Склад

Станция метро выглядела неузнаваемо. Наруто слышал, что на ней велись ремонтные работы, но давно здесь не показывался, поэтому с трудом узнал в вычурном зале прежнюю знакомую станцию. Выйдя из вагона, он остановился, разглядывая ветвистые медные сооружения и круглые лампы, по задумке художника исполняющие роль цветов. Даже рекламные щиты сменились, а на эскалаторах были установлены новые бледные светильники. Лямки тяжелого рюкзака резали плечи даже через плотную куртку, и Наруто сбросил его, пошел к выходу, волоча рюкзак за собой по полу, нисколько не заботясь о чистоте яркой синтетической ткани. Днем, обдумывая свое решение, Наруто почти сразу пришел к выводу, что теперь у него точно хватит сил противостоять опеке матери, и вернется он не под ее крыло, а ради будущего. Днем он точно знал, что скажет ей, вернувшись. Он скажет, что рад ее видеть, что все в порядке. И пусть она его больше не трогает. Днем Наруто еле справился с желанием сорваться сразу же после ее звонка, явственно представив себе, как несколькими фразами поставит ее на место раз и навсегда. Днем он гордился собой. И соблазн показать матери, насколько она в нем ошибалась, был так велик, что наполнял душу радостью ожидания, на фоне которой Киба потускнел, стал нежеланным и ненужным, и только последний разговор заставил Наруто испытать мучительное чувство неправоты. Он впервые столкнулся с такой ситуацией, и не знал теперь, чему верить. Правда — аргументированная, подкрепленная фактами и его собственными желаниями, была явно на его стороне, но то безликое, не оформившееся, бессистемное, что принес в его жизнь склад, выдвинуло свою правду. Она не была ничем подкреплена, она не имела под собой опоры фактов, но ударила по больному. Понять, что же он делает неправильно, Наруто не смог — впервые столкнувшись с тем, что есть вещи сильнее фактов, не можешь поверить в это сразу… Азарт и желание поставить мать на место исчезли, уступив место тупому и вальяжному равнодушию, с которым Наруто остановился перед палаткой с сигаретами. Глядя на яркие картонные коробочки, запертые в грязноватой витрине, он сказал вполголоса: — Почему ж я ее так не люблю… И тут же забыл о своем вопросе, получив от продавца пачку сигарет. Аккуратно вскрыв целлофановую обертку, он остановился. А если мать почувствует запах? Она всегда кривилась от дыма. Везде: в транспорте, в кафе, на улицах. Морщила нос. Говорила, что задыхается, что у нее аллергия. И сразу же испытующе поглядывала на Наруто. Наруто кивал, хотя знал, что никакой аллергии у нее нет, и что вечерами, которые она проводит с сестрой, та спокойно курит где угодно — недаром дома есть пепельницы… Но Наруто знать об этом не полагалось, пепельницы выдавались за элемент декора, в его присутствии Цунадэ выгонялась курить на балкон. И все равно мать принималась морщить нос и жаловаться, жаловаться… Наруто вернулся к метро. Там пришлось купить упаковку мятных леденцов. Пройдя несколько метров в сторону дома, Наруто остановился в небольшом дворике, облившись холодом при неожиданно возникшей мысли. Карманы. В боковых карманах рюкзака нашлась смятая пачка презервативов, которую Наруто тут же выкинул. Запасные ключи, сломанная зажигалка — еще один «маячок», чеки… Чеки Наруто просмотрел мельком, смял и тоже выбросил. Уж лучше матери не знать, чем он питался, а главное — что пил. Избавившись от «компромата», Наруто застегнул рюкзак и сел на лавку, обессиленный своим равнодушием, подъеденным мерзким и постыдным страхом. Он прекрасно знал, что не сможет ответить на вопросы матери о том времени, что он провел вне дома, и впервые в его голову закралась мысль: а как она вообще его отпустила? Почему? Ответа на этот вопрос не было, и Наруто, докурив сигарету, медленно распечатал леденцы. Два, три… Четыре… Пока горло не забьет жестким мятным холодом, пока не станет больно от горечи. До дома оставалось минут пять ходу, но Наруто плелся чуть ли не