***
Наруко не разыгрывала обиду долго, тем более после того, как вчера спустила пар на той странной парочке, и уже на следующий день заявилась в дом братьев Учиха как ни в чём не бывало. Сбегая от суеты, создаваемой девушкой, под прикрытием младшего брата Итачи поспешил покинуть зону повышенной активности и окопался в относительно спокойной городской библиотеке. Он достаточно давно там не был — с тех самых пор, как устроился на подработку. Стипендии было маловато для нормального существования, поэтому братьям приходилось выкручиваться. Но, так как Итачи недавно уволили и взяли на его место внезапно решившего поработать сына шефа, он решил заглянуть. Библиотека была большой, светлой, с мягкими удобными диванами и, самое главное, доверху наполненной книгами по самым разным тематикам. После продолжительного мозгового штурма Итачи задумчиво бродил между стеллажами в поисках какого-нибудь детектива для лёгкого чтения и заметил шатающийся книжный небоскрёб на тоненьких ножках. Ему захотелось протереть глаза, перед которыми всё расплывалось от усталости — до того несуразно это выглядело. Но прищурившись Итачи понял, в чём дело: это была невысокая девушка. Она шла, забавно перебирая ногами и неловко покачиваясь из стороны в сторону, нагруженная книгами. В один момент её сильно занесло, и девушка стала заваливаться назад. Итачи, находившийся несколько секунд назад на достаточно большом расстоянии от неё, неожиданно обнаружил себя за спиной переоценившей свою силу и координацию барышни. — Поймал! — облегченно выдохнул он, поддерживая её за тоненькие предплечья. На него посмотрели глазами лани, случайно выскочившей перед носом зазевавшегося льва. Карие испуганные глаза были настолько огромными, что даже крупные очки, перекошено сидящие на маленьком носике, не скрывали их размеры. Итачи почувствовал, что улыбается со смутившегося лица хрупкой шатенки, понявшей, что он не спешит отпускать её. — Позволишь тебе помочь? Девушка, не особо задумываясь, активно закивала головой, смотря на него засиявшими признательностью глазами. — Меня зовут Савада Тсунаеши, — сочла нужным представиться девушка, застенчиво улыбаясь, когда Итачи уже дотащил груз до её стола, где она сидела совершенно одна. — А Вас? — Учиха Итачи, — слегка улыбнулся он ей в ответ. — Большое спасибо, Учиха-сан. Вы мне очень помогли. Итачи улыбнулся шире. Постоянно находящийся в обществе Наруко, не особо задумывающейся об этикете, он был приятно удивлён её хорошим манерам. Он внезапно выдал: — Можно просто Итачи. После этого случая они больше не разговаривали, но Итачи волей-неволей стал чаще замечать и задерживать взгляд на каштановой растрёпанной макушке за одним из столиков. Иногда Тсунаеши сидела одна, иногда в компании парня, не внушающего своим видом никакого доверия, но, тем не менее, вёл он себя почти пристойно: пока Савада была занята переписыванием конспектов или какой-нибудь книжкой, брал яркие журналы и, вальяжно откинувшись на спинку и закинув ноги на соседний стул, с безмятежным видом читал. Итачи потом не поленился посмотреть, что. Оказалось, что парень увлекался всякими паранормальными явлениями, чем немало позабавил рационального и скептично к этому настроенного Итачи. Наблюдая за их взаимоотношениями, Учиха пришел к выводу, что они всё-таки друзья, а не парочка, как он изначально подумал. Между ними не летали искры, в прикосновениях не было никакого подтекста, только братская или дружеская поддержка. Удивительно было в это поверить, ведь что ещё может связывать таких, казалось бы, разных на вид людей? «Только любовь!» — в один голос воскликнули бы школьницы, перечитавшие мангу и пересмотревшие дорам, но нет. Ничего такого, что выходило бы за рамки дружеской симпатии. Итачи лишний раз убеждается, что внешний вид обманчив, наблюдая за тем, как хулиган заботится о своей маленькой подружке. Итачи не знал, зачем он каждый день после пар приходит сюда и следит за ними, как какой-то несчастный сталкер, вместо того чтобы сидеть дома и готовиться к зачёту. Он упрямо убеждал себя, что дело тут совсем не в зависти. Друзей в университете у него не было. В первые же дни его посчитали выскочкой. Особенно попил у него крови Тсукири Дейдара — тот ещё надоедливый тип, который прилип к нему похлеще репейника. Правда, один-единственный приятель нескоро, но всё-таки появился. Толку от этого было мало: с Кисаме за пределами университета они не общались, да и оба не горели желанием начинать. Саске он воспринимал как младшего беспомощного братишку, о котором надо заботиться, чем он и занимался после смерти мамы, а Наруко была его девушкой. Он не считал нужным нагружать её своими проблемами. Вот и получалось, что дружеской поддержки Итачи ждать было неоткуда. Он наблюдал за этими ребятами и хотел так же. Но подойти к ним так и не осмелился. К счастью, вскоре выдался прекрасный случай для продолжения неожиданного, но приятного знакомства.***
