Будни и драмы Пале-Кардиналь

С верхушек деревьев взметнулись вверх темные пятна. Хлопанье крыльев смешалось со звенящим гулом со стороны, который отдался высоким эхом и затих. Окрестности на мгновение замерли в тиши. Вдали загремело. — Ваше Сиятельство, — Мари, ожидавшая этих слов, хмуро обернулась, — Сейчас дождь пойдёт, а вы без накидки. — Тогда будь добра, принеси её. — Но как же… Молодая девушка мялась и избегала смотреть на виконта, скучающе разглядывающего открывшийся впереди серый пейзаж. — Принеси, ты успеешь до дождя, — напористо повторила девочка. — Его Превосходительство велел не оставлять вас одну. — А я одна? — маленькая графиня поджала губы и вопросительно свела брови — это была её частая привычка. Служанка едва заметно прикусила кончик языка и торопливо склонила голову. — Слушаюсь, сейчас принесу. — Мы будем в беседке, — вдруг добавил виконт. Его голос прозвучал на тон выше разговора, отчего Мари вытянулась, а девушка поспешила отвернуться и убежать. Когда она скрылась за первым поворотом тропы, Сезар опустил взгляд на девочку. — Зачем вы её отослали? Графиня смутилась, но быстро ответила. — Я хочу ещё немного пройтись. Юноша задрал голову и оценивающе поглядел на сизую тучу, повисшую прямо у них над головами. — Боюсь, пройтись получится только до ближайшего укрытия. Аллея, напоминающая редкий лес, вела от особняка епископа до большой опушки, затем к озеру, а после в пригород Люсона. Дорога, стараниями самого епископа, была облагорожена, и протяженный путь вынудил архитектора выстроить здесь несколько лет назад маленькую круглую беседку с выпуклой крышей и ангельской фигуркой в центре. Видно, это было символом невинности звучащих здесь разговоров. Виконт — на полшага впереди — привёл её сюда. Шли в молчании. В последнее мгновение на открытую шею Мари упала капля и скатилась вдоль выступающей линии позвоночника за ворот. Девочка вздрогнула и скоро забралась на высокую скамейку. Ноги её несколько дюймов не доставали до полу, но вся её маленькая фигура выражала какую-то смутную готовность и неопределенную решительность, которую графиня вот-вот собиралась преподнести. — Вы думаете, монсеньор епископ будет злиться? — С чего ему злиться? — Сезар упал на противоположную сторону, — Это не ваша вина, что пошёл дождь. — …что я прогнала служанку? Юноша бросил на неё долгий взгляд и пожал плечами. Снаружи потемнело. По крыше забарабанили капли и тонкими струйками покатились по желобам. — Это было дурно, но я не хочу, чтобы она ходила за мной по пятам, — недовольно заявила девочка, — Я не младенец. Виконт отстранённо усмехнулся. — Дурно то, что вы думаете о таких мелочах. — Мелочах, вы считаете? — В мире есть куда более скверные вещи, которые вы можете сделать. Мари непонимающе нахмурилась. Это философское расположение духа сбивало её. Вдруг Сезар оперся локтями о колени и наклонил голову в её сторону. — Вот например, если человек, к которому вы хорошо относитесь, вдруг