыдущим нападением коварного гроссмейстера. Его зловещая шахматная фигура, придерживаясь агрессивной стратегии, невозмутимо разбрасывала беспомощных пешек по черно белым клеткам пьедестала, с каждым решительным ходом приближаясь к монарху, теряющему поддержку. То и дело до меня доносились обрывки знакомых голосов, сладких как мед, и твердых как кремень. - Сие ровно восемнадцати, мисс Силверстон, - произнося эти слова, Вирджиния, казалось, тонула в мармеладном сиропе, при мысли о котором, меня вывернуло наизнанку как рукавицу в зимний сезон. Стараясь не терять бдительности, я держал поведение учителя на прицеле, хотя было до воли очевидно, что подобного рода деятельность приносила ему необыкновенное удовольствие. - Девяносто два, - комендантский ментор Эрнеста твердил валунной стеной. Враждебная тень, отпечатывая реальный облик хозяина, пала на юношу бугристой тучей, громыхающей сумманом. Я непроизвольно вздрогнул и подобрался ближе; картина показалась мне чрезвычайно знакомой, однако будучи неспособным прервать ход ее развития, оставалось лишь принять безвкусную роль "наблюдателя" в гуще стечения обстоятельств. Приподнявшись из за рабочего места и выровнявшись в лице чреватой опасности ( которой, в прочем, едва достигал подбородка ), храбрец представился, и его знамя горделиво разнеслось перебивкой, угнетаемой сиплым дыханием человека, задавшего вопрос. Мальчик стоял бесстрашно, а в его больших, преисполненных душевным порывом глазах, отражалось движение рутинного, циферблатного маятника, тревожное шатание которого предвещало близость неизведанного. И набат пробил. Последовал летальный толчок. Уста приоткрылись, неспешно простирая дорогу ответу. Последним, что мелькнуло в моих глазах, было характерное очертание шестерки. Затем, ни - че - го… Это был долгожданный взор охотника, уследившего дичь для убоя, взор, пылающий неприкрытым огоньком зазноба. Он взвивался аспидным полымям; низвергал каскады сумрака, некогда заключенного в середине. Вертикальный зрачок зверобоя, притаившегося в подлунной тени деревьев. Тот самый не мигающий взгляд судьбы, поникший в глубины сознания. Это была Черная Метка. Я упал. Послышался сведущий школьный звонок… Карабкался в безудержных стонах, а мои пальцы отчаянно скреблись о невидимую поверхность. Лезвия шарпали убранство, без труда отдаляя меня от мельтешащей вдали световой воронки. Нечто низвело меня ввысь и неумолимо швырнуло в бездну. Расшибившись ниже спины, я бессильно обрушился ниц, но не почувствовал боли. Рука машинально ощупала форму преграды. Это был угол. Это был Шах и Мат.