Недаром говорят: понедельник — день тяжёлый. Савада была полностью согласна с данным утверждением. Сегодняшний день выдался излишне выматывающим для Тсуны: она опоздала в школу и чуть не попала под горячую руку Хибари-сану, Главы Дисциплинарного комитета, а всё из-за того, что её младший приемный братик Ламбо весь вечер мешал ей сделать домашнюю работу, капризничал и канючил, прося с ним поиграть. Тсуна совсем не выспалась, потому что из-за побегушек с братишкой до трёх часов ночи готовила домашку, а тут ещё и Гокудера-кун подрался с хулиганами, которые начали её задирать. Кусакабе-сан, заместитель ГДК, увидевший это безобразие, даже не стал разбираться и впаял всем месяц отработок, чудом не заметив сжавшуюся в углу и старающуюся не отсвечивать во время драки Тсунаёши. Тсуна, жутко расстроенная таким поворотом событий, хотела было остаться и помочь другу, но Гокудера-кун, заметивший её бледность и общую вялость, сопровождающую Саваду все уроки, с упрямым выражением лица непреклонно отправил её домой. Тсуна осталась под впечатлением, но, зная, что дома ей не будет покоя, нашла политическое убежище в библиотеке под крылышком Фудзимото-сан. Под её зорким взором даже Гокудера-кун не решался поднимать голос. А это уже о многом говорило. Тишина и книги — вот что ей было нужно. И правда — оказавшись внутри, Тсуна вежливо поздоровалась с пожилой женщиной и будто взбодрилась, попав в знакомую комфортную обстановку, хотя ей и было сначала немного неловко одной, без Гокудеры-куна: обычно они приходили в библиотеку вдвоём и устраивались за одним из столов или на каком-нибудь диванчике, если он был свободен. Медленно плутая меж высоких книжных стеллажей, вдыхая этот неповторимый запах старых книг и проводя тонким пальчиком по корешкам, Тсуна чувствовала себя счастливой. Уйдя не слишком глубоко в свои мысли, Савада всё же была обескуражена, когда неожиданно на её руку, кое-как дотянувшуюся до нужной книги на высокой для неё полке, легла мужская с длинными красивыми пальцами. Бросив недоуменный взгляд через плечо, Тсуна встретилась с теплыми антрацитовыми глазами, скрывающимися за тонкой золотистой оправой. Тсунаёши замерла, смущённо покраснев от близости симпатичного парня. — Итачи-сан? — неуверенно позвала она его вслух, когда пауза стала уже совсем неприличной, сомневаясь, имеет ли она право называть его по имени, даже если он её попросил об этом в прошлый раз. Может быть, он уже забыл о ней и их встрече, а она к нему так фамильярно обратилась. — Добрый день. — Губы юноши сложились в мягкой улыбке, он не спеша убрал руку и отошёл на пару шагов, позволяя Тсуне, помимо воли проследившей за грациозными телодвижениями с лёгкой завистью, почувствовать себя уверенней. Учиха не выказывал никакой негативной реакции на достаточно панибратское обращение, наоборот, всем своим видом олицетворял дружелюбие, и Тсуна совсем расслабилась. — Тоже любишь загадки? — кивнул он на книгу, заинтересовавшую их обоих. — Да. Значит… Вы тоже? — неловко постаралась поддержать разговор она. Итачи слегка замялся, поджимая губы, плечи его опустились, а глаза заволокло пеленой не слишком приятных воспоминаний. Отсутствующий взор тёмных глаз скользнул по Саваде, заставив ту вздрогнуть от неприятных ощущений: показавшаяся на несколько ударов сердца застаревшая боль вызвала у девушки замешательство. Тсуна закусила нижнюю губу. Ей стало не по себе, словно разговор шёл не о книгах, а о чём-то очень личном, не предназначенном для посторонних, потому она опустила глаза и с живейшим интересом принялась разглядывать узор на полу. Кажется, она только что довольно бесцеремонно, сама того не ожидая, потопталась на чужой мозоли. Через некоторое время парень медленно кивнул, наконец сфокусировав взгляд на не знающей куда себя деть собеседнице, и ответил, испустив печальный вздох: — Люблю. Но, к моему глубокому