***
Не только Учиху мучила бессонница этой ночью, Роберт тоже не спал. Но на ум ему шли далеко не мысли о небе. Лёжа на узком диване в душной комнате он размышлял о том, что проспорил Саске. Бутко почти никогда не проигрывал споры, потому что спорил только тогда, когда был абсолютно уверен в своей победе. Он и сегодня был в ней уверен, но, как выяснилось, с этими людьми ни в чём нельзя быть уверенным. Роберт прекрасно помнил, на что он спорил, и теперь совершенно не знал, как будет говорить об этом Саске. По сути, это всё было в прошлом, и любому нормальному человеку было бы просто наплевать, что там у кого было. Но разве Учиха нормальный? Бутко помнил, как тот набросился на продюсера, совершенно незнакомого человека, когда тот сделал Акеми комплимент. А что он сделал с Олегом! Роберт с детства был смелым, но сейчас до жути боялся, как поведёт себя Саске, узнав это всё. Однако где-то в уголке сознания теплилась мысль, что Учиха мог просто забыть про спор, но это было слишком маловероятно. Нет, нельзя бояться, нужно смотреть страху в лицо и ухмыляться! Роберт всегда так делал, сделает и теперь. Но пока Учиха сам не напомнит о споре, Бутко и слова не скажет. Сейчас ещё рано для таких новостей. Вот пройдёт год-другой и тогда... может быть... — Витя, ты боишься чего-нибудь сейчас? — парень знал, что друг ему ничего не ответит. В отличие от него, Суханов спал. — Ага, — всё же послышалось сонное бормотание. — Умереть от недосыпания. Роберт рассмеялся. Друг часто говорил такие идиотские вещи, словно маленький ребёнок, но сейчас это и было нужно, чтобы поднять настроение перед сном. — Чего ты смеёшься? — протирая глаза, спросил Витя. — И почему ты ещё не спишь? Поздно уже. — Я думаю, как нам быть дальше. Саске сказал, что что-то придумал, а что именно? И потом, что вообще с нами дальше будет? — Почему тебя это беспокоит? — сон будто бы совсем ушёл, и теперь Суханов был весь во внимании. — Потому что раньше я как-то не задумывался о завтрашнем дне. Мне было всё равно, что будет завтра, будет ли вообще завтра. А теперь, — Роберт вздохнул. — Теперь всё как-то поменялось. То ли потому, что эти сюда со своей деревни понаехали, то ли потому, что я, наконец, понял, что жизнь-то у нас одна. — И как давно ты это понял? — Когда мне Акеми про Олега и Саске рассказала. Я вдруг понял, что если меня не станет, а с моим образом жизни это проще простого, то на кого я её оставлю? А ты что без меня делать будешь? — при этих словах Витя смущённо опустил глаза. Он понимал, что такого друга, как Роберт, у него больше никогда не будет. — А разве Акеми нельзя оставить на Саске, если вдруг что-то случится? — осторожно поинтересовался Суханов, после недолгой тишины. — Если она сама от него отказывается, то что я могу с этим поделать? — Но он же обещал что-то придумать. — Не знаю. Всё стало как-то слишком сложно. Эта идиотская затея с Итачи, Орочимару ещё не в тему, а у нас идей нет. — А прямо сказать обо всём Акеми? Может, это единственный верный вариант, чтобы всё спасти, — предположил Витя. — Только в самом крайнем случае, — покачал головой Роберт. — Сейчас всё же ещё рано. И в комнате, и на улице стояла мёртвая тишина. Ни единого звука. Роберт всю ночь смотрел в потолок, а на душе было тяжело. Он понял, что боится не Саске, не того, как тот отреагирует, а неизвестности. «Кому это всё вообще нужно? Ради чего мы стараемся, если всё равно ничего не получится? Зачем затевали это?» — думал Бутко. Солнце уже поднималось над линией моря, открывались первые лавки, на рынке выкладывали свой товар торговцы. Пьяницы расходились по домам, потому что рюмочные и забегаловки, работавшие до последних клиентов, закрывались. В «Катамаране» повара уже готовили еду, ведь в семь придут завтракать первые посетители. Анапа начинала оживать после тёмной, прохладной августовской ночи. И только Роберт, наконец, заснул.***
