Безупречен и очень опасен

Пока Гарри и Драко мирно жили в коттедже, они и понятия не имели, что происходило в это время в магическом мире. Младший Малфой не ошибся ни на гран, когда предположил, что сам Лорд Волдеморт неровно дышит в его сторону. Да ещё и как! Впервые за свою вновь начавшуюся жизнь предводитель Тёмных чувствовал такой душевный подъём: он оказался неожиданно и страстно влюблён в хорошенького, чистокровного и родовитого, но мальчишку. Начиная игру по доведению Нарциссы и безэмоционального Люциуса до белого каления в качестве профилактики, Волдеморт доигрался до того, что просто не видел жизни и трона без младшего Малфоя. Как же он предвкушал капитуляцию Драко! Ещё в рейде он не мог сосредоточиться на пытках магглов – вспоминал, как свежа молочная кожа Малфоя, как соблазнительны уста и чист аромат невинного тела. Неудивительно, что, вернувшись обратно в мэнор, как только позволили обстоятельства, он тут же велел позвать Драко, но досталась ему лишь измятая записка с совершенно бредовым текстом. Волдеморт, угостив Люциуса, из дрожащих рук которого и получил весть о Драко, парочкой воспитательных чар, развил бурную деятельность по поиску будущего любовника. Пожиратели забыли о карательных экспедициях и договорах с магическими расами – вместо этого они методично посещали всех возможных друзей Драко. Но младший Малфой провалился как сквозь землю. Лорд Волдеморт пребывал в неутолённом любовном томлении, а оно, как известно, не предполагает рассудительности. Старая гвардия давно забаррикадировалась в своих особняках и только снабжала Лорда донесениями через камин или совиной почтой. А Волдеморт не мог спать, есть и пытать – все его мысли вертелись вокруг блондина, на котором сошёлся клином не только Свет, но и Тьма. И, наверное, он сильно проредил бы ряды своих слуг, если бы не закономерное, но всё же достаточно случайное стечение обстоятельств. Как ни старался Кингсли Бруствер, а его авроры так и не смогли найти ни Гарри Поттера, ни его тело, сколько бы они ни перелопачивали дом Дурслей и какими поисковыми артефактами ни пользовались. Вернон Дурсль и его семейство оказались на редкость бесполезны и бестолковы. Старшие не могли даже припомнить имени временного постояльца, да и от страха путались во всём остальном вроде роста, цвета глаз или особых привычек, а младший – тот вообще с какого-то перепугу ляпнул, что своего гостя кузен называл Драконом. Кингсли знал точно: Дракон или Драко, который подошёл бы под описание и был примерно нужного возраста, в магическом мире лишь один. И другом Поттера его мог назвать только глубоко наивный человек. Так что Бруствер отмахнулся от осторожного блеяния младшего Дурсля. «Дезинформация!» – сказал он и через минуту забыл о Дадли. Помощи от невыразимца было ещё меньше – его артефакты постоянно давали какие-то сбои, указывая то на тайник под полом, где мирно плесневели остатки снеди, то на кучки дерьма в кустах у дома, заставляя авроров изрядно попотеть, бегая, впрочем, совершенно напрасно. Но если бы Кингсли знал, что невыразимцы настолько расслабились, что не блюдут секретность, то он ещё десять раз подумал бы, не подсказать ли министру, как уменьшить расходы путём урезания бюджета Отделу Тайн. Увы, у невыразимцев были точно такие же панибратские отношения, как и во всём остальном Министерстве. Выслушав от Бруствера искренние заверения в своей полной профнепригодности, Станислав Берк отправился заливать горе в известный лондонский паб «Весёлый тролль». Обычно сама обстановка паба вытравляла из него горести получше здешнего фирменного пойла, но не в этот раз. Глядя из своего угла на веселящихся волшебников, лихо отплясывающих рил на нескольких совмещённых столах и громко топочущих башмаками, он впадал в уныние всё больше и больше. «Вот что за жизнь?» – думал он, опрокидывая в себя стопку алкоголя необъяснимого происхождения. – «А раньше… Раньше невыразимцы были реальной силой – шутка ли, все тайны магов и магглов стекались в отдел! Министр прерывал речь, чтобы