сожалению, мне бывает не с кем обсудить свои впечатления от прочитанного. Вскинувшись, Тсуна понимающе вздохнула. С Гокудерой-куном тоже особо не поболтаешь и не поспоришь о том, кто же всё-таки убийца. Он больше увлекался всякой эзотерикой и инопланетянами. — Если Вы не против, то мы могли бы прочитать эту книгу вместе? — с сочувствием посмотрела на него Савада, даже забыв смутиться от собственной смелости. Парень на глазах воспрянул духом, преобразившись и перестав напоминать своим печальным видом бездомного щеночка. — Не будет ли с моей стороны слишком дерзко согласиться на Ваше предложение? — неожиданно перескочив с тэйнэй на кэйго(1), официальным тоном осведомился он. — Нет-нет! — замахала руками удивлённая резким переходом Савада, слегка черкнув пальцами стеллаж, и быстро спрятала руки с зудящими конечностями за спину во избежание более серьёзных травм. — Я же сама Вам предложила. Всё в порядке, — робко улыбнулась она. — Благодарю. Когда Тсуна отвернулась, уголки губ Итачи дрогнули, но он смог удержаться и не расплыться в хитрой улыбке.***
Итачи был в восторге от милой малышки Тсуны-сан, как она разрешила себя звать. Естественно, девушка и не догадывалась, как он изредка ласково называл её в своих мыслях, согласившись на менее официальное «Тсуна-сан», когда Итачи осмелился её попросить об этом после продолжительного тёплого общения. Итачи удивлялся тому, как он мог пропустить мимо своего внимания такого же двинутого книгомана, но действительно был счастлив в её компании. Читать в уютной тишине одну книгу на двоих, сидя рядышком плечом к плечу, слышать взволнованное неожиданным поворотом дыхание, молча перекидываться удивлёнными взглядами; невольно заражаться теми же эмоциями, что испытывает твой «напарник» и высказывать свои мысли по поводу прочитанной главы было ново, необычно и восхитительно. Часто их мнения совпадали, но когда этого не происходило, малышка могла спорить с ним до хрипоты, отстаивая свою точку зрения. Однако, если Итачи удавалось привести достаточно убедительные аргументы в свою пользу, спор затихал. Тсуна-сан задумывалась и, всё обмозговав, соглашалась с ним. А бывало наоборот: Тсуна-сан могла быть не менее убедительной, чем он, если того хотела. Её вкрадчивый голос, в такие моменты, завораживал Итачи и тот сдавался на волю победительницы. И ему было ни капельки не стыдно. Сначала их посиделки не заходили дальше обсуждений героев понравившихся книг и хитросплетений сюжета тихим шелестящим шёпотом под подозрительным взглядом Фудзимото-сан. Тсуна-сан зажималась, держалась сдержано-вежливо, отвечала коротко, но потом, попривыкнув, расслабилась и втянулась. Они стали болтать даже о всяких бытовых мелочах, узнавая друг друга лучше. Из этих бесед Итачи многое узнал об этой милой малышке, моментами узнавая в ней самого себя. Савада Тсунаёши была одинока. Вроде бы обычная полноценная семья: есть мама и папа, младший братик. Но отца она видела, в лучшем случае, раза два в год. И лучше бы совсем не видела. Приезжая со своих бесконечных командировок, Савада Иемитсу вместо того, чтобы уделить время детям или жене, выпивает. Лакает саке из горла, одну бутылку за другой, как заправский алкаш, распевая похабные песенки на глазах у маленького ребёнка, и с чувством выполненного отцовского долга заваливается спать. Хорошо хоть не буйный — драться не лезет. А мать слабохарактерная, не в силах и слова сказать против такого развития событий, сносящая наплевательское отношение к себе и детям. И, видимо, от отчаяния ушла в себя, спряталась за веселой, беззаботной улыбкой, будто ширмой прикрылась. Внезапно появившийся маленький приёмный братик Ламбо оказался тем ещё хулиганом и сорванцом. Поначалу обрадовавшаяся его появлению Тсуна-сан расстроилась, когда и так недостающее внимание матери к ней и вовсе пропало. Неосознанно ребёнок перетянул всё на себя. Нет, любить его меньше она не стала, но всё равно было обидно. И Тсуна-сан, обвиняющая саму себя в безразличии матери к своей персоне, ударилась в учёбу, надеясь, что, если она подтянет свою успеваемость, поднимется с конца списка по меньшей мере до середины, то мама наконец-то обратит на неё внимание и будет гордиться своей дочкой. Достигнув своей цели, девушка не заметила никаких изменений. Ничего не произошло. Так бы и зачахла в одиночестве или обозлилась на весь мир эта малышка, очаровавшая его своими глубокими мыслями и