сотворит что-нибудь дурное — сможете вы простить? — Что — дурное? — сердце маленькой графини скакнуло в груди. — Предаст вас, а потом извинится. Что вы сделаете? — Мне кажется, когда кто-то дорог, ему многое прощают, — прошептала Мари, уткнувшись взглядом в пол. Виконт долго молчал. — Глупость. Это только поначалу. Потом всё десятикратно припомнится, — он отвернулся и высунул руку на улицу. Дождь только усиливался. Громыхнуло где-то совсем сверху. Маленькая графиня вздрогнула и поежилась. Беседку продувало насквозь. Сезар скучающим взглядом скользил по мокрой листве, тропинке и выглядывающему вдалеке из-за деревьев маленькому озеру. Чем ближе была дата отъезда, тем чаще сменялось его настроение. Моменты активности, рьяных тренировок и занятий перемежались с вечерами, наполненными колкостями, молчанием и беспочвенным раздражением. — Снова на всех рычит. И чего ему не хватает? — качала головой Жаннет, вызывая на лице девочки беспокойную улыбку. Сегодня настроение юного виконта было именно таким. — Давайте пойдём обратно, — тихо предложила Мари. — Вы снова заболеете, — отстраненно протянул тот, разглядывая собственную ладонь, по внешней стороне которой сбегали крупные капли. — Вовсе нет, — графиня выпрямилась, готовая поспорить, — Теперь я уже не такая… как раньше. — И всё-таки вы заболеете. — Почему же? — Потому что вы сами в этом уверены, — философски протянул Сезар, отряхивая одну руку и вытягивая вперёд вторую, — Вам просто неловко здесь и вы хотите уйти. Мари почувствовала как внутри что-то сжалось. — Нет, я люблю дождь. Юноша на секунду повернулся, чтобы что-то ответить, но затем едва заметно махнул рукой. Повисла тишина. — Мне не неловко, — добавила девочка. Снова пауза. — Кажется, вы чего-то хотите от меня. Она быстро перевела взгляд на подножие скамьи. Сезар молчал, но молчание это было нетерпеливым. Маленькая графиня выждала несколько мгновений и перевела дыхание. Сердце стучало, как сумасшедшее, перекрывая горло и холодя грудь. Она на мгновение закрыла глаза, выдохнула и подняла взгляд. Виконт выжидательно смотрел ей прямо в глаза. — Я… — вся кровь, казалось, прилила к лицу, и потому руки захолодели, — Мне кажется, я… Её глаза почему-то заблестели. Сезар потемнел. — Вы мне… — Остановитесь, — он вдруг поднялся на ноги и хмуро передёрнул плечами, — Ещё вы со своими глупостями. Мари почувствовала жар, заливающий лицо. Её губы сжались в бутон, а карие глаза испуганно распахнулись. Виконт на мгновение полуобернулся к ней, собираясь что-то добавить, но затем отвернул голову и быстро сошёл со ступеней беседки. Его костюм в пелене воды сразу начал темнеть, но юноша не остановился и через несколько секунд скрылся на тропе, ведущей к особняку. Девочка, провожая его взглядом, вскочила в места, неловко дернулась следом, остановилась и, не сознавая, опёрлась на округлую ангельскую фигуру. Внутри, чуть ниже шеи, стало щекотно. Она моргнула, и всё скрылось за пеленой воды.