полчаса. От решимости его не осталось и следа, все то, что он пережил и преодолел, спасовало перед годами существующим давлением. Так, думал Наруто, тает тонкий весенний ледок. Может, выглядит-то он настоящим, но на деле ломок и беззащитен. Если бы Киба узнал, во что превратился этот уверенный порыв… Если бы Саске узнал, что Наруто пришлось уничтожать ничего не значащие, безобидные, в общем-то, бумажки из чувства мерзкого непреодолимого страха… Еще полчаса Наруто бродил возле подъезда, смутно надеясь, что случится чудо, кто-нибудь позвонит ему и скажет, в чем верная, настоящая правда, заставит изменить решение. Но никто так и не позвонил, и пришлось понять — все. Сам выбрал, сам отвернулся, сам выпутывайся. А потом его встретило яркое тепло квартиры и мать, сияя глазами, обняла его мягкими руками — Наруто пришлось отвернуться, он так и не удостоверился в действенности мяты против табачного дыма. Положение спасла Цунадэ, от которой, несмотря на запах древесных горьких духов и лака, крепчайшим дымом разило за километр. Цунадэ отпихнула сестру, стиснула Наруто, заглянула в его глаза. — Ты какой-то уставший. — Ты такой лохматый! — встряла мать. — Тяжело было сходить подстричься? Потом она спохватилась. — Ладно, об этом потом, сначала ужин. Она развернулась и исчезла в комнате, а Цунадэ, прищурившись, сказала тихонько: — Не бойся, всерьез нависнуть у нее сегодня не получится… Наруто безразлично кивнул, расстегнул куртку, посмотрел на себя в зеркало. Лохматый… Волосы, конечно, отросли, но не все так плохо… Пройдя в комнату, он понял, о чем говорила Цунадэ. Видимо, в качестве громоотвода она предусмотрительно притащила с собой своего давнего друга — когда-то Какаси работал в одном из ее спорт-клубов, потом что-то там случилось, и Какаси ушел с тренерской работы, но дружба между ним и Цунадэ на этом не прекратилась. Наруто относился к нему с симпатией. Редко видя в своем окружении мужчин, он долго считал Какаси примером для себя, пока не осознал, что не может не то, что воспитать в себе это уверенное спокойствие и внутреннюю силу, но даже скопировать. Еще одно нравилось Наруто в Какаси — тот, прекрасно понимая положение Наруто и видя его детские попытки изменить себя, никогда не пытался давать советы. Если бы Наруто хоть раз услышал от него какой-нибудь совет — не смог бы больше посмотреть ему в глаза. Ведь это значило бы, что Какаси считает его положение жалким, и крепко ударило бы по гордости. Но Какаси молчал, и Наруто уверился в том, что этот человек способен понять кого угодно. Долгое время Наруто считал, что Какаси и Цунадэ связывает не только дружба, и недоумевал, почему они никак не проявляют своих отношений, но потом понял, что ошибался в своих предположениях. Мать накрыла целый стол, и от обилия всяческих салатов-закусок-начинок у Наруто зарябило в глазах. Апогеем, видимо, должен был стать какой-нибудь тортик, и Наруто явственно передернуло. Он уселся на кресло, чувствуя себя неловким, чужим, бросил тоскливый взгляд за окно. Все то же равнодушие не давало ему найти слов даже для приветствия, но Какаси неожиданно спас положение: — Цунадэ сказала, ты работал на складе. Чем там занимался? В его вопросе прозвучал вполне искренний интерес, никак не связанный с интересом к прегрешениям и ошибкам. Нормальный интерес одного взрослого человека к делам другого. Наруто отозвался охотно: — Всего не перечислишь… Но по документам — грузчик. — Вижу, — чуть улыбнулся Какаси. Наруто вспомнил, что за последнее время стал чуть ли не в полтора раза шире в плечах, ответил улыбкой на улыбку: — Но склад такая штука, где все обязанности то и дело переходят от одного к другому… Когда я пришел, меня ткнули носом в коробки, и только позже оказалось, что при необходимости мы все взаимозаменяемы. В обычные тихие дни этого почти не замечаешь, но когда приходит фура или начинается инвентаризация, приходится садиться за компьютер, чтобы дать операторам