аналитическими способностями, но в её жизни появился Гокудера Хаято. Гайдзин. Бунтарь. Лучший и единственный друг всегда вступается за неё перед хулиганами, не боясь выйти один против целой толпы. Тсуна-сан ещё не рассказывала ему, как они умудрились подружиться, но Итачи почему-то был твёрдо уверен, что должно было произойти что-то грандиозное, значимое для них обоих, что позволило им сплотиться. Тсуна-сан, конечно, не жаловалась на свою жизнь, как можно было подумать, — Итачи сам всё это понял по её оговоркам, складывая разрозненные частички информации, собирая картину событий как пазл. И в итоге, проникнувшись к ней, сам не заметил, как выболтал свою историю. Она была первой, кому Итачи рассказал о том, почему он учится как одержимый. Наруко тоже ничего не знала, и считала их с Саске простыми студентами. Именно Тсуна-сан должна была его понять. Дело было не только в том, что ему нравился сам процесс. Итачи стремится стать адвокатом, потому что его отца несправедливо посадили, отобрав у семьи бизнесмена всё, что у них было, якобы для выплаты не получающим зарплаты работникам фирмы. Вздор, конечно. Микото, его мать, считала, что их собственность прибрали к рукам чиновники. Так они и оказались практически на улице. Женщина и маленькие дети, холодные и голодные, скитались по родственникам, большинство которых просто не пускали на порог, Итачи страшно представить, что бы с ними случилось, если бы не дедушка Кагами и дядя Обито. Спустя время семью потрясла ещё одна новость. Отца убили. В тюрьме. Официальная версия, конечно, была «самоубийство», но все понимали, что это ложь. Учиха Фугаку был гордым и волевым человеком. Так просто его было не сломить. Осунувшаяся мать, добитая этим известием, тоже долго не выдержала и вскоре, как верная жена, последовала за отцом на тот свет, оставляя Саске на его попечение. Спасибо Кагами-сану и Обито-сану — они их не бросили на произвол судьбы и до сих пор помогают, время от времени. Единственное, что осталось от их родителей — семейная фотография, теперь висевшая на стене в их маленькой однушке. Фотография, на которой их семья всё ещё счастлива, и маленькие неразлучные братья даже не подозревают о тех трудностях, которые им предстоит перенести. Тсуна-сан была потрясена, и вместо того чтобы прекратить какое-либо общение с сыном уголовника (Итачи болезненно скривился, но простые обыватели именно так и думали, не зная всей правды), как делали дети, науськанные своими родителями, кинулась подбадривать опечаленного воспоминаниями Итачи, чем тронула того до глубины души. Трудно остаться равнодушным, когда тебя не только слушают, но и слышат. Понимают. Понимание — вот чего всё это время не хватало Итачи. А его он нашёл у этой малышки. Когда под твою экспрессивную, наполненную страстью к любимому делу речь не только не засыпают, но и не отмахиваются с презрительным «зануда!» (Итачи с грустью вспоминает Наруко), а внимательно слушают и пытаются вникнуть, по венам растекается тепло, а на сердце становится так легко, как никогда раньше не было! В такие моменты, Итачи с умилением смотрит на сосредоточенную мордашку Тсуны-сан, борясь с желанием воскликнуть «Ну, что за прелесть!», заключить бедняжку в крепкие объятия и никогда больше не отпускать, грозно рыча на всех, кто посмеет слишком близко приблизиться к его сокровищу. Но Итачи сдерживается — благо помогало строгое воспитание, — боясь напугать своими неожиданно вспыхнувшими чувствами девушку, смотрящую на него огромными доверчивыми глазами. Вообще, он начал замечать за собой много странных желаний, ранее ему не свойственных. И все они были связаны с Тсуной-сан. Например, вместо того чтобы искать новую работу, он бежал в библиотеку, к ней. Даже Наруко не вызывала в нём таких бурных чувств. Итачи терялся, догадываясь о том, что с ним происходит.***