послушать доклад невыразимцев. А сейчас? Зарплата чуть больше, чем у рядового аврора, льгот нет… Кредита на выпивку в этом захудалом баре – и того нет!» Берк горестно вздохнул, потухшим взглядом скользнул по обнажённым ногам одной из танцовщиц, в запале забывшей о приличиях и задравшей мантию чуть ли не до талии, и снова налил себе ещё выпить. Обычно такие крепкие напитки он не пил, предпочитая эль, который позволял посидеть подольше и поговорить, но после выговора Кингсли, не испытывающего должного пиетета перед невыразимцем, душа требовала «тяжёлой артиллерии». Берк уже дошёл до той кондиции, когда нужно либо уходить, либо искать место для ночлега. И надо же было такому случиться, что в это самое время в паб ввалился не кто иной, как Августус Руквуд, старый сослуживец Станислава. Станислав Берк, как и многие невыразимцы, считал себя аполитичным и толерантным человеком, а посему, хорошо подогретый адским напитком, который продавался в этом пабе в фирменных бутылках из-под огневиски, встретил Руквуда воплем: «Август, дружище!» – вместо необходимых по правилам Инкарцеро или Ступефай. Ибо правила писаны для всех, а невыразимцы были немного выше всех. Кое-кто из особ правильных и законопослушных, несомненно, осудил бы Берка, но, как уже говорилось, у невыразимцев был такой же бардак, как и во всём Министерстве. А Берку Руквуд запомнился отличным, своим в доску парнем, который частенько угощал выпивкой, ссужал деньгами и не кичился своей чистокровной породой. Руквуд, как бывший сотрудник Отдела Тайн, но ещё старой закалки, едва припоминал коллегу, пьяного в хлам, однако сел рядом, угостился подозрительной выпивкой – от огневиски в ней была только бутылка – и принялся слушать о тяжёлой жизни Станислава Берка. Тяжёлая жизнь, как нить в цветном платке цыганки, тесно переплеталась и со скверным характером Бруствера, и с излишней подозрительностью министра, и, конечно же, с поисками самого нужного мальчика во Вселенной. Берк и мысли не допустил, что его язык чересчур долог, а ум... По крайней мере, не столь блестящ, как ему бы этого хотелось. Руквуд, который после возрождения Лорда был немного не в чести, навострил свой и до этого неслабый слух – как влюблённая школьница не может пройти спокойно мимо объекта своей влюблённости, так и Волдеморт подбирался и цепенел, стоило упомянуть Поттера в разговоре. Берк, сквозь алкогольный угар почувствовавший интерес своего слушателя, стал разливаться соловьём. И выболтал не только подробности пропажи, поиска и краха поисков, но шепнул по секрету о таинственном друге, который, по словам магглов, посещал Гарри перед его исчезновением. Руквуд никак не ожидал, что в навозной куче, которую олицетворял грязный паб, он отыщет такой бриллиант. Вовремя высказанные вопросы, вовремя подлитая выпивка, вовремя принесённое жаркое сделали своё нехитрое дело – окончательно расположили Берка к хитрюге Августусу. И Станислав, вытирая с глаз слёзы умиления, добавил ко всей истории описание и предполагаемое прозвище поттеровского друга. Руквуд сидел, огорошенный внезапно свалившимся на него счастьем. Уж он-то не отличался аполитичностью, плохой памятью и отсутствием аналитического ума. О Лорде Волдеморте говорили разное, но никто и никогда не сомневался, что у него есть один неоспоримый талант – он умел подбирать отличные кадры. Пока Берк хлебал самогон, закусывая его солёной слезой по бедной своей судьбинушке, хитрый Руквуд уже подсчитывал дивиденды, которые он получит, когда придёт отчитываться начальству. Дивиденды, надо сказать, он получил ещё и сверху: Лорд Волдеморт – не иначе как от радости – так приложил его Круциатусом, что Руквуд несколько дней не поднимался с постели. Но потом, конечно, Августус был вознаграждён: провозглашён лучшим работником организации «Пожиратели Смерти» и обнят лично Тёмным Лордом. *** А Гарри Поттер со вздохом достал из тайника новую порцию быстро растворяющихся в пространстве маггловских денег, потом разбудил Драко, накормил его завтраком и повёл в ближайший