Предел Роша

    Кажется, всё началось ещё до той тренировки, хотя Лэнс не уверен в этом. Ему на тот момент было всё равно, что там и как. Он тогда думал, что конкретно заболел чем-то реально хреновым, ведь поводов для подобной гадости от организма на космическом корабле (который вообще-то замок) хоть отбавляй, взять, например, ту зелёную жижу, употребляемую паладинами в качестве пищи. – Встречаемся в тренировочном зале, – фраза Широ звучит каждый день после завтрака, и обычно всем плевать на пустые формальности, но Лэнсу в последнее время так и хочется сказать: хэй, все помнят, зачем ты постоянно это повторяешь?     Лэнс остужает горящий язык ложкой и молчит.     Это первое воспоминание о том дне. Оно почти идентично всем тем другим бесконечно повторяющимся последовательностям. Завтрак, Широ, паладинский костюм, распахивающаяся дверь тренировочного зала.     Отравляющее болотное послевкусие. – Приятель, всё нормально? – Ханк тревожно вглядывается в друга, когда тот падает рядом с ним на диван в изнеможении. – Не, – отвечает Лэнс и поражается, насколько безжизненно звучит его голос. – Эта зелёная гадость… Кажется, я траванулся. – Странно, алтеанская еда хоть на вкус так себе, но очень полезная. До тебя никто не жаловался на несварения. – Из чего её делают, ты задумывался? – Синтезируют как-то… – Чего они синтезируют, что она такая ненормально зелёная? Звездную пыль, приправленную гамма-излучением? – Длина волн гамма-излучения слишком мала, чтобы обладать видимым светом, так что оно не зелёное. – Чува-а-а-ак. Мне срать.     Их разговор прерывают вошедшие в зал Широ и Пидж, которые болтают о новой разработке долбаного гения Пидж, и к ним сразу же подключается долбаный гений Ханк, и Лэнс тут же перестаёт понимать, что они обсуждают, потому что он не долбаный. Он отворачивается к белой стене и ему становится легче.     Кит заявляется только спустя десять минут. Да, необычно, чтобы он опаздывал на ежедневные страдания, но Лэнсу в тот злополучный день плевать. – Простите, я задержался. – Тоже несварение? – хмыкает Ханк. – В смысле? – У Лэнса несварение. – Надеюсь, вы найдёте силы меня понять, когда я заблюю ваши ботинки, – вяло шутит Лэнс, обращаясь больше к стене, чем к друзьям. – Я найду силы тебя пнуть, – откуда-то сзади отвечает Пидж. – Если ты плохо себя чувствуешь… – Да всё окей. Давайте уже начнём тренировку.     Широ хмурится и, конечно же, не верит МакКлейну, но не настаивает на своём. И если бы у Лэнса не было бы такое дерьмовое настроение, он был бы благодарен Широ, ведь объяснять, что херово он себя чувствует уже чёрт знает сколько, ему совершенно не хочется. Зато, судя по его энтузиазму поскорее начать тренировку, Лэнс определённо горит желанием врезаться в стены лабиринта и получать электрические разряды.     Кроме него и Широ никто не стремиться попробовать себя в роли Тесея или быть нашинкованным неутомимым роботом, и это, блин, странно. – Ладно, мы лузеры, – объявляет Ханк, когда робот вот уже в который раз выносит их с поля боя. – Считаю, что продолжать борьбу бессмысленно, и если я опять упаду, то просто распадусь на куски. – Каков твой период полураспада? – Секунда, Пидж, – и Ханк вновь откидывается на пол.     Присаживаясь рядом в довольно потрёпанном состоянии (Пидж вышибли за ринг в первую минуту спарринга), он отвечает что-то о радиоактивности Ханка, и они дружно кряхтят над шуткой, потому что им больно полноценно смеяться, а Лэнс опять залипает.     