— Наруко-чан, сделай, пожалуйста, потише. Я занимаюсь, — попросил Итачи, признавая поражение и с тяжелым вздохом бросая тщетные попытки сосредоточиться. В кои-то веки он решил провести немножко своего времени дома, стараясь побороть свои чувства, не побежал с первыми лучами солнца в библиотеку, и тут такой сюрприз! Не очень приятный, на самом деле. Наруко — сама по себе эпицентр шума и действий, а уж если с ней его брат, да еще и в их маленькой квартирке, где отделён стенами только туалет… — Тебе пора отдохнуть, Итачи! — звонко ответила Наруко. От её громкого голоса голова у него запульсировала. Итачи с силой потер виски. Сидевший на диване рядом с девушкой Саске, заметив неважное состояние брата, отобрал у неё пульт и убавил звук, заработав взгляд наполненный искренней благодарностью, и второй — негодованием. — Сколько ты уже сидишь за своими книжками? — У меня скоро важный экзамен. Будь добра, не мешай. Узумаки подскочила, возмущенно тыча в него пальцем: — Да я же о тебе забочусь! Сознание Итачи затопило раздражение на девушку. Ну почему она не может понять, насколько это для него важно? Почему у неё нет хоть чуточку понимания Тсуны-сан? — Если бы не ты, Наруко-чан, — равнодушно начал он, — то я бы уже давно закончил. Но ты всё время отвлекаешь меня и критикуешь, вместо того чтобы войти в моё положение и поддержать. Или, если не можешь, в твоих силах хотя бы не мешаться под ногами и не вставлять мне палки в колёса, — парень придавил её тяжелым взглядом, и, сердито захлопнув книгу, с досадой удалился в ванную, надеясь смыть с себя раздражение, оставив недоуменно хлопающую ресницами блондинку в компании взволнованного младшего брата. Наруко расстроено поджала губы. Она же просто волнуется за него. Почему он так разозлился? Ополоснув горящее лицо холодной водой, Итачи старался успокоиться, что вскоре и произошло. Оперевшись о бока раковины, он уставился в зеркало невидящим взглядом, погрузился в размышления. Зачем он вообще согласился с ней встречаться? Итачи не перестаёт задавать себе этот вопрос снова и снова. Чем он тогда думал? У них же никаких общих увлечений, а взаимопонимания и в помине нет, что доказывают их частые ссоры. Хотя понятно, чем он думал: Наруко ведь не уродина, а вспыхнувшую пожаром страсть так просто не потушить. Да и интересно было узнать, каково это встречаться с кем-то, кто полная твоя противоположность. Получается, всё: страсть прошла, и ничего, кроме привычки быть с ней, не осталось? После того как девушка решила покинуть внезапно ставший негостеприимным дом, Саске тормознул Итачи уже около выхода и завёл с ним разговор: — Нии-сан, тебе не кажется, что ты просто придираешься к Наруко? — недовольно нахмурился Саске, сверля старшего брата осуждающим взглядом. — Нет, — ответил абсолютно не понимающий своей вины Итачи. — Да, нии-сан, да! — нервно вскрикнул Саске, эмоционально всплескивая руками. Итачи подозрительно прищурился. Это так не похоже на его глупого отото. И ведь волнуется, судя по всему, не столько о нём, сколько об Узумаки. Итачи не знал, с чего он так решил, но чувствовал, что прав — наверно, интуиция. Тогда становится понятно, почему Саске с радостью занимал Наруко, когда он уходил в библиотеку. — Тебя стало раздражать в ней, то, что раньше нравилось! Что происходит, нии-сан? — парень обеспокоено заглянул в глаза старшему. Итачи вынужден был согласиться с этим. Правду говорит. Раньше ему нравилось, что она могла его растормошить. Но сейчас, спустя приличное количество времени проведённого вместе, её импульсивное поведение действует ему на нервы. С Наруко не посидишь в уютной тишине. С ней вообще в тишине не посидишь: она была слишком активной, слишком яркой, этакой болтушкой-хохотушкой, не затыкающейся ни на мгновенье. Всё в ней было «слишком» для него, в то время, как Тсуна-сан была похожа на рыжий танцующий огонёк на фитиле свечи, завораживающий своей яркой пляской в тёмной комнате, заставляющий смотреть на него снова и снова, не имея возможности и желания оторваться. Внезапно в голову Итачи закрадывается мысль, что Наруко больше подошла бы Саске, ищущему фейерверка чувств. А ему хочется умиротворения и тепла. Элементарного уважения к своим интересам, в конце концов. Итачи удивлённо моргнул, когда понял, что тепло улыбается, вспоминая, у кого он всё это нашёл, и тут же расслабил мышцы лица, строя свою повседневную, подходящую на все случаи жизни каменную рожу. — Ничего, — как можно убедительней отвечает Итачи, — Всё в порядке. Саске резко меняется в лице и отстраняется. — Ничего не в порядке, — кривится он. — Ты должен извиниться перед ней. Учиха-старший тяжело вздыхает. Опять это «должен». — В данной ситуации не права была Наруко-чан, и я не считаю… — Даже если и так, — резко прерывает его Саске. — Наруко тебе совсем не дорога? Когда ты ушел, она очень разозлилась. Сказала, что до тех пор, пока ты не извинишься, будет тебя игнорировать. Ты хочешь потерять её? — задал провокационный вопрос младшенький. Но, к счастью, поглощённый своей речью, Саске не стал дожидаться его ответа. — Она же девушка. Просто извинись — и Наруко тут же всё забудет. — И это говоришь мне ты? — холодно осведомился Итачи, не став признаваться, что он был бы не особенно рад такому развитию событий. — Тот, кто извинится только через свой труп? У меня тоже есть гордость, чтоб ты знал. На этом, посчитав разговор законченным, Итачи закрыл дверь перед носом своего младшего брата. И быстрым шагом, временами переходящим в бег, поспешил в библиотеку. Тсуна-сан, скорее всего, была уже там.***
