Симпсоны. Знамение

Гомер дожевывал свой гамбургер и размышлял о смысле жизни. «В чем же он еще, если не в еде? Вот пожрал и настроение хорошее, а как голодный, так и злой…» Размышления лишили главу семьи Симпсонов последних сил, он издал два могучих зевка, способных сотрясти стены, а потом уснул. В угасавшем сознании Гомера промелькнуло: «В прошлый раз я во сне королем был, авось и в этот раз приснится что-нибудь интересненькое…» Увы, на сей раз стать королем ему было не суждено. Вместо этого в его сон пришла какая-то скучная старушка с благообразным лицом. — Вы кто? Я вас где-то видел, бабуля, — сказал ей Гомер. — Я мать Тереза и меня послал вам сам Господь, — отвечала она. — Тереза, та самая благотворительница, — растерялся Гомер, — простите, не знал, что вы уже мать. Старушка тяжко вздохнула и закатила глаза: — Мать — это значит «монахиня». Я же обет безбрачия давала, недалекий вы человек! — Ой, право слово, простите, — сконфузился Гомер. — Я же того, не богослов. Какую же весть передает Господь? Морщинистое личико старушки приняло скорбное выражение, и она трагическим голосом произнесла: — Ваш сын — Антихрист! Реакция Гомера была уж точно не такой, какую ожидала мать Тереза. Эмоций с его стороны было ноль. Он лишь плечами пожал. «Тоже мне открыла Америку», — подумал Симпсон-старший. — Ну и что? — спросил он вслух. — То есть как так «что?» — возмутилась святая. — Вы должны убить его, это угодно Богу! — А вы знаете, — задумчиво проговорил Гомер, — мне его и впрямь убить иногда хочется. — Ну вот видите! — обрадованно воскликнула божья старушка. — Мэгги же является вавилонской блудницей… ее тоже надо… — Эээ… — протянул Гомер, почесывая лысину. — А может, не надо? Она тихая, не орет, жрать не просит… — Надо, Гомми, надо! — не думала сдаваться мать Тереза. — Представь, что будет, если они все вырастут и не захотят от тебя съехать! — Чтоо?! — проорал Гомер. — Да я их! Симпсон-старший проснулся с криком и тут же принялся рыться в вещах в поисках оружия. — Где мой черный пистолет? Колдуй, баба, колдуй, дед! — орал папаша, ища ружьё. Перерыв все с ног на голову, он наконец нашел то, что искал и ураганом взлетел по лестнице в детскую, где Барт как раз нянчился с Мэгги. — Ну все, спиногрызы, молитесь! — крикнул Симпсон-старший, целясь в них. — Я не умею, — не моргнул глазом Барт, — папахен, это что за тормозняк сейчас был? — Ах ты!.. — заворчал Гомер и хотел уже взвести курок, как вдруг перед глазами у него заплясали жареные куриные ножки. С криком «стойте, я жрать хочу» папаша стал ловить их. — Он что, не в себе? За кем он гоняется? — удивилась Барби. — За терзающими его демонами, — ухмыльнулся Барт. — За какими де… — начала было Лиза, но ее рот был неожиданно заткнут крепким поцелуем Барта. Хрупкое тельце девочки вздрогнуло, как от электрического тока. Юная назаретянка осознавала греховность этого поцелуя, но не могла ему противиться. От жара антихристовых губ у Лизы захватило дух, и она полностью отдалась на их волю… Семь лет спустя… Зимний спрингфильдский парк. Не боясь кружащегося каким-то бесовским хороводом снега, по его аллеям, взявшись за руки, бредет какая-то пара. Юноша подставил свое нагловатое, умное лицо зимнему ветру, и по губам его блуждает улыбка. Тонкое личико девушки, обрамленное золотистыми, выбивающимися из-под шапочки кудряшками, сияет добротой и какой-то умиротворенностью. Они совсем разные, но вместе с тем у них есть нечто общее: в глазах всего Спрингфильда они — брат и сестра. Да-да, это Барт и Лиза. Казалось бы, обстановка располагает к романтике, но Барт заговорил на тему, которую можно было назвать романтичной с небольшой натяжкой. — Лиза, — начал он, — как мог Лот переспать с дочерьми и не знать, где они находятся? По пьянке чего не сделаешь, но не настолько же! Нежные щечки Лизы заалели, и она на миг стыдливо отвела глазки. — Барт, Лот это сделал в простоте своей, дочери его просто обманули, — ответила она, и этот ответ точно пришелся бы по вкусу сыновьям Неда Фландерса, но Барта он не удовлетворил. — Да я знаю, что дочери его опоили и, отдадим должное, он по большому счёту не виноват, но как можно не знать, где они, если они под ним? — с сарказмом заметил он. — И ещё… Сказано, что дочери это сделали, чтоб заселить землю вновь людьми, да вино-то они где нашли, если людей не было? — Ну, эмм… Барт, ну я-то откуда знаю?! — взмолилась Лиза. — Я никогда не знала, какой эффект от вина бывает! Барт хитро прищурил глаза и пристально посмотрел на сестру. — А ты знаешь, является ли грехом любовь между братом и сестрой или нет? — внезапно спросил он. — А… Конечно, является, ибо сказано: не обнажай наготы… — Лиза покраснела, ибо втайне любила братца не совсем сестринской любовью. — А как думаешь, наша любовь станет грехом? — не сводя с нее глаз и притягивая ее к себе, промолвил Барт. — Я… Я тоже люблю тебя. Быть может, отец мой простит меня, — тихо сказала Лиза. — К черту твоего папашу… и моего тоже, правда, он и есть черт, — ухмыльнулся Барт и впился в губы сестры