поспать или, наоборот, операторы берутся за коробки… Через неделю начинается предновогодний сейл, то есть, четыре фуры в неделю минимум. Наруто прикинул что-то про себя, быстро подсчитал: — Две с половиной тысячи мест каждая. Плюс отгрузка товара на магазины. По идее, выходных не светит вообще, но оплата хорошая. Наруто вдруг вспомнил про Сая. — И операторов недобор. Им будет сложно… — Все грузится вручную? — спросил Какаси. — Не совсем… Есть подъемник, но он очень старый и ненадежный, на него больше десяти коробок не поставишь, а то Саске голову оторвет. Говорят, он второй год добивается смены подъемника, но эта дрянь слишком дорого стоит, и на нее никак не раскошелятся. Так вот, представь… Представьте. Перетаскать с помощью него хотя бы тысячу мест на второй этаж — жуткая проблема. Хотя… Наруто задумался, потом оживился: — Есть другой вариант подъема, но это надо разговаривать с Саске, а мне не хочется иметь с ним никаких дел. Может, сам додумается. — С кем-то в контрах? — Со старшим смены. Мудак редкостный, — мрачно сказал Наруто, потом спохватился: — Ох, черт… Я имел в виду, характер у него хреновый. Наруто поднялся с кресла, казавшегося ему теперь узким и неудобным, пересел на стул. Глаза его затуманились, губы сжались. — Им придется сложно… — повторил он. — Получается, ты рад, что оттуда уходишь, — подытожил Какаси. — Не очень весело работать под начальством мудака. Наруто поднял голову, улыбнулся, увидев, что снова не остался непонятым: — Как старший смены Саске неплох, — ответил он. — Он всегда нас прикрывал, и по работе к нему претензий нет. Я сам виноват в том, что мы с ним не нашли общего языка. Просто сначала у меня никак не укладывалось в голове, что нельзя смотреть на него, как на человека. Потом уже забил на то, чтобы хоть что-то в нем понять и оказалось, что так намного проще. Я сам создавал себе проблемы. Наруто хотел добавить что-то еще, но в комнату вернулись женщины, и при виде торжественно внесенного торта ему пришлось обреченно заткнуться. Разговор за столом вела одна Цунадэ. Она болтала без остановки, то рассказывая о новых перспективных спортсменах, то расстраиваясь по поводу того, что ее машину никак не вернут из автосервиса. Она то и дело спрашивала о чем-то Наруто, но он отвечал односложно, уныло размазывая по тарелке салат. Мать смотрела на него с обожанием, и все собиралась приступить к расспросам иного толка, но Цунадэ легко ее перебивала. Иногда Наруто ловил на себе и внимательно-спокойный взгляд Какаси, и только его молчаливая поддержка не дала ему упасть духом окончательно. Наруто нестерпимо хотелось выйти на улицу, оставив позади женские голоса и яркий электрический свет, побродить где-нибудь в одиночку, под мерцающим снежным пологом, обдумать все еще раз. Покурить, в конце концов. — Никто не будет против, если я прогуляюсь? — спросил он. — Уже двенадцать часов, поздно, — сказала мать и сразу же заговорила о чем-то другом, считая тему закрытой. Наруто судорожно сжал в руке салфетку, ища те слова, которые только сегодня днем вертелись в голове целым роем — слова самостоятельности, — но так ничего и не припомнил. Равнодушие в нем, чуть приутихшее при разговоре с Какаси, растворилось, обнажив горький ртутный скелет раздражения. Еще немного — и Наруто обошелся бы без слов, но положение снова спас Какаси. — Составлю ему компанию, — сказал он и поднялся. Наруто благодарно кивнул, подумав про себя, что так и не научился такому тону, после которого ни у кого не возникает никаких возражений. Разве тяжело было построить свою фразу так, чтобы на нее нельзя было ответить отрицательно? Да что вообще происходит… На улице дотлевали последние минуты дня, снег теплел под светом фонарей, небо показалось не просто черным, а горьким, как шоколад. Наруто с облегчением закурил, глядя, как мягко и равнодушно ложатся снежинки на и без того заснеженный асфальт. — Спасибо, — сказал он Какаси. — Я привыкну, конечно, но