Итачи застыл скорбным изваянием напротив заведения среднего класса с яркой неоновой вывеской, коих в городе великое множество, но в данный момент его интересовало конкретно это мэйд-кафе. Раньше Итачи страшно злился, что Наруко в коротком костюме горничной обслуживает капающих на неё слюной особей мужского пола. Но сейчас он ничего не чувствует по этому поводу — как отрезало. Пусть делает что хочет. Облокотившись о фонарный столб, со скрещенными руками на груди, Итачи не замечал ни редко проходящих мимо людей, равнодушно косящихся на него, ни прохладного ветерка от пролетающих за спиной машин, обдувающего юношу время от времени, ни даже того, что фонари, включая тот самый, на который он облокотился, загорелись, освещая его одинокую фигуру и кромсая лучами света малолюдную улицу, полностью уйдя в свои мысли. Несмотря на то, что он сказал Саске, Итачи грызла вина. Нет, его беспокоили вовсе не чувства разобиженной на него Наруко, как бы мерзко это не выглядело, а сама сложившаяся ситуация в целом. Досада на свою нерешительность мешала ему в полной мере наслаждаться необременительным обществом Тсуны-сан и книг, заставляя стыдливо прятать взгляд, боясь увидеть в любимых карих глазах осуждение. Конечно, это были всего лишь игры его воображения: Тсуна-сан ничего не знала. Ни о том, что он влюбился в неё, как мальчишка, ни, тем более, о его девушке. Это, впрочем, не мешало ей заметить его странное состояние и обеспокоиться. Итачи, чтобы не расстраивать её, клятвенно заверил, что разберётся с этим в ближайшее время. Потому он сейчас здесь. Наступая на горло своей взбунтовавшейся гордости, он решил подловить Наруко после её смены в кафе, где она подрабатывала по выходным, но не для того, чтобы извиниться. Точнее не только для этого. Итачи честно признался себе, что поступает так, только чтобы не заставлять волноваться и не доставлять неприятностей Тсуне-сан. Просить прощения совсем не хотелось: он считал себя правым в той ситуации. С другой стороны, совесть упорно напоминала ему, что поступает он с Наруко по-скотски. Мучать, не отпуская от себя, девушку к которой больше ничего не чувствуешь, — очень эгоистично с его стороны. Хотя бы за это перед ней стоило извиниться и наконец-то объясниться. Хватит тянуть резину. Сегодня он скажет, что их пути расходятся. Решимость наполняет Итачи, вытесняя сомнения прочь из его сердца, когда он наконец видит Наруко, придерживающую дверь и весело прощающуюся с коллегами по работе, выходящими вслед за ней, такими же молоденькими и беззаботными официанточками, и твёрдым шагом направляется прямиком к ней, не замечая задорного хихиканья удаляющихся девушек. — Наруко-чан! — окликнул он, догоняя успевшую завернуть за угол и оказаться на пустынных улицах, девушку. — Нам нужно поговорить. — Это тебе нужно, а мне — нет! — заявила Узумаки, даже не соизволив посмотреть на него. Итачи утомленно вздыхает, по пятам следуя за ней, но упорно продолжает стоять на своём: — Нужно, — Наруко отвечает ему высокомерным молчанием. — Прости, Наруко-чан, — посчитал он нужным всё-таки извиниться, правда, не уточняя, за что, припоминая совет Саске и надеясь, что она немного смягчится и выслушает его. Но увы. Узумаки снова проигнорировала уже слегка раздражённого её поведением парня, ни на секунду не замедлив шаг. Тогда он попробовал схватить её за предплечье, чтобы затормозить, но девушка молниеносно среагировала и сильно шлепнула его по руке, сверкая злым взглядом: — Не трогай меня, если не хочешь отхватить. Я слишком зла на тебя, — сквозь зубы процедила она, полностью опровергая самоуверенные слова его младшего брата, и, резко развернувшись, хлестко прошлась своими длинными блондинистыми волосами по лицу парня, заставив того отшатнуться. И тут же разозлиться — и на себя, и на эту упрямую девчонку. Ну