Нарине боялась высунуться на улицу после вчерашнего, вдруг она столкнётся с Итачи. А с её везением, это было стопроцентно. Но вечно сидеть в комнате она тоже не собиралась, хотя бы потому, что хотелось есть, а вся еда на кухне. Поэтому, собравшись духом, она решительно открыла дверь. Никого, кажется, не было, так что не о чем беспокоиться. Девушка судорожно выдохнула, и по коже прошёл холодок. Валесян ещё раз огляделась, чтобы окончательно убедиться, что никто не идёт по дорожке от домика Акеми и Саске. Не успела она сделать и первый шаг в сторону калитки, как почувствовала, что чья-то рука с силой схватила её за запястье, и кто-то куда-то потащил её. Нарине даже не успела закричать, чтобы ей помогли. А потом девушка почувствовала, что её приложили спиной о стену, или это она сама приложилась. Перед ней стоял Итачи. Они были за сараем, где обычно собирались Роберт и Саске. Учиха смотрел прямо на неё, прожигая взглядом. Сейчас Нарине не чувствовала к этому человеку ничего, кроме страха... как и вчера. К слову, у них с ним ничего не было, но Итачи попросил, чтобы она сказала всем, будто бы это что-то всё-таки случилось. — Ты сделала всё, что я просил? — холодно и безэмоционально произнёс он. — Просил? Скорее приказал, — ухмыльнулась армянка, отведя глаза в сторону, лишь бы сейчас не смотреть ему в лицо. — Смотри на меня, когда говоришь, — ещё один приказ, и её подбородок был схвачен двумя пальцами, а лицо повёрнуто так, что их глаза находились друг против друга. — Мне повторить? — Нет, не надо, — пролепетала Валесян. — Да, я сказала им всё, что ты... просил. — И то, что я не буду выполнять их условия? Она кивнула. Итачи выпустил её подбородок. Нет, он совершенно не собирался делать ей что-то плохое, но он знал, что роль всегда надо отыгрывать до конца. Сейчас у него была вот такая роль: жестокая, страшная, беспощадная, в общем роль морального урода. Да, ему не нравилось то, что он делал, но другого выхода не было, во всяком случае, ничего другого он просто не придумал. — Я могу идти? — тихо спросила Нарине, осторожно заглядывая в глаза Учихи. — Нет, ты мне ещё нужна. — Пожалуйста, попроси кого-нибудь другого. Я обещаю, что больше не заикнусь о любви к тебе, если тебя это бесит, и поэтому ты так себя ведёшь. Я всё, что хочешь, сделаю, только, прошу, не надо меня больше ни о чём просить, — взмолилась девушка, но Итачи был непреклонен. Внутри у него всё разрывалось и кричало, что пора остановиться и отпустить её по своим делам, однако, парень не мог сейчас пойти на поводу у своей совести. — Ты будешь делать то, что я скажу столько, сколько я посчитаю нужным. На меня смотри! Поверь, если ты будешь меня слушаться, всем потом будет легче. — Пожалуйста, прекрати, — в её глазах уже стояли слёзы, она слишком сильно боялась такого Итачи. Хотя, такого его боялся чуть ли не весь мир шиноби. Тяжёлая рука опустилась на её плечо, сильно сжав его, будто с желанием раздавить кость. Поняв, что нормального диалога не получится, и его постоянно будут перебивать просьбами о прекращении всех этих действий, Учиха включил шаринган. — Если ты сейчас же не замолкнешь, то будешь семьдесят два часа любоваться на Бога Луны. Ты хочешь этого? — она помотала головой. — Тогда ты должна будешь сообщить им, что если они не прекратят строить свои планы, и мешать Акеми, то я, — он сжал плечо ещё сильнее, — как минимум покалечу тебя, ну, или твою психику, я пока ещё не определился. Если это их не остановит, я сделаю тоже самое и с Акеми. — Саске убьёт тебя, если ты её тронешь, — со злостью и ненавистью произнесла девушка. — Мой маленький глупый брат и пальцем меня не тронет, пока я этого не захочу. Ему никогда не достичь той силы, которой достиг я. — Итачи, — прошептала Нарине. — Пожалуйста, найди кого-нибудь другого. Я не смогу сказать это так, как ты хочешь, я сорвусь, и тогда Саске