госпиталь знакомиться с маггловской медициной и с процедурой создания рентген-снимка. Малфой, с трудом проснувшийся в невообразимую рань, по дороге в госпиталь был весел и готов на эксперименты, несмотря на занудный дождь. Однако стоило ему переступить порог госпиталя, увидеть одного пациента на костылях, вдохнуть тот неповторимый аромат химикатов, витающий в больничном воздухе, как Драко побелел, и тащить его к нужному кабинету Поттеру пришлось на себе. Чем ближе становилась заветная дверь, тем больше Драко ввергался в пучину собственных страхов. Неизведанные животные, состоящие наполовину из непонятных механизмов, выпускающих в воздух струи пара и сверкающие алыми глазами-лампочками, только и ждали, чтобы вцепиться и оторвать сломанную руку по самое плечо. В общем, Драко никто бы не отказал в отсутствии фантазии. Порог Малфой переступить не смог – его перенесли Гарри и дюжий молодец-санитар, который решил, что Драко свежетравмированный и находится в шоке. Малфой стонал, Малфой просил Гарри о помиловании, Малфой дикими глазами оглядел кабинет… И стонать перестал. На камеру пыток со зверями, которые должны растерзать малфоевскую плоть, рентген-кабинет не походил. В нём даже лампочки не горели. Доктор, чем-то похожий на Артура Уизли, долго разглядывал чёрную картинку с белесыми полосами, наконец ткнул в еле заметный серый зигзаг указкой, напоминающей волшебную палочку, и сообщил, что перелома нет, а есть лишь маленькая трещина. Драко вышел из госпиталя счастливым: в руках он держал снимки строения собственной руки, которыми намеревался украсить стены своей спальни в мэноре, обязательно внеся их в перечень родового достояния. Гарри же на последние деньги накупил гипсовых повязок – день обещал стать нетривиальным: Поттер понятия не имел, как накладывать гипс, чтобы он имел правдоподобный вид, но при надобности снимался. *** И в то время как Драко учился жить с загипсованной рукой, с непредсказуемым Поттером и без применения магии, слуги Лорда Волдеморта рыскали по Литтл-Уингингу, пытаясь поймать магглов с ценной информацией в немагических мозгах. Магглов не поймали, зато приволокли старую кошатницу миссис Фигг. А она много чего видела: и Драко, карабкающегося на дерево, чтобы заглянуть в спальню Гарри, и двух парней, сидящих в кустах и подглядывающих за аврорами. К ней даже никто не применял Пыточных – старушка свято верила, что помогает информацией Дамблдору. Лорд Волдеморт бушевал так, что даже позабыл лишить жизни бедную кошатницу. Он громил комнату за комнатой в особняке Малфоев, при любом удобном моменте применял Непростительные к портретам и терзался, обуреваемый жгучей ревностью. Ему, тёмному гению, предпочесть сопливого мальчишку? К тому же с плохим зрением и не самой лучшей родословной? Кое-как успокоившись, Лорд вызвал всех своих Пожирателей, долго и пламенно вещал, чтобы проорать один-единственный приказ: – Найти! И искали. Видит Мерлин – искали так, как не искали ничего и никогда… *** Драко выбрался из постели, в кои веки умудрившись проснуться раньше Поттера. Тот ещё сопел в комковатую подушку, изогнувшись под невообразимым углом. В такой поттеровской позе был виноват Малфой, который во сне наваливался всем телом, как будто пытался влезть в обожаемого Гарри и спать внутри него. Малфой горестно вздохнул, словно и не только что проснулся, нашарил под кроватью тапочки – не глядя, чьи они – и пошлёпал в ванную. В ближайших планах было довести омлет до съедобного состояния. На овсянку он пока и не замахивался. Блеснуть навыками и приложить зельеварческий талант к кулинарии не удалось: пока Драко плескался в ванной, укладывал волосы и подпиливал цепляющийся ноготь, Поттер успел проснуться, умыться на кухне и быстро сварганить завтрак. К тому времени как благоухающий Малфой материализовался на кухне, Гарри справился с половиной своей порции. Драко, конечно, сделал обиженное лицо, но быстро утешился маленьким и очень горячим поцелуем. Да, день обещал стать отличным… Малфой, зажмурившись, отпил чай и