У маленького Максимилиана было все, но одновременно — ничего.
Я ведь прекрасно осознавал, что слуги, учителя, друзья видели во мне не человека, а лишь мешок денег, и всеми силами пытались его завоевать через лесть, манипулирование. Знаете, у них это даже получалось некоторое время, пока мое детское сознание не окрепло. Помню, что тогда я чувствовал только одну боль, перемешанную с горечью обиды. Ну как же, я не был таким, как все остальные дети, мне не нужно было это чрезмерное выделение из серой массы. Хотелось обычной жизни, радоваться каким-то мелочам, помогать бедным. Правда, вот годам к девяти альтруистические порывы и прочая ересь неожиданно выветрились из головы, заменив себя на желание доминировать над окружающими. Если есть деньги, то почему бы не дать всем то, что они хотят? Страдания, унижения, рабство, садизм довольно малая жертва в моих глазах, но для гадкой черни подобное уже подвиг. Гадость. Для меня вообще удивительно то, как такие люди без стеснения или же призыва совести спокойно живут? Почему они не умирают? Я бы с удовольствием изучил поведение таких вот особей и поставил пару экспериментов. Вы только представьте то, какие возможности открываются перед миром, если человечество, в особенности те самые жалкие люди, убирают из своего ДНК ген, отвечающий за эгоистичность. Как раз-таки он не дает умереть тем, кто влачит приземистое существование. Хотя нет, погодите, такие исследования весьма затратные. Можно же просто путем хирургического вмешательства повредить таламус — промежуточную часть мозга, которая, грубо говоря, оценивает важность сообщений, приходящих извне. Так же реальным следом деятельности этого отдела является эгоизм, ненависть, воинственность и бессмысленная жажда разрушения. Повреждение человеческого мозга довольно безумная идея, правда? Но без таламуса тогда бы не было скандалов, войн, убийств. Без него мой папа никого не смог бы тронуть. Тогда и мама была бы жива. Первые лет десять мне казалось, что она нас бросила в надежде на более радостную жизнь с любовником. Отец никогда с кем-то не обсуждал ее решений. Он молча корил себя, пробуждая внутреннюю ненависть и жестокость ко всем, кто под рукой оказывается. Честно говоря, тогда-то для него насилие стало почти святым писанием или правилом, под которое я почему-то не попадал. Папа начал баловать меня, уделять максимум своего времени, а раньше вовсе избегал. Однако со временем его внимание превратилось в тотальный контроль: вместо личного охранника везде, не только в общественных местах, но и в уборную, сопровождал меня он. Я повторял судьбу своего родителя. Будучи уже давно сломленным легко было терпеть побои, домогательства, изнасилование. После каждого его действия приходилось ощущать отвращение, вплоть до тошноты, но всем же плевать до этого. На возражения отец говорил, что так нужно, так делают и остальные ребята. Я, поддавшись вранью и огромнейшему давлению, старался не сопротивляться. Папа ведь очень страшен в гневе. Помнится мне, когда после болезненного сношения со мной, этот монстр увидел на моих глазах слезы, он моментально схватил какую-то книгу и стал лупасить безжалостно по голове собственного ребенка. Зрительный центр повредился вследствие таких вот «экспериментов». Так я превратился в очкарика. Однако после того, как в чулане обнаружились вещи моей матери, сил бесспорно подчиняться не осталось. Ведь здесь дураком нужно быть, чтобы не понять, что она не ушла из дома, а умерла. И главным доказательством этому служило то, что ни одно платье, ни одно украшение или набор косметики не исчез. За то, что я случайно ломал какую-нибудь вещь Лилии Борн, меня сразу же избивали до крови. А тут она просто взяла и уехала без своего добра? Ага, с трудом верится. Я решил разузнать все тайны отца, которые он тщательно скрывал. Наверняка где-то глубоко в них была спрятана мама, по крайней мере, ее труп. Через некоторое время до меня дошли слухи о том, что, возможно, что-то странное хранилось в подвале, так как его всегда держали закрытым, а ключ хранился у главы семейства. Вот оно, то самое сокровенное место, цитадель грязи, ждущее разрушения. Я ни в чем не ошибся… Пришлось стащить ключи, как какому-нибудь вору, и тихо, крадучись, пробраться в подвал. Ни один человек в мире не хотел бы, да и не готов бы был повстречаться с тем, что пришлось увидеть мне: запекшаяся кровь, кости и труп женщины с обглоданными ногами, совсем до кости. Меня обуял ужас, гораздо более сильный, совсем не как в тот момент, когда отец первый раз покусился на мое хрупкое, почти детское тельце. — И этим чудовищем я восхищался всю свою жизнь? — невольно слетело с губ. Кто же знал, что сии слова не улетят в пустоту. — Это чудовище породило тебя, мой дорогой. Оно пожирало людскую плоть, как и ты, в страхе, что окружающие люди его не поймут, — неожиданно раздался грубый бас Тобиаса Борна, моего властного и любимого отца. — Я никогда не мог понять женщин, поэтому они стремились меня ранить. Прекрасные цветы с шипами… Мой мозг был совершенно не готов к тому, что придется однажды их вручить в твои руки. — Поэтому ты решил «подложить» под себя собственного сына? Жалкое чудовище… — не раздумывая, схватил первое, что попалось под руку — кочергу, которая, видимо, валялась тут для пыток милых дам. Вспышка гнева, резкий выброс адреналина придали мне необычайной силы и ловкости. Со всей дури я вонзил свое оружие в голову отца, проломив ему макушку. Да, после разрушения таламуса или какой-нибудь другой части головного мозга, человек точно не выживет. Зато уничтожать их так весело, не представляете. Сразу же ощущаешь в себе небывалый прилив сил, жажды показать остальным, кто доминант, а кто здесь жалкое эгоистичное отродье. Я победил его, не будет больше насилия.***
Каждый толкует одно и то же событие по-разному, у каждого своя правда. И хочется верить в то, что мои будущие дети увидят в моей истории не только плохое, но и хорошее. Я не хотел убивать того, кто всю жизнь был для меня настоящим примером для подражания: сильный, умный и независимый отец. Никто не держал на него зла, все таили лишь злобу на то чудовище, что поселилась в его сердце. Надеюсь, наши потомки поймут нас. Мы ведь не виноваты. Теперь нужно двигаться дальше. Пока что я молод и не знаю, какая судьба постигнет меня в будущем. Это, естественно, пугает, но отступать уже некуда. Жалеть о чем-то поздно.Я заблудился в непроглядной человеческой тьме, в которой ничего не видно.