"Учительский Треугольник"

- Ханкарди! – шипящий искрой змеиного ехидства, голос учителя пронзил класс верткой стрелой, которая, как не удивительно, настигла именно меня. - Ты не работаешь! – на сей раз возмутительное замечание окончательно порушило мою сосредоточенность в отношении магнитной доски, сплошь усеянной геометрическими премудростями. Невозмутимо обернувшись, я узрел знакомые, однако отнюдь не одинаковые лица своих однокурсников. На них читалась разномастная гамма эмоций. Одни выражали сочувствие, другие расплывались в недоброжелательных, сардонических ухмылках; некоторые же детонировали сдавленным присутствием руководителя хохотом, тогда как еще единицы отличались абсолютным безразличием. Казалось, я был единственным, к чьему горлу подступил тошнотворный отжимок, который, хоть и не препятствовал моему ответу на опасный выпад обвинителя, однако, все же временно обезоружил в его лице коварным эффектом неожиданности. Под воздействием ловкой атаки противника, я неуклюже оперся о парту соседа и поднялся в полный рост, окинув учительскую позицию протяжной теневой фигурой. Сверля меня нерушимым взором, миссис Силверстон величаво молчала, внушая в порядок моих мыслей и сосредоточений смятение. Я знал что она ожидает начала словесной перепалки, но даже это не встало на моей дороге к совершению неминуемой ошибки. - Слушаю. – элегантная острота самовольно вырвалась из моих уст, посодействовав развитию учительской стратегии. Право, я вовсе не мог раскусить что в понимании этой подспудной женщины означает слово «работа», в отсутствии которой меня, к слову, столь упорно порицали. Моя тетрадь блистала штемпелем примерного воспитанника, тогда как ее хозяину приходилось выслушивать жесткие, беспрецедентные выговоры, аналогичные которым можно было наблюдать лишь в процессе судебного разбирательства. - Опять ты летаешь в облаках! – дребезжащий в предвкушении моего промаха, голос миссис Силверстон напоминал любопытного паразита - сколопендру, учредившего агрессивную диверсию касаемо моих слуховых проходов. Когда дело дошло до очередной разожженной дискуссии, я, в полной мере лишенный страха последствий, все же отделался легким словом и продолжил заполнять страницы тетради торопливыми числами и значениями. Эффект молниеносной победы, которую так профессионально внушил мне наставник, оказался лишь частью его зловещего плана. Ключевой удар последовал неожиданно, и был направлен в самую уязвленную точку… Тогда как до спасительно – символического звонка оставались считанные минуты, а я тонул в поту волнений и трепетных ожиданий, тетива противника, некогда затаившегося в потемках, неожиданно выпустила последнюю стрелу. Я встал. Это было ничто иное как вызов. Вызов, принудивший меня сблизится со злополучной доской, что некогда казалась настоль отдаленной, вызов, призвавший меня вооружится мелом и учебником, словно мечем и щитом на арене, зрителями которой были мои сотоварищи, а судьей – мой враг. Осознание того что словесные стычки и показатель сообразительности не являются гладиаторами сей схватки пугало меня больше всего, ибо весы правосудия венчали руки верховного монарха, всевышнего ремесленника над подмастерьями, единой вершины иерархической ступени – учителя. Никто не мог и не сможет упрекнуть Его в обязанностях, это Он - тот кто устанавливает правила и законы, за неподчинения которым следует смерть. Я не горю желанием вновь примерить на себя естество мертвеца, глотающего минувшие обиды и слезы в подушку, тогда как жизнь вокруг бурлит неизменными потоками действия. И я принимаю этот вызов! Черт побери, я выйду и сделаю это! И вот, я у доски. Класс изучает меня любопытными взглядами : Какую глупость этот безумец совершит на этот раз? За спиной доносится искаженный шепот и угнетающий смешок очевидцев - угодников. Я страшусь повернутся, ибо знаю – эти люди жаждут внушить мне опаску, они стремятся переломить мой дух, алкают дабы я самолично приневолил себя думать как отъявленный плут. В них можно различить лишь закисших зрителей, наблюдателей, пускающих слюну в ожидании очередного спектакля, который в любую минуту готова воспроизвести моя вспыльчивая натура. Для них мой выход – это выступление клоуна под цирковым шапито, во мне просто напросто не замечают персону, тянущуюся к чему - то большему, нежели очередная истерическая выходка на публику. Даже товарищи, от которых следовало ожидать элементарной поддержки, - и те не горазды уверовать в то, что моей храбрости и комплектованных навыков достанет для преодоления преграды, сложностью в одну геометрическую задачу, решение которой я уже прогоняю заранее. Да в конце то концов, это же чистая теорема, заученная и усвоенная мною еще на момент предыдущего занятия! Ну держитесь... Сейчас я вам всем, ахинейщики, покажу на что Я способен! Геометрический рисунок к задаче иллюстрирован. Мел порывисто бряцает по доске, оставляя следы крошки на пальцах и запотевших ладонях. Вскоре, он символично ломается перед самым началом последующих записей. Публика заинтриговано суетится, принимая удобные позы для облегчения наблюдения. Я невозмутимо беру новый. Красный… цвет решимости. Кто - то вздыхает, и без того душное пространство восполняется напряжением. Легкие перехватывает, руки дрожат в спазматических приступах судороги. Я почти у цели... Она так близко, и так далеко… В глазах мелькает решение, я осознаю его, как ничто иное. Мое задание - не более чем натужное списывание геометрического цикла из памяти. Мел грандиозно настигает теорему Фалеса. Зал оглашается скептическим шепотом и негромкими восклицаниями. Зрители не веруют собственным глазам : урок приближается к концу, а их голод по желанному представлению еще не удовлетворен. Мое нутро тяготит обжигающими языками предвкушений, кровь пульсирует в жилах, отдавая тревожный ритм сердцу; начальные абрисы формулы уже поданы. Я уясняю что дилемма коренным образом не разрешена , однако гордыня, порожденная ее успешным вступлением, заставляет меня обернутся в сторону зрительского конкорса. Они бледны и взволнованы, словно бескровные кровопийцы, коим не представился случай испить регулярного «донорского пакета», к драгой сласти которого они так свыклись ( а он наверняка очень сладкий, как бы плачевно это ни было для его непосредственного хозяина ). Их глаза фокусируются и отображают движение минутной стрелки на старинных часах, венчающих потолки классных апартаментов. Позволив себе подобную оплошность, я предоставил живоглотам цельную «гемоглобиновую шоколадку» на блюдечке с голубой каемкой. В момент мы встретились с Силверстон взглядами и внутри меня все упало. Я узнал его, я узнал этот взор, явившийся, сподобь самому ужасному сновидению. В глазах заиграла девственная пустота. Кажется, я ушел…