улыбнулся. Улыбка на его лице застыла – в дверь настойчиво позвонили. – О Мерлин, только не снова… – Поттер обтёр руки полотенцем и пошёл открывать. К несчастью, свой характер хозяйка коттеджа позаимствовала у английских бульдогов: уж если она во что-то вцеплялась, то оторвать её не представлялось никакой возможности. А яблоки, самые лучшие, наливные и спелые, так и остались на макушке дерева, всем своим видом дразня старушечью жадность. Вернулся Гарри не один – хозяйка семенила за ним, зло зыркая по сторонам и поджав и без того не пухлые губы. Но, заметив Драко, который так и таскал на себе гипсовый муляж, она утёрла невесть откуда взявшимся платком непролитую слезу и, трагично заламывая пальцы, принялась причитать и каяться в каких-то своих прегрешениях, сути которых не понял ни Гарри, сжимающий кулаки, ни Драко, недоумённо хлопающий глазами. А потом, на самом напряжённом месте старухиного монолога, парни переглянулись – им в головы, по-видимому, пришло одно и то же. Драко к дереву даже не подошёл: он пил чай с хозяйкой коттеджа, иногда ойкая и всячески демонстрируя своё временное увечье. Старуха тут же принималась причитать, порхать вокруг пострадавшего, но надолго её не хватало. И она снова принималась читать лекции о растениеводстве или пересказывать сюжет длинного, практически бесконечного сериала. Драко кивал, словно он и не живой человек, а игрушка, которую только стоит лишь тронуть, и она будет мотать головой до самой ночи. С чаем Малфой старался не усердствовать: Гарри, улучив момент, прошептал суть его задания – не давать жадной хозяйке подходить к окну, за которым Гарри заканчивал сбор яблок без помощи стремянки. Если бы Драко мог, он с удовольствием бы поменялся работой: от широкой улыбки мышцы щёк сводило судорогой, от трескотни надоедливой женщины болела голова, а от чая наливался неприятной тяжестью низ живота. Малфой старался не представлять, как Гарри рассекает на метле с жестяным ведром перед собой и рвёт яблоки. А тонкий голосок беспокойства зудел безостановочно, что район маггловский, и поттеровские виражи мог кто-нибудь заметить, если не запечатлеть на фото. Гарри вернулся быстро – быстрее, чем сдался мочевой пузырь Драко под натиском беспощадного чая, втащил на крыльцо полдюжины заполненных ящиков и, отказываясь от всех предложений, потащил Малфоя домой. Драко и сам был рад поскорее распрощаться с опостылевшим чаепитием, но тревога не унималась. Он крутил головой по сторонам, ожидая в любой момент вываливших из-за куста репортёров. Однако округа будто вымерла: часть соседей отправилась в отпуск, часть спасалась от летней жары в домах с кондиционерами. И лишь однажды Драко показалось, что за ними кто-то следит: всколыхнулась живая изгородь, и что-то в её глубине блеснуло серебром. Но когда Малфой решился посмотреть поближе, ничего, кроме аккуратно подстриженного тиса, он не нашёл. Напряжение так и не отпускало Драко: он был уверен, что ему не показалось. Но почему тогда никто не стучится в их дверь? Не разносит её Бомбардой? Не вылезает из камина? Драко извёлся: он напридумывал таких ужасов, что уже был готов собрать вещи – свои и Гарри – и убраться из этого городишки куда-то подальше. Крамольная мысль утверждала, что и в Азкабане им было бы лучше. Поттер чувствовал, что обстановка в доме накаляется, но, как обычно, не расспрашивал – заводил разговоры о школе, делал наконец летнее задание, выспрашивая у Драко его ответы и сравнивая их со своими, и не замолкал ни на минуту. И вот так, просто в разговоре, выболтал рецепт своих вкуснейших оладий. Не сказать, что тактика была новой и очень уж действенной, но Драко перестал озираться по сторонам с затравленным видом и вздрагивать от каждого стука за окном. Но заснуть Малфой так и не смог. Редкий случай, когда порция поцелуев, снятие напряжения в ванной и мерное дыхание Поттера не унесли его в царство Морфея с феерической скоростью. Драко обнимал Гарри, чувствовал, как под ладонью размеренно бьётся чужое сердце, но так и продолжал смотреть в