уж нет! Сегодня он наконец со всем разберется! Потому жёстко бросает, заставляя недалеко ушедшую девушку запнуться: — Нам надо расстаться. Наруко замерла на бесконечно долгий миг. Плечи её еле заметно дрогнули, но Итачи, пристально следящему за её реакцией, это было отчётливо видно. Секунда — и она срывается с места. Итачи потеряно наблюдал за убегающим силуэтом своей девушки. Видимо, теперь уже бывшей. Парня охватил лёгкий стыд, когда он понял: никакого огорчения или сожаления за то, что заставил её плакать, он не чувствует. Только облегчение. Итачи позволяет себе вдохнуть полной грудью, наполняя лёгкие прохладным воздухом, ощущая себя таким… свободным. Расслабленно закидывает голову, засовывая руки в карманы брюк, и умиротворённо наблюдает за кокетливо выглядывающей из-за облаков луной и мерцанием первых появившихся маленьких звёздочек на бескрайнем полотне небосвода. — Сегодня луна по-особому красива… да, Тсуна-сан?(2) — усмехается он, прикрывая глаза.***
Добралась до дома Наруко в предобморочном состоянии, на ходу вытирая слёзы, туманящие зрение. Жестокие слова Итачи были для неё как вылитый на спящего ушат ледяной воды. Хотела ведь просто подразнить его, чтобы он чуть-чуть и за ней побегал, а не только за коллекционным изданием какой-нибудь редкой книжонки, и тут такое… Впадая то в апатию, то закатывая тихую истерику, Наруко промучилась всю ночь напролёт, пытаясь понять, как они до этого дошли? Когда начались их постоянные ссоры? Чувствовала ведь: что-то не так, но предпочитала не обращать внимания на то, как тревожно ёкает сердце при его вспышках раздражения. Со смутной надеждой в груди, Наруко вскидывается на кровати: может, его ещё можно вернуть? Может, это ещё не конец? И Наруко твёрдо решает: она всё исправит. Завтра же пойдёт к нему и вернёт. Уж за год отношений она достаточно хорошо изучила Итачи — ей не составит труда заставить его передумать: надавить тут, действовать мягче там, соблазнительно улыбнуться, и он не устоит. Решено! Завтра же! Наруко кивает в такт своим мыслям, полная решимости, и наконец засыпает. С самого утра — точнее, с обеда, — как только проснулась, девушка была уже около его квартиры. С гудящей после весёлой ночки головой, колотившимся о рёбра сердцем, Наруко переминалась с ноги на ногу, не решаясь постучать. Вчерашняя уверенность выветрилась так же быстро, как она пожирает рамен, и теперь Наруко боялась. Её жутко трясло, бросало в холодный пот от подбрасываемых коварным воображением картинок, где Итачи просто-напросто не пускает её на порог, хладнокровно захлопывая перед ней дверь, не желая её слушать. Наруко не знала, сколько так простояла, борясь со своими сомнениями, пока дверь напротив не открылась, и она не столкнулась с застывшим, а затем просветлевшим, когда он узнал её, лицом Саске. — Саске, — выдохнула она, посмотрев на него влажными глазами. — Наруко? Привет, — в его голосе звучало явное удивление её присутствием, однако оно было приятным. — Почему ты здесь? — Саске запнулся, и быстро затараторил, словно оправдываясь: — Не думай, что я не рад тебе, просто я думал, что после… — Саске, — неуверенно прервала его торопливую речь девушка, — а… Итачи дома? Саске едва заметно перекосило. Едва заметно — для незнакомого человека, но только не для Наруко. Однако сейчас она предпочла этого не заметить, полностью погруженная во внутренние волнения и страхи — ей было совсем не до друга и его непонятных реакций. — Его нет, — достаточно спокойно ответил парень, беря под контроль свои эмоции. Взгляд девушки потух. — Он давно ушёл. — Куда? Пожалуйста, скажи мне, Саске! — буквально взмолилась Узумаки, хватая того за руки, видя, что Учиха колеблется. Её поникший вид, блестящие от сдерживаемых слёз голубые омуты заставляли его сердце обливаться кровью. Сейчас он почти ненавидел своего старшего брата. — В городской библиотеке, — шепнул он, с мукой наблюдая, как глаза Наруко засияли робкой надеждой. Девушка бежала в треклятую библиотеку так быстро, как только могла, лавируя между спешащими людьми, ловко обходя препятствия на своём пути, и, хотя уже порядком запыхалась, не желала останавливаться, чтобы перевести дыхание, ни на минутку — до того сильно было её желание увидеть Итачи. Она почти достигла своей цели: величественное архитектурное сооружение было совсем близко, когда девушка резко затормозила, словно врезавшись в невидимую стену. Наруко