сегодня общение как-то плохо идет… — Разочарован? — Не то слово, — вдруг вполне искренне ответил Наруто, сам себе удивившись. — Я так в себе разочарован… По-видимому, ничего не изменилось, а пути назад уже нет… — Ты изменился, — сказал Какаси, останавливаясь. — Поэтому и дергаешься. Наруто искоса посмотрел на него, потом запустил руки в карманы и демонстративно вытащил сначала пачку сигарет, а потом коробку с мятными леденцами. — Неубедительно, — улыбнулся Какаси. — Не мучай себя из-за таких мелочей. — Да не в этом дело! — вспыхнул Наруто. — Сам факт… — Факты, — задумчиво сказал Какаси, — часто пасуют перед реальностью. — Например? Наруто насторожился, услышав то, что мучило его весь вечер после разговора с Кибой, и чему он так и не нашел объяснения. — Например… — повторил Какаси. — Тебе кажется, что ты не изменился, потому что прячешь от матери сигареты — это факт. А реальность — это то, что ты изменился. Видишь разницу? — Факт не является реальностью? — с иронией спросил Наруто. — Факт является ее малой частью, — вполне серьезно ответил Какаси. Наруто поднял руку, дотронулся до тонкой заснеженной веточки рябины, тут же ее отпустил и посмотрел на ладонь, обсыпанную тающими искрами. — А можно пример как-нибудь… — он развел руки, показывая, какой именно ему нужен пример. — Посерьезнее? — Угу. — Ты вернулся домой. Сделал свой выбор на основе фактов. А реальность давно уже выбрала за тебя совершенно другое. — Я ни хрена не понимаю, — признался Наруто. — Подумаю над этим… Звонок, на который он рассчитывал пару часов назад, раздался так внезапно, что Наруто от неожиданности уронил сигарету. Добравшись до глубоко запрятанного в карман мобильника, Наруто выдохнул: — Учиха… Он меня когда-нибудь до инфаркта доведет. Он еле справился с предательской дрожью, несколько долгих секунд смотрел на заливающийся мобильник, потом перевел взгляд на Какаси. Тот вдруг почему-то отвернулся, и Наруто, расценив это как желание не мешать ему разговаривать, все-таки ответил на звонок. — Нам нужно встретиться, — коротко сказал Саске. — Сейчас? — ужаснулся Наруто, автоматически посмотрев на часы. — Через полчаса. — Голос Саске опять звучит издевательски. — Даже если тебе уже прочитали сказку на ночь и дали теплого молочка, тебе все равно придется поднять свою жопу и приехать. — Киба сказал? — спросил Наруто, кусая губы. — Неважно. У тебя полчаса, Узумаки, иначе я завтра скидываю на тебя недостачу, и ничто тебе не поможет выбить свою зарплату обратно — ни увольнение, ни слезы на коленях. — У нас там есть недостача? — Наруто, подумав немного, продолжил: — Саске… Давай хоть раз по-хорошему. Ты орал, что я тебе в смене нахер не сдался, и ты последний, от которого я ожидал какого-то к моему уходу внимания. Может, обойдешься без меня? — Я сейчас без грузчика не обойдусь, — ответил Саске, сделав ударение на слове «грузчик». — Так что, давай… В темпе. — Да иди ты! — повысил голос Наруто. — Я и так еле на улицу вышел… Пиши, что хочешь. Хоть всю недостачу на меня списывай, если ты без этого обойтись не можешь. — Что у тебя сегодня с башкой? — вдруг спокойно спросил Саске. — Хочешь выиграть себе право никуда не ехать? Если ты скажешь мне, что за сегодняшний день подумал хоть о ком-то, кроме себя самого, я от тебя отвяжусь. Ну, Наруто? Наруто замер, нервно покусывая губы. Киба. Кто знает, что сейчас творится у него на душе? Сай. Что с ним сейчас? Наруто с ужасом осознал, что и впрямь целый день был занят только собой, что все его мелкие и глупые проблемки сумели отодвинуть на задний план чужую боль и страдания так легко, словно не жизнь это была вовсе, а кадры из просмотренного фильма. Сакура. Она говорила, что нет смысла ждать от других помощи и никогда ее не ждала. Наруто поискал глазами, куда бы прислониться и в итоге оперся спиной на гладкий ствол промерзшего деревца. Ноги его толком не держали. — Ты там живой? — спросил Саске. — Ладно, — сказал