тёмную стену, не смыкая глаз. Конечно, Малфой закрывал глаза и натужно представлял горку листьев мандрагоры, которые по одному взмывали в воздух и, кружась, сами падали в булькающий котёл. Но вместо того, чтобы почувствовать сонливость из-за монотонно повторяющейся картинки, Драко встрепенулся: а не много ли он их бросил в Антиожоговую мазь? Он старался думать о чём-то другом: о полевых мышах, входящих гуськом в одну норку, о перепрыгивающих бревно кентаврах, но не спалось, и всё тут! Когда вместо темноты комнату стал заполнять мутная серость надвигающегося раннего утра, Драко сдался и поднялся с постели. Может, удастся отвлечься с помощью кулинарии? С зельеварением обычно получалось. *** Никто бы не поручился, что, знай Малфой все события дня предыдущего, он спал бы крепче. Скорее всего, было бы с точностью наоборот. Собственно говоря, ему не зря привиделся блеск в тисовой ограде: кое-кто там действительно был. Крыса с серебряной лапкой перебегала от укрытия к укрытию и наблюдала, в какую дверь войдут Гарри и Драко. Из-за толстых стволов живой изгороди видно было плохо, и крыса превратилась в человека с серебряной рукой. Всего на несколько минут, но и этого хватило, чтобы Драко обнаружил что-то неладное. Но главное человек-крыса уже увидел, поэтому, заметив внимание Малфоя к своему убежищу, снова вернулся в шкурку малоприметного зверька и исчез в траве. Насколько Драко переживал, настолько радовался Лорд Волдеморт принесенным вестям. И охранной магии нет, и авроры поблизости не вертятся, и два важных для него, самого грозного тёмного волшебника столетия, человека находятся вместе: иди и бери их тёпленькими. От переполнявшего его чувства триумфа Лорд Волдеморт так и не сомкнул глаз: он планировал. А утром, едва откушав специально приготовленный завтрак и запив его поддерживающим новообретённое тело зельем, он шагнул в камин, останавливая своих последователей властным: – Я сам! Кое-кто из Пожирателей резонно заметил, что такое он уже видел – прямо дежавю какое-то! *** До пробуждения Гарри Драко не бездельничал: умылся и навёл лоск на свой облик. Со всей тщательностью разложил на столе весь инвентарь, который только мог пригодиться в его нелёгком деле, и достал ту самую тетрадку, из которой черпал своё «кулинарное вдохновение». Нет, никакие рецепты вычитывать Драко не стал. Наоборот: он, тщательно припоминая мелочи, вносил все пояснения Гарри в неё. Перечитал несколько раз – вроде бы всё вспомнил. Выписал отдельно список ингредиентов и ровно по нему вынул из холодильника необходимое. Драко не знал проблем с зельеварением: его с детства учили шинковать, крошить и толочь, но – Мерлин и все его родственники! – взбивать зелья никто никогда не пытался. Для начала Драко аккуратно разбил яйца. С этим проблем не возникло – яйца грифона или гиппогрифа частенько входили в лечебные составы, и как их вводить в зелье, Драко знал и умел. А вот на взбивании всё оказалось не таким привычным – венчик не столько взбивал смесь, сколько разбрызгивал. Рукава рубашки, фартук, стол и стена – всё покрылось мелкими каплями, а тесто как переливалось из края в край миски, так и не думало густеть. Драко почесал макушку и подумал, а вдруг добавление муки спасёт всё дело? Увы, но сколько ни старался Драко, а оладьевое тесто получилось совсем жидким – может, он неправильно запомнил пропорции, а может, и мука была не та, что надо. Малфой потыкал тесто пальцем: с одной стороны – не внушало доверия такое месиво, а с другой – он-то не видел, каким было тесто у Гарри. А вдруг точно таким же? Будить Гарри, чтобы он помог? Драко глянул на кухонные часы с петухами, что задорно тикали и показывали шесть утра. Да, Поттер не будет рад такой ранней побудке. И удовольствия от сюрприза не получится. А ему, Малфою, так хотелось доказать свою любовь вкусным завтраком! Действуя на свой страх и риск, Драко уверенно поставил на плиту сковороду и налил растительное масло. И, не дожидаясь, пока сомнения доберутся до рациональной части его сознания, принялся