тяжело дышала восстанавливая дыхание, её грудь ходила ходуном, а сердце казалось выскочит из грудной клетки сию же секунду, но не это волновало её в данный момент. Совсем не это. Перед библиотекой вырисовывалась отвратительная картина: Итачи — Итачи с его каменной рожей, парень, из которого ласкового слова не вытянешь! — сейчас стоял и во весь рот обаятельно улыбался какой-то замухрышке! Они даже не заметили её, хотя она стояла буквально в двух шагах — до того были увлечены друг другом. Это серое невзрачное существо показалось оторопевшей Наруко смутно знакомой. Но потом Узумаки вспомнила, где видела её. Это была та самая ботанка из-за которой на неё наорал какой-то грубый гайдзин. Савада Тсунаёши, кажется? Та самая Никчёмная Тсуна, учившаяся на год младше в одной с ней старшей школе. Слушая их милое щебетание, девушка почувствовала, как поперёк горла встал комок, а внутри заворочалось гадостное чувство — будто копошились склизкие щупальца. Но практически сразу Наруко задохнулась от ярости, голубые глаза злобно засверкали из-под блондинистой чёлки. Вот ведь стерва! На вид такая тихоня, а так легко вешается на чужих парней, когда есть свой. Прямо как… — Шлюха! — неожиданно осознаёт себя Наруко бешено кричащей в лицо нахалке. Судя по всему, орёт Узумаки достаточно долго: у той уже глаза на мокром месте да жалобно поджатые губы. Безвольная амёба — даже слово в её поток оскорблений вставить не решается! Итачи же, поборов своё замешательство от встречи с неожиданно выскочившей, как чёрт из табакерки, бывшей девушкой, в отвращении морщится. — Немедленно прекрати! — тоном, способным соперничать с температурой айсберга, затыкает он уже набравшую воздуха для еще одной обвинительной тирады блондинку. Гневно трепетавшие ноздри — единственное, что выдавало его ярость. — Это уже слишком. Наруко испуганно сжимается от его голоса. Ещё никогда он с ней так не разговаривал, даже когда очень сильно злился. Почему же сейчас он так холоден к ней? — Это уже слишком, Узумаки, — повторяет он, а Наруко бросает в холодный пот. Раньше он никогда… никогда не обращался к ней по фамилии. — Набросилась, как дикая гиена, брызжа слюной во все стороны, не потрудившись разобраться в ситуации, оскорбила ни в чём не повинного человека и не раскаиваешься. Даже чуточку. Отвратительно, — в подтверждение своих слов юноша презрительно кривится, фирменным жестом поправляет очки, и припечатывает под конец: — Я разочарован. «Отвратительно». «Разочарован». Слова, сорвавшиеся с его уст врезались в подкорку мозга раскалённой иглой, болезненно раня своей жестокостью. Наруко чувствует, что сейчас расплачется. Одним своим тяжёлым взглядом он будто повесил на неё все грехи человечества, лишая её всякого права на оправдание себя. Итачи тем временем уже совершенно другим голосом обратился к бледной Саваде: — Не обращай внимания, Тсуна-сан. Пойдем отсюда. Ты хотела показать мне то кафе, помнишь? — девушка была ни жива ни мертва, глядишь, в обморок грохнется. Но кивнула заторможено, всё ещё находясь в немом шоке, и позволила себя увести. Итачи удалялся, мягко поддерживая девушку, слегка приобнимая её в защитном жесте, оставляя блондинку с широко распахнутыми глазами за спиной. На обочине своей жизни. Без сожалений и мук совести. — Оглянись, — шепчет Наруко пересохшими от волнения губами, ещё на что-то надеясь. — Оглянись же! Пожалуйста… — жалобно просит она. Но он не оглядывается, и не отводит взгляда от девушки в своих объятиях. Наруко знает, кем этот синий чулок себя сейчас ощущает — центром его вселенной. Тут-то Узумаки ясно понимает, что она опоздала. Уже поздно: его не вернуть. Больше он не её Итачи. Он уже давно не её. Весь… от глаз, не способных оторваться от хрупкой фигуры, до полных ласки прикосновений к Тсуне. К Тсуне, а не к ней! Теперь весь Итачи принадлежит этой коротышке. Он тянулся к теплу мягко тлеющего пламени Тсунаёши всем своим естеством, раздраженно жмурясь и отмахиваясь от её слепящего света. — Ненавижу тебя, Савада Тсунаёши, — яростно шипит девушка, до побеления костяшек сжимая кулаки. — Ненавижу! Надежда, всё ещё горевшая глубоко в душе, разбивается вдребезги от открывшейся правды на миллионы осколков, режущих острыми гранями её кровоточащее сердце, увеча ещё сильнее, причиняя ещё больше боли. И, в поражении захлебываясь брызнувшими горькими слезами, Наруко отступает. Борьба больше не имела смысла.