Наруто, — если тебе так надо… Я приеду… — Хотя бы честный, — хмыкнул Саске. — Запоминай адрес… Наруто убрал телефон в карман, почти не чувствуя рук. Впервые в жизни он, хорошо знакомый с понятием эгоизма из книг и обвинительных слов других, понял, что вызывавшая у него негатив черта характера является частью его самого. Стало тошно. Саске умел находить больные места и бить в них прицельно, но такого Наруто от него не ожидал. Раньше он утешал себя мыслью, что придирки Учихи — пустая болтовня, но теперь оказалось, что он был прав. Эгоистичный ребенок. Тошно было и из-за того, что все то, что Наруто думал о себе раньше, в один миг стало иллюзией. Иллюзорно хороший мальчик. Обманка. Наруто почувствовал себя дешевой газетной фотографией, которую сам же и раскрасил в яркие цвета, а теперь, от слов Саске, краски вылиняли, и осталась изначальная плоская неумелая суть. — Мне надо уехать, — безразлично сказал Наруто. — Я дурак… Он развернулся и пошел по заснеженной тропинке. — Поосторожнее с ним, — сказал ему вслед Какаси, но Наруто, занятый своими мыслями, его не услышал. ** * Оказалось, что Саске назвал свой адрес, и Наруто, всю дорогу проведший в каком-то тупом онемении, всерьез этим озадачился. Ночное время и замашки Саске не делали его квартиру особенно привлекательным местом для встречи, но потом Наруто, утешив себя тем, что Учиха жил не один, все же нажал на кнопку звонка. А потом, попав в темноту прихожей, только инстинктивно чувствуя рядом присутствие Саске, понял, что все-таки оказался с ним наедине. — Включи свет, — сказал он. — Привыкнешь, — коротко ответил Саске и оказался прав — уже через минуту Наруто довольно-таки хорошо различал все вокруг, но теперь его настигла еще одна незадача. От вида слабо белеющей в темноте кожи Саске, от обнаженного торса и плеч, Наруто окончательно сбился с мыслей и понял, что двух слов связать не может, а ведь всего-то нужно было спросить Саске, зачем ему понадобилось тащить его сюда на ночь глядя и объяснить… Объяснить свои ошибки. — Чем тебе свет не угодил? — спросил он наконец. — Меня нет дома, — туманно пояснил Саске. Потом он обнял Наруто за плечи, настойчиво развернул его. — Вперед. В комнате было светлее, мягко-синий снежный свет тихонько лился сквозь окно, и Наруто различил матово поблескивающий экран телевизора, низкий широкий диван и столик. Детали остальных предметов терялись, расплывались. А вот Саске, наоборот, словно был создан именно для такого освещения. Наруто теперь видел его так отчетливо, что боялся выдать непреодолимое желание смотреть на него, не отводя глаз. Такой черный цвет существует только в природе — и виден только тогда, когда вокруг все стихает и на землю опускается ночь. Черный, словно подсиненный туманной дымкой — или светом светлячков. Странный цвет, слишком живой, слишком притягательный. Цвет его волос и глаз. Неровные прядки, свободно лежащие на шее. Когда он поворачивал голову, наэлектризованные этой туманной, почти невидимой синевой волосы ложились на скулы так ровно, словно их расчесали расческой с тоненькими зубчиками. И прядки покороче на затылке хотелось потрогать пальцами. Если посмотреть в профиль — то черты его тоже чуть расплывчаты, словно их выводили круглым кусочком мела, такая нечеткая, незавершенная картинка, от которой дыхание перехватывает — та самая невозможно-притягательная незавершенность… Кажется, что для того, чтобы дополнить его, показать полностью, нужно обязательно провести кончиками пальцев по всем этим линиям, словно дорисовывая. А еще кажется, что он только что тронул губами ледяное стекло и так и не смог согреться — пепельно-розовый цвет их кожи — холодноватый, светлый оттенок. Ресниц не разглядеть — ощущение, что кто-то провел по векам чернильным карандашом, сплошной, уверенной линией, и под конец рука у невидимого художника дрогнула, оставив у внешнего уголка глаза еле приметную тень. И все вместе это — вызывающая