Безупречен и очень опасен

Внезапно Гарри понял несколько вещей. Он любил Францию. Он любил шардоне. И – что давно надо было признать, но смелости хватило лишь совсем недавно – он любил Драко Малфоя. А всё вместе – Францию, шардоне и Драко – Гарри любил искренне и всей душой. Вилла Малфоев нависала над лазурным морем, прижавшись к скале так, как Драко к Поттеру во сне: будто стараясь прорасти. Гарри сидел на толстых мраморных перилах, смотрел на бирюзовые волны, грызущие каменное подножие, и на чаек, перекликающихся в небе, иногда прихлёбывал вино из бокала и нежился в лучах утреннего солнца. Конечно, не каждое утро Гарри начинал с вина, но это утро было необычным: всю ночь родственники и друзья, собравшиеся здесь, во Франции, праздновали награждение Поттера и Малфоя-младшего орденами Мерлина, хотя само эпическое кормление Тёмного Лорда, приведшее к его смерти, произошло около месяца тому назад. Всё дело в том, что министр, после падения Лорда вспомнивший о репутации Малфоев, ни в какую не хотел награждать Драко орденом, а Люциус Малфой, почуявший выгоду, как хищник кровь, всячески добивался заслуженной сыном награды. Для этого он даже подключил Риту Скитер, с которой никто в здравом уме и твёрдой памяти не хотел связываться. Рита, вероятно, поражённая количеством нулей в собственном гонораре, так расстаралась, что маги по всему миру вышли на демонстрации и таки заставили признать Драко героем наравне с Гарри Поттером. Праздник угас лишь под утро. Драко, перебрав вина и впечатлений, давно спал сном праведника в их общей постели, выпросив на ночь дюжину горячих и крепких поцелуев. Гарри же, наоборот, не спалось: слишком много впечатлений всегда лишали его сна, а море, покорившее с первого лёгкого бриза, манило к себе. Поэтому Гарри и встречал рассвет так: допивая вино и слушая чаек. Кроме того, его мучил один вопрос, который он так и не решился задать ни одному из Малфоев. Почему то родовое очарование, которое ощущают все маги и магглы без исключения, не действует на него? Гарри перебрал уже сотню гипотез, но пока ни одна из них не удовлетворяла его. Да, навешать лапшу на уши какому-то чересчур любопытному они годились, но точного ответа не давали. Конечно, был вариант, что никаким очарованием тут и не пахло – выдохлось за столько поколений, но в это верилось ещё меньше, ведь весь праздник – с вечера и до утра – Гарри чувствовал себя цербером, стерегущим философский камень: на его Драко посягали и мужчины, и женщины. Да, Поттер ревновал, отгонял особо ретивых, кто не просто вился рядом, а и старался пощупать Малфоя-очаровашку, но понимал, что нечто такое – загадочное – всё-таки есть. – Я смотрю, мистер Поттер, вам не спится?! – Люциус Малфой недобро покосился на вино, а потом вскинул острый, точно бритвенный, взгляд на Гарри. Гарри сглотнул. Да, Люциус дал добро на отношения единственного сына с приблудой-полукровкой, но это был сугубо политический ход – сам же Поттер патриарху Малфоев не нравился. И наверняка тот решил стать для своего будущего зятя злым и придирчивым свёкром. – Не спится, – тихо ответил Гарри, понемногу сползая с перил и собираясь дать стрекача под тёплое крылышко Драко. Тёмная стенка – не такое завораживающее зрелище, как море, но в постели он вряд ли встретит Люциуса. – Я думал… – Похвальное занятие. Когда Люциус так говорил, Гарри сразу вспоминал Снейпа – вот уж видно, что друзья: набор ехидных ответов совершенно одинаков. – И о чём же вы настолько задумались, что даже не вспомнили о сне? – Малфой прищурился, но встал как-то так, что перегородил собой выход с балкона. Особой злости во всём облике Люциуса Гарри не заметил, а потому, кусая губы, сказал: – Если я у вас кое-что спрошу, мистер Малфой, вы мне ответите? – Как же я могу не ответить, если мне задаёт вопросы сам Гарри Поттер, Золотой Мальчик магического мира?! – Люциус совсем беззлобно хмыкнул и встал рядом, всем видом показывая, насколько он любит и этот ветер в лицо, и перешёптывание волн, и острый запах морской соли. – Ну, предположим, вашего сына обозвали ещё похлеще, но вы почему-то не язвите! – буркнул Гарри, бочком пробираясь к выходу с балкона. Спрашивать о родовом даре расхотелось. – Ладно, чего уж там, слушаю вас. Если я знаю ответ, то скажу. Люциус подтянулся и уселся на перила так, как до этого сидел Поттер. Услышав вопрос, он долго тёр подбородок пальцами, хмыкал и вскидывал брови, но вынужден был признаться, что ответа не знает. *** Драко с трудом оторвал голову от подушки – и то лишь потому, что рядом не было Гарри. А поскольку на вилле пребывало много народу, то Драко беспокоился, чтобы никто не посягнул на его «собственность». Обыскав весь дом, от крыши до самых подвалов, он уже был готов поднять тревогу, как заметил, что из-под двери отцовского кабинета пробивается тонкая полоска света. Драко метнулся туда – нелюбовь собственного отца к Гарри была очевидной. Но за дверью не было убитых и расчленённых Поттеров, как и проклятых Люциусов Малфоев. Гарри и Малфой-старший, мирно переговариваясь, листали семейные хроники. Заметив на пороге Драко, Гарри расплылся в широкой улыбке: – А мы с Люциусом выяснили, почему на меня ваш родовой дар не действует. – С Люциусом? – Драко поковырял в ухе – в самом деле, мерещится же такое? – С Люциусом, – повторил Гарри, непонимающе глядя на него. – Мы почти все хроники перерыли… – Не преувеличивайте, Гарри, мы перебрали их всего лишь за последние десять поколений… – Гарри? – Драко чуть не сел мимо стула. – Мне это снится? – Ну, если ты ходишь во сне… – хихикнул Поттер. Люциус зашелестел страницей и что-то пробормотал. – Так что ты мне собирался рассказать? Гарри подошёл ближе, крепко обнял, совершенно не стесняясь копающегося в талмуде Люциуса, и шепнул: – На меня не действует твой дар, потому что ты любишь меня! Этот ваш Ангелиус Малфой написал, что любовь не может доставаться легко: очаровал и живи счастливо. За любовь нужно бороться… – Да? Несправедливо как-то получается. Я тебя люблю, и ты об этом знаешь. Будешь пользоваться. Вертеть мною, как захочешь… – Драко, ты чего? Ты правда думаешь, что я бы терпел тебя в доме, готовил тебе еду и пустил к себе в постель, если бы не любил? – Гарри сжал пискнувшего Драко и, косясь на многозначительно кашляющего Люциуса, чмокнул в щёку. – Но наследниками меня обеспечьте! – сварливо отозвался старший Малфой, и Драко, счастливый до одури, картинно закатил глаза. Гарри смеялся, уткнувшись лицом в его рубашку. Как никогда чувствовалось, что война осталась где-то позади. Впереди маячили только светлые дни. Аминь.