В поле его зрения попадает Кит, который ставит второй уровень на роботе и дерется как ненормальный вот уже минут пять, прыгая, уворачиваясь, падая и подскакивая, бегая и стремительно делая выпады. Это действительно поражает Лэнса, ведь они одного возраста, почти одинакового роста (Лэнс выше), оба худощавые и невыносимые типы, но Кит лучше него. Он лучший пилот, боец, и был бы лучшим со своим причесоном на дискаче лохматых восьмидесятых.     Подобное как минимум несправедливо.     «Споткнись», – устало думает Лэнс, следя за движениями Когане, и на миг, когда тот отражает удар, их взгляды пересекаются. С противным звуком лезвие скользит по лезвию, оружие красного паладина отлетает в сторону, и Кит недоуменно смотрит на свою ладонь, лишённую привычной тяжести рукояти. Остриё меча робота упирается ему прямо в грудь, пока механический голос объявляет: «Ты проиграл, глупая какашка». – Пидж, перепрограммируй его говорить нормально. – Пожалуй, нет.     Кит уходит с ринга довольно злой на свою оплошность. Он тяжело дышит и вытирает пот с верхней губы, когда садится рядом с Лэнсом смотреть на великолепный бой Широ. Замечая царапину на щеке Кита, Лэнс подкалывает его: – Лох. – Не то, что ты, который продержался на первом уровне от силы три минуты, – Кит буквально испепеляет его взглядом тёмных глаз, на что Лэнс выдавливает ухмылочку.     Доподлинно известно, что Кит Когане ненавидит, когда насмехается над ним. Что Кит на самом деле психованная принцесса, взрывающаяся от случайного упоминания об его причёске или умственных способностях. Дразнить его очень весело и полезно для поддержания тонуса. – Ну, куда мне до Кита, повелителя вторых уровней.     Странно, но МакКлейн не чувствует привычного ажиотажа. Ему даже влом подкалывать товарища, потому что это жутко утомительно: придумывать острые фразочки, изображать ехидство, добавлять выразительные жесты и прочее. Лэнсу ничего не охота, и это страшно.     Он абсолютно точно заболел из-за космической жижи.     Хотя остальные чувствуют себя прекрасно (что очень подозрительно). Утром Аллура нахмыкивала бодрый мотивчик себе под нос (хэй, привет, ты проспала десять тысяч лет и потеряла весь свой народ), Широ улыбался рассказу Ханка о бургерах внимательно слушающему Корану (ты лишился руки, памяти и спокойного сна, алло), даже Ровер 2.0 оптимистически пищал (ты занимался коллаборационизмом, и вообще ты предатель, чего ты радуешься). У Лэнса же было всё относительно хорошо, лёгкий недосып и конечности на месте, однако ощущает он себя прескверно. Чёрной дырой.     Наверное, так они себя чувствуют – никак. Отвратительное ничего. – Извини.     Кит смотрит на него с беспокойством, наверное, у Лэнса совершенно жуткое выражение лица. Не отвечая на слова Кита, МакКлейн отворачивается. – Осталось последнее, – говорит тогда Широ, победив робота. – Боже, не надо. – Предупреждаю сразу, тот, кто залезет в мою голову, Лэнс, того я прикончу, – Пидж поправляет очки и очень выразительно смотрит на МакКлейна, который тоже не в восторге от телепатического упражнения.     Они поднимаются с пола, направляясь к мозговыносящему тренажеру из разряда «собери голографического Вольтрона отсутствием мыслей», но останавливаются, заслышав не уверенный голос Кита: – Сегодня я… не смогу. – Что случилось? – Это… Ничего.     Кит заламывает пальцы и сердито смотрит в пол, потому что знает, насколько очевидно лжёт. Все переглядываются между собой, выискивая во взглядах друг друга ответ на странное поведение Когане, а Лэнс зевает. – Как я понимаю, мы закончили? – он скучающе глядит на притихших друзей, добавляя. – Тогда я пойду.     Он выходит из зала, и ему всё ещё плевать на случившееся.