***

Сезар задумчиво следил за лиловой тучей, медленно, как слизняк, проползающей за окном. В помещении слышался шелест дождя, разбивавшегося о яркое пятно травы. Сухой костюм приятно щекотал тело, но голова казалась тяжелой и будто налитой кровью. Он поморщился. — Завтра в епископство с визитом приезжает граф де Маноду. Вы могли где-нибудь слышать это имя, — кардинал повёл бровью, намекая на едва тронутые трактаты по генеалогии, не один месяц пылящиеся в комнате виконта. Тот отвёл взгляд и смолчал. — Думаю, вам будет любопытно узнать, что граф прибудет с сыном, — епископ уловил заинтересованный блеск в глазах, — Вы сможете многое извлечь из общения с этим молодым человеком, — Сезар качнул головой, пропустив мимо ушей реплику, на которую обыкновенно среагировал бы настороженно. Ему явно рисовались приятные перспективы времяпрепровождения. От напряженной задумчивости, замеченной на лице виконта несколькими минутами ранее, не осталось и следа. — Слушаюсь, монсеньор.

***

Сезар с интересом щурил глаза, стоя на крыльце подле епископа. Изысканный графский экипаж показался на подъезде несколько мгновений назад. Двойка черных скакунов, тёмная обшивка и выпрямившийся кучер — вот всё, что ему удалось разглядеть. Непривычный выходной наряд сковывал руки и заставлял постоянно косить глаза вниз — хорошо ли сидит? Франтовство какое-то. Да ещё этот бордовый цвет! Когда экипаж подъехал к крыльцу, виконт дружелюбно оскалился. Он уже принял решение во что бы то ни стало показать себя с лучшей стороны и заручиться хорошим знакомством перед отъездом. Епископ встречал гостей не меняясь в лице. Граф де Маноду, высокий, чуть сутулый и тронутый сединой, глядел ему прямо в глаза, шелестел одеждами, улыбался и рассыпался в тонких комплиментах. — Позвольте представить вам моего сына. Виконт. Широкий в плечах, белокурый, с правильными чертами лица — юноша поклонился. — Анри де Маноду. Несколько часов спустя, после размещения и ужина, Сезар самым длинным путём провожал гостя в его покои. — Так вы воспитываетесь здесь, Сен-Пуант? — в поле зрения отца виконт демонстрировал чудеса манер. Впрочем, стоило им свернуть на лестницу, как он, не дождавшись ответа собеседника, продолжил, — Мой отец воспитывал меня при себе, чтобы я мог достойно представить род при дворе. Вы собираетесь бывать при дворе? Сезар успел пожать плечами и открыть рот. — Учитель говорил мне, что король не терпит невежества. Вы получили образование? Сезар успел замяться. — Я слышал, Люсон считался беднейшим епископством во Франции. Каково здесь, по-вашему? — Не так плохо, как… — Впрочем, не так плохо, как я думал. Епископ хорошо поработал. Думаю, он достойный человек. Сезар энергично кивнул, уже не пытаясь вставить свою реплику. — Здесь хорошие леса. Мой отец научил меня охотиться на кабана, — Маноду неожиданно замолк и внимательно на него посмотрел. Но не прошло и трёх секунд, как его по-придворному поставленная речь снова полилась ручьём, — Вы умеете? Ходили на зайцев? Или ещё на какую мелочь? Сезар поднял на него вопросительный взгляд. Виконт улыбался. — Нет, не ходил. — В самом деле? Очень жаль. Вам здесь, наверное, очень скучно. Ни охоты, ни праздников, ни женщин, — он многосмысленно повёл бровями, — Или я не прав, Сен-Пуант? Сезар кашлянул и коротко облизал пересохшие губы. — В чём-то правы. — А, стало быть праздники у вас имеются? — хохотнул гость. Юноша смутился. — Ну что же вы, Сен-Пуант, ни за что не поверю, что… Ну-ка, погодите! Сезар вздернул голову. Они уже подходили к отведенным приезжему семейству покоям. Маноду вглядывался в полутьму коридора, где мелькали несколько теней. Юноша не хотел продолжать завязавшейся темы и отвернулся к портретам на стене, надеясь потом обратить на них внимание виконта и отвлечь его. — Эй ты! — Сезар, развернувшийся к виконту спиной, дернулся. Позади послышался низкий довольный смех, — Подойди сюда, красивая. На несколько мгновений стало тихо. — Ну не бойся, я тебе. Послышались шаркающие шаги. К Маноду, склонив голову, приблизилась юная служанка. — Что вам угодно, господин? — Посмотри на меня. Она выпрямилась, стараясь смотреть чуть ниже глаз молодого приезжего. Тот причмокнул губами и скептически их скривил. — А! Я не разглядел поначалу, поди обратно. Девушка вспыхнула, коротко присела и отвернулась. — Страшненькая, верно? — громким шепотом вопросил виконт, кивая головой на удаляющуюся служанку. Та дрогнула и ускорила шаг, поспешно скрываясь в глубине коридора. Сезар проводил её хмурым взглядом, но смолчал. Темнело.