точно отомстит тебе за... — его рука отпустила плечо и в мгновение ока оказалась на её шее, сдавливая её с такой же силой. — Никогда не смей говорить с ним об этом. Увидев, что Валесян начинает задыхаться, он ослабил хватку. Армянка закашлялась, согнувшись пополам и держась за горло. — Я надеюсь, ты всё поняла. Лучшей пешки, чем ты, я не найду среди этих людей. Они либо слишком умны, либо слишком любят своих друзей и готовы жизнью ради них пожертвовать, хотя и тщательно скрывают это. А ты... В общем, ты идеальна для такой роли. А теперь иди, и чтобы до завтра ты передала им всё, что я сказал. Вечером придёшь сюда же, — и он пошёл, напоследок одарив её тяжёлым Учиховским взглядом, тем самым, который может изобразить только их клан.***
Но вернёмся в Сочи. Мелисса и Кабуто всё ещё находились в ссоре и не разговаривали друг с другом. Поселить их в разных гостиничных номерах, к сожалению, не смогли, и, как назло, им достался номер с одной большой кроватью. Уотерс демонстративно покинула комнату, сказав, что лучше будет спать на диване в фойе, чем на одной кровати с таким, как Кабуто. — Вот только не надо этих самопожертвований, — проворчал помощник саннина. — Ты девушка, так что спи здесь, а я пошёл. — Какие мы благородные и милосердные! Что-то в автобусе это было не заметно. Если ты решил исправиться, то уже поздно, ты упал в моих глазах, — почему-то Кабуто её слова рассмешили. — Что смешного я сказала? Нет, всё. Сил моих больше нет терпеть тебя. — Наверное, я теперь понимаю, почему Орочимару-сама так и не нашёл себе жену. Проблем действительно никаких. — О, теперь я ещё и проблемная! Спасибо тебе на добром слове. Может, ещё что-нибудь скажешь, напоследок? А то вдруг, я ещё не всё о себе узнала? — Нет уж, я лучше помолчу, а то мне потом это до конца жизни припоминать будут. — Всё сказал? Тогда вали из номера! И это забери! — она кинула в него подушку, а потом сходила в ванную и принесла оттуда халат, который также полетел в лицо Якуши. — Ах да! Вот ещё, — она вытащила из сумки свой блокнот, вырвала лист с тем самым рисунком, порвала его в клочья, и остатки вложила парню в ладонь. — На память. Всё, выметайся. — Ты зачем порвала его? — с горечью спросил он. — Знаешь, а я передумал. Нет, я останусь здесь и спать буду на этой кровати, а ты как хочешь. И чего мне ещё унижаться перед тобой? Разве я в чём-то виноват? Да вроде бы нет, — он пожал плечами, ответив на свой же вопрос. — Ками-сама, неужели я, наконец, чувствую это приятнейшее ощущение, как тогда, когда я ещё сдуру не влюбился вот в неё? — Кабуто поднял глаза к потолку. — Нет, есть Бог на свете, всё видит! И спасибо, что освободили меня от мучений! Мелиссу просто переполняла злость, как ей хотелось сейчас что-нибудь сломать, а лучше разбить и, желательно, об голову этого придурка. Но мысль о непомерном штрафе за порчу гостиничного имущества пока ещё останавливала её. А Якуши самодовольно сидел в кресле, подложив под голову подушку, перекинув халат через подлокотник и сложив остатки от рисунка аккуратной стопочкой на журнальном столике. — Ты продолжишь молчать или, может быть, уже что-то скажешь? Или сделаешь? — тишина становилась скучной, а ему, как никогда прежде, хотелось поговорить. Неважно о чём, неважно в каком тоне. Вместо ответа Мелли села на край кровати, подтащила к себе сумку и начала выкладывать из неё вещи, делая вид, что она совершенно его не слышала. — Ну, ладно. Могу и сам с собой поболтать. Тоже, знаешь ли, довольно неплохое занятие. Номер, кстати, довольно хороший, можно сказать, прекрасный. Ты как думаешь? — ответа не последовало. — Я тоже так думаю. И самое главное, тут почти всё как у нас, ну, не считая кровати. У нас обычно кладут футоны. А у вас есть что-нибудь похожее на них? — Мелли подняла на него глаза, нахмурилась и продолжила заниматься своим делом. — Так и думал! А ещё... — он