***

– Жизненные показатели в норме, - говорит Коран и хмурится. – Ты уверен? – Да, ты здоров как корбундус.     Лэнс долго размышляет, хочет ли он знать, что такое корбундус, и приходит к выводу, что нет. Наверняка, какой-нибудь огромный алтеанский зверь с головой бобра и телом муравьеда. – Может, твой прибор сломался? – заглядывая за плечо Корану, Лэнс видит диаграммы и кривые, несколько шкал с отметкой на зелёном секторе, гребаном зелёном. Он точно не в порядке, если в деле замешан этот ублюдочный цвет. – Потому что чувствую я себя совсем больным. У меня нет случайно температуры? Ну, вдруг я простудился. Мало ли. Какой-нибудь космический сквозняк или ещё чего.     Но Коран качает головой. – Ты, конечно, можешь побыть в криокапсуле часика два для восстановления, но не советую, сам понимаешь… – Размораживаться потом ещё пол недели, – вздыхает устало Лэнс, вспоминая свой печальный опыт.     Перед уходом он замечает почти пустой пузырёк с двумя-тремя светящимися капсулами на столике. Он в курсе, что это снотворное (супер-вредное и супер-сильное), в курсе, насчёт злоупотребления таблетками Широ и иногда Аллуры, полностью игнорирования такой вещи как сон Кита, а так же в курсе того, что оно не решает проблем, зато помогает отрубиться и ни о чём не думать.     По дороге в свою каюту Лэнс внимательно рассматривает добычу: продолговатые таблетки светятся ядерным зелёным светом, видимо, их синтезируют на том же дерьме, что и еду паладинов. – Твою мать.     В каком-то полузабытьи он сворачивает с правильной дороги, бредёт длинными коридорами и приходит в один из многочисленных пустых залов, в которых пространство давит тьмой и гулкостью звуков каждого движения. Видом из окна, не имеющего конца.     Чёрная, сверкающая ткань космоса простирается прямо перед Лэнсом, словно живая мембрана, она дышит тёмными лёгкими, усыпанными болезненной россыпью бесчисленных звёзд, на ней раздувается морская туманность, в отдалении ярко-синим цветом сияет точка, совсем как огонёк от выключенного ночника в комнате. Лэнс чувствует плавное движение корабля во Вселенной, но не видит его – пейзаж из чёрной материи и растянутого газового облака не меняется, не уплывает вдаль, как всё остальное, земное, если бы он гнал на хаммере подальше от Орландо с врубленной панковской песней, где высокий юношеский голос (он похож на твой) предлагает предаться вандализму во имя молодости и забыть ту тупую суку. Довольно глупо, считает Лэнс, что кто-то на Земле ещё верит в побег от жизни, в переезды и путешествия. Всё, что они делают, всё их мельтешение не имеет принципиального значения, и все они стоят на одной точке. Безжизненное тёмное молчание нависает над ними и над Лэнсом. Вселенной плевать на них.     От космоса Лэнса тошнит.     Он закидывает в рот капсулу и с усилием проглатывает её, бросает куртку на пол и ложится поверх, выжидая эффекта. Окончательно вырубает его через минуты две, кидает куда-то в чёрную вязкую пустоту, в которой хочется остаться навечно.     Просыпается Лэнс от того, что у него страшно затекла рука. Напротив него, в окне, всё тот же пейзаж: сверкающий и глубокий тёмный, растекающиеся прозрачные клубы газа. Возможно, что он и не спал вовсе, просто закрыл глаза на секунду, или же прошли тысячелетия, миллионы и миллиарды лет. Время здесь течёт по-другому, чем на Земле, и Лэнс никогда к этому не привыкнет. – Что?     От удивления он дёргается в сторону. Рядом с ним, облокотившись на стену, сидит Кит. Голова у него склоняется к плечу, и отросшие волосы падают на лицо, отбрасывая тень на глаза. – Ммм, эй?     Тихий оклик пропадает в темноте, и озарённая слабым звёздным светом правая сторона лица Кита остаётся неподвижной. Похоже, он дремлет в таком неудобном положении. У Лэнса возникает идея напугать Когане, но затем он отказывается от задуманного, ведь существует вероятность, что Кит так же задолбался, и ему всё осточертело.     Висеть тут посреди мёртвых космических светлячков. Спать в каюте. Есть зелёную чачу. Надевать тесный паладинский костюм. Иногда пытаться не умереть. Нихера ничего не знать.     Лэнс аккуратно приподнимается и садится совсем близко к спящему Киту, плечо в плечо. Он подтягивает колени к груди и обнимает их, продолжая бесцельно пялиться на простирающуюся картину, словно вырезанную из учебника по астрономии.     Ему на секунду кажется, что туманность делает быстрый взмах растянутым на световые годы тонкими как парча крыльями. Но Лэнс удивлённо моргает, и видение исчезает, бесформенное облако продолжает дрейфовать сквозь межзвёздное пространство. – Вот чёрт, – хриплым от сна голосом произносят слева. – Ты уже проснулся? – Да, а вот почему здесь спишь ты?     