красота, обнаженная полутьмой, но взгляд холодный, без зрачка. Без внимательности. Наруто, завороженный этой снежно-откровенной красотой, вдруг вспомнил, как удивился внешности Саске, увидев его впервые. И снова что-то больно и тяжело ударило по нервам, и Наруто заставил себя собраться с мыслями, сказать то, ради чего согласился на эту встречу. — Саске, — начал он, — ты был прав, я ни о ком сегодня не думал… Не знаю, что со мной случилось, я не мог оказаться таким уродом, но меня просто на время словно отключило от остальных… Понимаешь, я просто всегда был один, всю жизнь, я просто не научился думать о других. Я не успел понять, что со мной случилось. Я понимал, что Киба расстроен, я знал, что случилось с Саем, но я все еще воспринимал их отдельно от меня, как сквозь вату… Наруто отодвинулся от Саске подальше, коротко вздохнул: — Но я знаю, что я не сволочь… Я просто не смог с этим справиться вовремя. Саске поднял руку, легонько потянул Наруто за светлую прядь волос. — Отросли, — сказал он спокойно. — Раньше ты был похож на… — Ребенка, — закончил Наруто со злостью, и Саске с интересом поднял на него глаза. — Я знаю, — сказал Наруто. — Знаю. И теперь даже верю. — Чего ты так завелся? — спросил Саске, отпуская его волосы. — Потому что даже ты захотел помочь Саю, а я… Саске встал с дивана, подошел к низкому столику и взял с его поверхности пачку сигарет. — Я занялся этим, потому что мне было скучно, — сказал он, не оборачиваясь. — Был такой хреновый долгий день… Так что мне повезло, что пришлось возиться с Саем. Он опустил голову, под его ладонями мелькнул теплый язычок пламени. Закурив, Саске вернулся обратно, к так и не нашедшему, что ответить Наруто. — Это же у нас в крови, — сказал он вполголоса. — Развлекаться с помощью мертвых и калек. Он повернул голову: — Видел когда-нибудь толпу, которая собирается на месте автокатастрофы? Или возле трупа человека, попавшего под электричку? — Нет. — Неудачник, — констатировал Саске. — Возьми себе на заметку: беды других спасают нас. Ты сказал, что тебя еле отпустили на улицу, а потом смылся сюда… Приедешь домой, расскажи матери, что твой друг попал в больницу, что ты его спасал, распиши его страдания, и она будет тобой только довольна. Наруто промолчал, собирая внутри ледяную жестокую злобу. Он ненавидел себя за откровенность и попытку оправдаться перед таким, как Саске. — И позвал я тебя сюда, — признался вдруг Саске, — не из-за работы… Грузчика найти раз плюнуть. Просто мне все так же скучно, а помирать вроде пока никто не собирается. — Мне всегда было интересно, зачем ты нам помогаешь… Саске только недовольно повел плечом, явно не желая продолжать эту тему. Наруто поднялся. — У меня пара вопросов осталась… — устало сказал он. — А потом я пойду. Он избегал смотреть на Саске, то удивительное тревожащее чувство, с которым он рассматривал его некоторое время назад, теперь казалось ему недостойным. Предательским. — По работе я тебе больше не нужен? — на всякий случай уточнил он. — Лично мне ты не нужен. — Хорошо… И еще: я все-таки хотел бы знать, что случилось с Саем. Но не в подтверждение твоей теории. — Начинаешь выбивать из себя эгоиста? — спросил Саске. — Ничего там хорошего… Антидепрессанты с алкоголем. Сердце не выдержало. Выжить-то выживет, но может дураком остаться. Хотя, куда ему дальше. Про Кибу не хочешь спросить? Наруто покачал головой: — С ним я без тебя разберусь. — Я сегодня вдруг подумал, — неожиданно сказал Саске, и развернувшийся было Наруто остановился, — почему именно антидепрессант и алкоголь? Потом понял. Падение с высоты — ненадежно. Повешение — не эстетично. Вены резать — банально. Наруто посмотрел на него через плечо и не смог отвести глаз. Снежная синева, растворившая тьму, медленно, но верно, затеняла кожу Саске свинцовой дымкой, неживой, пыльной. Дымка эта расползалась по рукам и груди, обхватила плечи, и только глаза, задумчивые, спокойные, еще оставались живыми.