Голос

Юля сильная, Юля смелая, Юля сможет потерпеть. (Нет) Перед глазами — цветные пятна и чёрные точки. В ушах непонятный то ли гул, то ли звон, а под спиной жёсткая поверхность носилок. Яков что-то говорит, ругается, журналисты щёлкают фотиками, кто-то стискивает ладонь. — Юль, Юля, не отключайся, ладно? — знакомый голос где-то совсем над ухом. Виктор? Юри? Определить не получается, в голове появляется липкий белесый туман, который мешает думать. — Юля! Нет, не Виктор, тот говорит по другому. Чисто, быстро, без акцента, с некоторой холодностью и наигранной приветливостью. А этот… Точно не Юри. Тот по-русски только молчать умеет. Да и то, не точно. Тогда кто? Боль накатывает очередной волной, и спина выгибается, в попытке хоть как-то заглушить, запрятать в глубь тела, чтобы не мешала… И почти получается, рука стискивает чужую ладонь и становится легче. (Нет) — Блядь! Когда обезболивающее подействует? Все тот же голос. Хрипловатый, с непонятным едва уловимым акцентом и скрытой где-то под налетом волнения глубиной. Чей же он? — Я поеду с ней! Все равно она меня не отпустит. Не спорьте! — небывалая строгость, даже раздражение сквозит в этом голосе, и рука напрягается. — Я её парень, почти жених! Яков! Забавно, что кроме этого голоса Юля не слышит больше ничего. Ни вой серены машины скорой помощи, в которую её затаскивают, ни вздохи и крики поражённых фанатов, ни галдёж толпы, ни даже резких и четких голосов докторов. Только голос. Чей? — А-а-а! — вырывается из горла вместе с очередной болевой волной. Раненая нога уже почти не ощущается, а вот сломанная рука... Где-то ни периферии памяти вспыхивает короткое видение: Четверо взбешённых девушек, в руках у которых дубинки. Они окружили и теперь притесняют к стене. Одна, некрасивая брюнетка, достаёт нож… Долбанные антифанаты! — Тшш… — просит голос, — потерпи, милая, все будет хорошо. А потом вдруг все встряхивается и голова где-то в затылке будто раскалывается на маленькие осколки. — Мен Ресей жолдарды жек көремін! * — кажется ругается голос и Юля внезапно припоминает его обладателя. — Бек?.. — хрипит она, стараясь не прикусить язык, и открывает зажмуренные глаза. Из-за слез в глазах все расплывается, но бледное лицо в обрамлении коротких черных волос она видит хорошо. — Тише, Юль, я здесь, все будет хорошо… — говорит он, а на лице нет и следа былого равнодушия. Девушка переводит взгляд вверх. Там только потолок скорой и свисающие трубочки от капельницы. — Бек, пообещай мне, что я смогу кататься, — тихо просит она, сжимая чужую руку. Боль отступила, но вместо неё пришло отупение и сонливость. Парень склоняется и от волнения сбивается на родной язык: — Уәде беремiн. Мен саған сенемін.** И Юле этого достаточно. Пусть она не знает казахский, ей хватает интонаций парня. Ведь кому как не ему верить? Он же её лучший друг. (Уже нет) — Мен сені жақсы көремін… Жарайды ғана болуы ***— эхом слышится в затухающем сознании. * Я ненавижу русские дороги! ** Обещаю. Я буду верить в тебя. *** Я люблю тебя. Только будь в порядке.