лить тесто на сковороду, под которой жарко полыхал огонь. Поттер, ещё протирающий заспанные глаза, казался Драко милым и совершенно очаровательным. Такого Поттера хотелось потискать, пообнимать, завалить на диван и нежно покусывать за ушко… Нет, это всё, конечно, стоило бы устроить, но для начала нужно было Гарри покормить. Драко – уже в чистой рубашке – развернул ничего не понимающего Поттера на сто восемьдесят градусов и увлёк в гостиную, где остывал их совместный завтрак. Малфой подошёл к вопросу творчески: помимо тарелок с оладьями, на журнальном столике стоял в щербатой вазочке растрёпанный букет цветов, явно сорванный с соседской клумбы, в незатейливом подсвечнике горела церковная свечка, а шторы были плотно задёрнуты. Вся обстановка скорее напоминала ужин с романтической окраской, а не завтрак, но Драко решил, что при свече меньше будет видно, что с оладьями он сильно напортачил. Поскольку свечка давала совсем мало света, а других не было, Малфой с горем пополам разжёг камин. Поттер долго смотрел на накрытый столик, на свечечку и букет, но безропотно позволил себя усадить и поднести поближе, совсем как королевской особе, тарелку с оладьями. Всё ещё ошарашенный, Гарри протянул руку, чтобы взять с тарелки, которую продолжал держать Драко, нечто, по форме напоминающее оладушек, но из-за закопченного вида вряд ли им являющееся, и с видом мученика потянул в рот. Берёг ли Мерлин своих послушных сыновей, или же это было всего лишь странное стечение обстоятельств, но едва теплящийся камин внезапно полыхнул пламенем. Огонь тут же изменил свой цвет на изумрудный. И на коврик с надписью «Home, sweet home» ступил некто с весьма экзотической внешностью. Предположительно оладушек застыл на полпути ко рту Поттера. Но, прежде чем Гарри успел возмутиться вторжением – наслать на нежданного гостя «Ступефай» ему не удалось бы в любом случае, потому что палочка так и обитала на дне его сундука – ему в лоб, как раз между раскинувшихся изящными дугами бровей, вонзилось заклятие. Поттера отбросило ударной волной, его голова запрокинулась, и сам он сполз ниже на диван в глубоком обмороке. Надо отдать должное его навыкам ловца – малфоевский кулинарный «шедевр» он из рук не выпустил. Лорд Волдеморт удовлетворённо глянул на бессознательного подростка, пообещав себе мучить его долго – на глазах у Драко, но чуточку попозже, и повернулся к застывшему предмету своего обожания. – Вот мы и встретились, Драко! – торжественно прошипел Лорд, брезгливо осматриваясь. Он, конечно, забыл, что ему-то самому принадлежит отнюдь не Малфой-мэнор, а так – персональная халупа где-то в Литтл-Хэнгтоне. И в отличие от скромного, но чистого коттеджа обветшалый особняк буквально погряз в мусоре и хламе. – Здрасьте! – Малфой кивнул, стараясь спрятаться за тарелкой с оладьями. – Вот, значит, как? – рассердился Тёмный Лорд, заученным движением отбрасывая назад полу своей мантии. – Пригрелся под боком у Поттера и мало того, что ютишься в этой маггловской лачуге, так ещё, как примерная жёнушка, подаёшь ему завтрак! Почему же не в постель? – Там неудобно – сироп на простыню капает, – проблеял Драко, зажмуриваясь изо всех сил. Тарелка в его руках ходила ходуном. Он уже в мыслях прощался с Гарри, потом с жизнью и под конец осчастливил прощанием родителей и крёстного. Но изумрудный луч всё никак не летел. Малфой приоткрыл один глаз. – Да ты должен жить в роскоши! – Лорд Волдеморт сделал стремительный рывок, одновременно падая на колени, обхватил бледными руками стройную талию Драко и принялся покрывать отрывистыми поцелуями плоский живот, целомудренно спрятанный под рубашкой. – Ложе из чистого золота! Простыни из драгоценного шёлка, шитые серебряной нитью! Не ты должен прислуживать этому мужлану – весь мир должен просить у тебя соизволения припасть к твоим ногам, чтобы целовать твои совершенные ступни! Выбери меня, и я исполню все твои желания!.. Драко стоял, будто окаменев. В то, что бормочет лобызающий его волшебник, он не вслушивался – он молил Мерлина дать