намеревался продолжить, но в него полетела какая-то тряпка. — Это твоё, — буркнула девушка. — Действительно. Интересно, что они забыли в твоей сумке? — складывая брюки, спросил Кабуто. — А, я, наверное, положил их туда. Точно... Наконец, из-под груды одежды и прочего, возможно, ненужного хлама Уотерс достала карты. Ничто так не успокаивает и не приводит мысли в порядок, как гадание. Именно им и собиралась заняться девушка, но бубнёж со стороны кресла отвлекал от процесса. Она постоянно поворачивалась к Якуши, кидая недвусмысленные взгляды с явным намёком на то, что кому-то пора заткнуться. Но всё это было проигнорировано. — Ты специально мешаешь мне? — воскликнула она, откинув стопку карт в сторону. — Я просто разговариваю. Если тебе что-то не нравится, то можешь пойти в фойе, ты же изначально туда собиралась. — А тебе не кажется, что пора остановиться, пока мы окончательно не поссорились? — А мы ещё не окончательно поссорились? — Идиот, — в сердцах произнесла Мелли и вышла из комнаты, чтобы походить по коридору. Девушка абсолютно не понимала, что с ней происходит, почему она вдруг затеяла эту бессмысленную ссору с Кабуто, почему порвала рисунок, который был ей так дорог. Была бы здесь Нарине, то, наверняка, всё бы объяснила. Мелисса вспомнила, что оставила телефон в номере и даже не может написать подруге, чтобы та дала совет, но возвращаться в комнату не было никакого желания. Если бы Уотерс только знала, что и её подруге сейчас не помешала бы помощь, ведь ей даже не к кому за ней обратиться. Нарине боялась того, что Итачи вдруг узнает, как она всем всё разболтала, и потом у неё будут серьёзные проблемы. Хоть Валесян и не знала, что такое этот Бог Луны, но по той интонации, с которой Учиха произнёс эти два слова, было понятно, что ничего хорошего ждать не стоит. Кабуто же, сидя в номере, вдруг стал понимать, что в ссоре виноват вовсе не он, и мысли о том, чтобы первым пойти на примирение, он отогнал прочь. Неважно, чем всё закончится, как потом сложатся их отношения с Мелли, но Якуши не пойдёт ни на какие уступки. Она это всё начала, пусть и заканчивает. Но почему-то помощнику саннина казалось, что вряд ли всё будет так просто, как ему представляется.***
Зато Саске было необычайно хорошо, даже, можно сказать, умиротворённо. Всё, что происходило вокруг, никак не могло повлиять на его настроение, даже унылая Нарине за завтраком. И даже Итачи этим утром не раздражал его. А всё, почему? Да потому, что у него появилась надежда, что Акеми передумала ссылать их обратно, и он был уверен, что эта надежда вовсе не ложная. — Чёрт! — хлопнула по столу Валесян, и соседние тарелки чуть подпрыгнули. Пока она вытирала только что помытую Сарой чашку, то умудрилась уронить её на пол и разбить на три части. — Что за день-то сегодня такой? — Да, кстати, хотела у тебя спросить, что с тобой в последнее время? — поинтересовалась Шпеер, ставя на тумбу очередной предмет посуды. — Ничего особенного, просто, видимо, я опять вляпалась, — выбрасывая осколки, с горечью сообщила Нарине. — И во что же, если не секрет? — Да, там Роберт с Саске попросили поговорить с Итачи... — начала она и тут же осеклась, поздновато вспомнив, что обещала и Роберту с Саске, и Итачи, что будет молчать обо всём, что происходит. — В общем, ничего страшного. — Так, а вот теперь подробнее. Я чётко слышала: Саске, Роберт и Итачи. Что эти трое могли сделать? — встав с табуретки, на которой сидела, Акеми быстрым шагом направилась к армянке. Шпеер тоже заинтересовалась новостью, потому как знала, что, когда в каком-то деле появляется Бутко, то ничего положительного ждать не стоит. — Ну, рассказывай давай, — Сара скрестила руки на груди и облокотилась на тумбу, где стояла всё ещё не вытертая посуда. Нет, влезая во все эти махинации Роберта, Нарине ещё никуда не вляпалась, а вот сейчас, пожалуй, по самое не хочу.