страстным, обжигающим адовым огнем поцелуем. Он разжег в душе Лизы пожар, и она, не замечая и не ощущая зимней стужи, отдалась ему… точно, как семь лет назад. Внезапно, эта идиллия была прервана пронзительным, истеричным девчоночьим вскриком: — Барт, ты предал меня и НАШЕГО отца ради этой проклятой Назаретянки?! Вздрогнув, Барт резко обернулся на этот до боли знакомый голосок… принадлежал он Мэгги. — Нет. Между нами будет все хорошо, — примиряюще сказал он ей, не отпуская от себя Лизу. — Я не верю тебе! — не унималась Мэгги. Тогда Барт взял ее на руки и проговорил: — Ты — моя родная сестра. Полностью родная. Без Бога нет смысла в Чёрте и наоборот. Это равно необходимые силы. Вы обе мои сестры, и я ваш без остатка. — Аминь, — тихо сказала Лиза, а Мэгги наконец успокоилась и заулыбалась. Обнявшись, все трое стояли в заснеженном парке, когда послышались голоса их земных родителей. — Барт, Лиза, какого черта?.. — проорал Гомер, приближаясь. — Папа, — хитренько улыбнувшись, начала Мэгги, — что бы тебе не насплетничали в таверне Мо, наша мама — порядочная женщина, а Барт и Лиза — обычные брат и сестра. Барт невольно улыбнулся такой защитнице, Мардж что-то промурлыкала, а Гомер в ответ проворчал: — Д’оу! Да я не об этом! — А о чем же, пап? — почти что хором спросили его, вернее, не совсем его дети. — Мистер Бернз отдал дьяволу душу, и тебя, Барт, почему-то ждет его душеприказчик! — Да-да! — подхватила Мардж. — И сейчас мы все вместе едем во дворец бедного покойного… ну то есть богатого покойного… ну, в общем, вы поняли! Некоторое время спустя семейство Симпсонов уже бродило, тараща глаза, по мрачным комнатам похожего на мавзолей дворца, в котором, казалось, все еще находилась душа недоброй памяти Монтгомери Бернза. Взгляд Барта задержался на одном из портретов покойного. На миг ему показалось, что остроносый, желчный старик ехидно улыбнулся своим беззубым ртом, смотря на него с портрета. «Ты уже там, да? Серные ванны принимаешь? — мысленно спросил у него Барт. — Привет моему папаше… настоящему то бишь!» Встречали Симпсонов безутешно плачущий и одетый во все черное, словно вдовец… или вдова Смитерс и важный, сумрачного вида нотариус, больше походивший на могильщика. — Ох, как мне жить дальше? Мистер Бернз, на кого вы меня покинули? — причитал Смитерс. — Ну-ну, успокойтесь, — попыталась утешить беднягу Мардж. — Он не покинул вас, он наблюдает за вами из… из рая и очень недоволен тем, что вы так убиваетесь. Вместо слова «рай» Мардж едва не произнесла другое слово, но вовремя остановилась. Мысленно поругав себя, она дала Смитерсу платок, и тот громко высморкался в него. — Ну вот, так-то лучше, — почти ласково сказала она. Нотариус терпеливо подождал, пока то ли вдовец то ли вдова Смитерс успокоится, а затем обратился к присутствующим: — Дамы и господа, как вы уже знаете, я являюсь душеприказчиком покойного Монтгомери Бернза. Свою последнюю волю покойный выразил в своем предсмертном письме, а прочтете его вы, молодой человек. С этими словами он протянул письмо малость опешившему Барту. Тот, немного помедлив, принялся читать его вслух, делая ударение на каждом слове. Вот, что было в этом письме: «Я, Монтгомери Бернз, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что всю свою жизнь служил злу и считал потерянным тот день, в который не мог свершить какое-нибудь великое злодеяние. Да-да, я не был каким-то унылым филантропом, безвозмездно помогающим мерзким людишкам. Я жил по принципу „я кому-то сделал гадость — у меня на сердце радость“ и горжусь этим. Но, увы, человек смертен, а я — человек, а не дьявол во плоти, как вы все думали. Я умираю, но успел позаботиться о преемнике. В Барте — сыне этого лысого, жирного идиота Симпсона — я вижу достойную замену себе. Еще будучи школьником он уже улыбался, как настоящий сукин сын, и я не удивлюсь, если он окажется самим Антихристом. Итак, все, что имею я завещаю ему, и он вступит в права наследования, как только станет совершеннолетним. Прощайте, жалкие людишки, я таки успел сделать последнюю пакость вам! Дьявольский смех…» Барт прекратил читать и обвел взглядом присутствующих. Смитерс снова разрыдался — теперь уже из-за того, что Монти Бернз забыл о нем в своем завещании. Дело было, конечно, не в корысти этого верного слуги, а в его разбитом сердечке. Бедняга искренне любил покойного шефа и принадлежал ему телом и душой… во всех смыслах. Гомер стоял, надувшись, и думал о том, почему это его назвали жирным. Мардж пыталась переварить услышанное, не столько радуясь, сколько боясь за своего сынишку. Лиза разделяла ее чувства. Мэгги молча радовалась за Барта, а последний готов был рассмеяться смехом не менее дьявольским, чем покойник. Теперь у него есть миллиарды Монти Бернза, Спрингфильдская АЭС и — главное! — две любимые сестры. Можно устраивать Армагеддец! Жизнь удалась… «И дивилась вся земля, следя за Зверем, и поклонились дракону, который дал власть Зверю, и поклонились Зверю, говоря: кто подобен Зверю сему? и кто может сразиться с ним? » Конец?..