ему знак, как спасти его любимого Гарри. И тут – на истерическом выкрике: «Я готов из твоих рук принять даже смертельный яд!» – Малфой очнулся, попытался выпростаться из качественного захвата, почти под нос суя свой второй, но оттого не менее болезненный провал в кулинарии. Тёмный Лорд же понял это по-своему: он выхватил тарелку с обгоревшими кляксами и руками стал заталкивать их себе в рот, почти не жуя и шамкая: – Фкушно! На третьем оладье он внезапно замер, выпучил глаза, из его раскрывшегося рта начала выпадать полупережёванная пища. И вдруг повалился лицом вниз, дёрнул на прощание левой ногой и затих. Драко молча наблюдал, как по полу катится фарфоровая тарелка, как его оладьи отлипают от неё и, оставляя жирные пятна, намертво пристают к ковру. А затем тело Лорда Волдеморта вдруг стало рассыпаться. Так, словно это была фигура из мокрого пепла, который высушил горячий ветер. Малфой прижал пальцы к губам и прошептал в шоке: – Я чуть не отравил Гарри! – и бросился к бессознательному Поттеру. А Поттер в это время пребывал в мире грёз, куда его отправило усовершенствованное Реддлом заклинание Ошеломления. И в этом мире грёз он, как обычно, играл в квиддич. Матч, вероятно, только начался: внизу, у самой травы, пронзительно свистела мадам Хуч. И вслед за свистком Гарри услышал её привычное: – Я жду от вас честной игры! Редкий случай – было солнечно и ясно. Под задницей он ощущал свою родную «Молнию», а с боков его обступали верные загонщики – братья Уизли, хитрый прищур которых обещал противнику немало неприятных минут. «С кем мы играем?» – Гарри заозирался и наконец на трибуне, где вывешивали счёт, увидел: «Слизерин – Гриффиндор». «Слизеринцы, значит!» – Гарри потёр руки. – «Ну, мы им зададим!» Команда Слизерина не заставила себя долго ждать. В небе загудело. Тяжёлый вибрирующий гул штопором врезался в уши, а мозг, казалось, дрожал вместе с ним. Гарри прикрыл глаза козырьком, вглядываясь в ясное небо, и обомлел. Вместо мётел слизеринцы прибыли на «Мессершмиттах» с эмблемами Слизерина на крыльях и хвосте. Гарри разбирался в самолётах? Вот уж точно нет! Он и название помнил, но откуда – не имел ни малейшего понятия. «Мессеры» зависли в воздухе неподвижно, давая противнику шанс запомнить их такими. Крутыми! – Опять Малфой команде подарок сделал! – пробурчал рядом Фред или Джордж. А слизеринцы призывно скалились, подняв большие пальцы, и сделали круг почёта по полю, красуясь уже перед зрителями. Трибуны взревели. За каждым самолётом, словно вымпел, в потоках воздуха гордо реял слизеринский шарф. – Это не по правилам, – прошептал Гарри и заорал во всё горло: – Это нечестно! Нечестно! Нечестно! – Конечно, нечестно, мистер Поттер! – ответили Гарри почему-то голосом Люциуса Малфоя. – Нечестно узнавать не от родного сына, что он, сбежав из дома, приютился в маггловской глуши. Что живёт там с парнем. И не просто с парнем, а со знаменитым Гарри Поттером, с которым родители ему запретили общаться ещё пять лет назад. Хотя мог бы расположиться с комфортом на семейной вилле во Франции… – ПапА!.. Гарри едва разлепил глаза, когда чьи-то нежные руки подхватили его под спину и помогли сесть ровно. Ладно Драко Малфой сидел рядом, вглядываясь в лицо, растревоженно и нервно. Ладно Люциус Малфой прогуливался по гостиной, носками лаковых туфель отфутболивая обгоревшие оладьи по-малфоевски. Но увидеть полурассыпавшееся тело Лорда Волдеморта на ковре оказалось выше его сил – Гарри истерично расхохотался. – Чем… чем ты его так? – запинаясь и икая, выдавил из себя веселящийся Поттер. Драко скорчил мину оскорблённой невинности и буркнул: – Угостил своими оладьями! – и Гарри захохотал по второму кругу, обхватив обеими руками, одна из которых была испачкана в жиру, предплечье Малфоя. – О Господи! А как же ты их готовил? – С любовью! – выкрикнул Драко, вырывая руку из поттеровского захвата и ринувшись на второй этаж, чтобы затаиться в своей комнате. Гарри провёл удаляющуюся фигуру круглыми глазами и произнёс: – Ни фига себе, сила любви!