Кит очень вяло соображает спросонья, он часто моргает, и его голова клонится в бок. Это даже забавно, как он усердно пытается бороться с дрёмой и построить чёткую мысль. – Я просто… Это моё место. – Не вижу здесь надписи «собственность психованного парня с кошмарным причесоном». – Я часто сюда прихожу. Вот и сейчас… только тебя нашёл. Пытался разбудить, но не получилось. – Ты и не смог бы, – и Лэнс трясёт перед носом у Когане пузырьком со светящимися капсулами.     Расслабленное выражение лица Кита сменяется на обеспокоенное. Он перехватывает из пальцев Лэнса пузырёк и прячет его в карман, прежде чем МакКлейн успевает возмутиться по поводу такого откровенного воровства, говорит: – Поверь, лучше не стоит. – Для Широ бережёшь? – фыркает Лэнс. – Они ему нужнее, чем тебе.     Только Широ может мучиться с бессонницей, а Лэнс не может, потому что он же вечно весёлый Лэнс: тупые шуточки, минимум размышлений и неудачный пикап.     Вот бы это было действительно так. – Хэй, у тебя что-то случилось?     Даже Кит это заметил (что удивительно).     Лэнс не хочет что-либо обсуждать, ведь ему кажется, что стоит начать говорить, объяснять, пытаться, по крайней мере, то из этого ничего не выйдет. Получится несуразный поток лживых слов, которые и близко не описывают его чувства, тянущую боль в висках, холодные спиралевидные галактики на подушечках пальцев, которые скользят по тёплой коже лица, зажимают переносицу, до взрывов в темноте зажмуренных глаз.     Всё, что будет произнесено, озвучено в гулком пространстве вымершего зала, заведомо станет пустотой звуков, растворяющихся в редких пылинках.     У Лэнса, конечно, нет причин рассказывать Киту о своём состоянии, нет причин молчать или врать. Он тщетно пробует придумать хоть что-то, лишь бы не отвечать на вопрос, но не может сообразить достойного манёвра для отступления, и поэтому неторопливо, нехотя начинает выдавливать из себя слова: – Я вроде как заболел. Хотя приборы Корана показывают, что я здоров. Но это не так. Я ничего не хочу. Нет сил, – Лэнс смотрит на свою испещренную линиями ладонь, – вообще ни на что. У меня словно температура, от которой тянет блевать, насколько ты не можешь находиться в своём теле, осознавать, что ты – это ты. Иногда я хочу сдохнуть. Только бы не торчать здесь, чёрт знает где, в этом грёбаном космосе, не видеть его, всех вас, ничего не видеть.     После потока откровений Лэнс затыкается (зачем он рот раскрыл, зачем начал говорить, лучше бы молчал, соврал бы, как все нормальные люди) и упирается лбом в коленки, потому что у него, наверняка, сейчас самое тупое выражение лица во Вселенной. Через долгие минуты он уже и не ждёт какого-либо ответа от Кита, но тот неожиданно произносит: – У тебя просто депрессия.     «Просто» депрессия.     Просто иди ты на хуй, Кит. – Такое бывает. Нужно только это пережить. – Кит Когане «Мудрость трёх тысячелетий». – Завались. Я серьёзно, – Кит опять замолкает, чтобы продолжить уже более спокойно. – Помнишь курсы для пилотов? Нам говорили про то, что длительное пребывание в космосе может вызвать подавленное состояние. – Космическая хандра. Звучит жутко глупо.     «И как-то хронически бесконечно», – думает Лэнс в отчаянии.     Он с равнодушием смотрит как растягивается красная палитра на краю туманности, как закручиваются в спирали глобулы в сердцевине раскалённого облака пыли и газа (он игнорирует нервные движения Кита и его быстрые взгляды на себя, потому что Когане очевидно хочет сказать нечто утешительно-дерьмовое). – Почему оно светится?     Кит следит за направлением взгляда Лэнса и оборачивается к окну. – Туманность отражает излучение звёзд, именно поэтому… – Стоп, ты хочешь сказать, что она такая не потому, что звёздная пыль сама по себе сине-красная или ещё какая-нибудь и мерцает как конфетти на Рождество? – А ты думал, что при взрыве сверхновой она выбрасывает вместе с потоками сильнейшего излучения грёбаные блёстки? – Ну да, а почему нет? – глядя на презрительно приподнятые брови Кита, Лэнс продолжает: – Разве не по принципу хлопушки взрываются звёзды? – Они взрываются из-за нарушения равновесия, когда давление в ядре уменьшается… – Боже мой, у тебя совершенно не развито образное мышление. – Я хотя бы иногда лекции слушал, пока ты пытался разрушить макет Солнечной системы. – Я надеялся, что Солнце упадёт на твою страшную башку, но мы отвлеклись, что там с хлопушками? – Так вот звезда начинает сжиматься… – С чего бы, ей что холодно? – Ей больно оттого, насколько ты дебил.     Впервые за долгое время Лэнс хохочет над обиженным Китом и его тугодумием, смеётся прямо в лицо безликий пустоте с её бескрайними звёздными скоплениями, которых, может, уже и не существовать вовсе. – Это правда вообще-то.     Лэнс смотрит на ухмыляющегося Кита и очень удачно изображает, что всё нормально, хотя ему до сих пор не интересны туманности и взрывы сверхновых.     Ему кажется, что синяя точка вдалеке превратилась в кляксу и то, что он разучился чувствовать ничего кроме усталости.