***

— А это кто? — Маноду указал рукой вправо. На следующее утро, пока граф и епископ что-то обсуждали, Сезар, находящийся со вчерашнего вечера в смутных настроениях, вызвался показать молодому гостю окрестности резиденции. Они только что вывернули с аллеи в лесную полосу. Там, за паутиной молодых деревьев, спешно двигалась в сторону входа в особняк маленькая графиня. Зачем она здесь? Сезар отвёл взгляд. — Графиня де Амальрик, воспитанница епископа. — О, та самая, чей отец свалился с лошади и умер? Граф рассказывал мне о ней. Виконт вдруг ускорил шаг, оставив нахмурившегося юношу позади, и громко воскликнул: — Мадемуазель! Сезар вскинул голову и заметил, как та вздрогнула и остановилась. Маноду с воистину придворной улыбкой на лице приблизился к девочке и раскланялся. — Прошу простить великодушно, но в такой неформальной обстановке я дерзну представиться без посредников. Виконт де Маноду. Мари на мгновение оторопела от неожиданности. — Графиня де… — Наслышан, наслышан, очень приятно. Графиня робко протянула ему руку, но виконт проигнорировал этот жест и, продолжая улыбаться, снова заголосил: — Это правда, что ваш отец, — виконт полуобернулся на Сезара, взглядом приглашая его присоединиться к забаве, — не оставил вам в приданое ничего, кроме долгов? Девочка, ещё пытавшаяся до того сохранить на лице приветливую улыбку, неосознанно отодвинулась от него. Глаза её широко распахнулись, а подбородок напрягся. Маноду воспринял это как ответ. — Как прискорбно! Не подумайте, мне искренне жаль вас. Сезар, стоявший несколько в отдалении, поднял голову и стал прислушиваться к диалогу. Тяжесть в его груди, появившаяся при виде смутившейся их появлением графини, стала почему-то нарастать. Он повёл плечами. Слащавый тон, которым гость приправлял свои реплики, сквозил неприкрытым издевательством. Ему снова стало от себя неприятно. Мари нахмурила брови и вздернула голову. — Я не нуждаюсь в вашей… — Как несправедливо устроен мир, — виконт быстро перебил её, — С такой судьбой и таким характером вы, конечно, могли бы быть и покраси… — Прекратите! — Вы что-то сказали, Сен-Пуант? — Маноду вскинул брови и обернулся. — Я сказал, прекратите её унижать, — юноша вжалил в него взгляд, — Это нисколько не забавно. Это бесчестно. — Сен-Пуант! Что вам о чести? — Маноду выпрямился. Вся его массивная фигура выражала немой вопрос, — Разыгрываете благородство? Или… — он весьма умело изобразил озарение, — О, я мог догадаться! Быть может вы влюблены в этого гадкого утёнка, Сен-Пуант? — говоря последние слова, виконт обернулся к графине и послал ей многозначительную и по-прежнему безмерно любезную улыбку. Девочка поджала губы и вытянулась, с чуть подрагивающих её губ вновь готов был сорваться ответ. Сезар, туго дыша, приблизился к виконту со спины. Заслышав шаги, тот резво повернулся. Кулак прилетел ему под челюсть. От неожиданности Маноду отступил на шаг, но устоял. Сезар, не разжимая кулаков, замер и глядел на него исподлобья, краем глаза видя прижатые к лицу руки Мари. — Возьми свои слова назад. Маноду выпрямился и повел головой. Юноша отчетливо услышал хруст его шеи. В следующую секунду грудь сдавило и сырая колючая трава забралась под ворот. Всё смешалось. Послышался короткий визг и пятно синего платья исчезло из поля зрения. Он сморгнул. Дышать было тяжело. Маноду скривился и вытер подошву сапога о траву. Сезар кашлянул и подтянул к себе локти, чтобы подняться. Ладонь его нащупала холодную рукоять шпаги. Рывок. Лезвие выскочило наружу. Он попытался нормально вдохнуть и подняться на ноги. Давит. Кружится. — Ты. Короткий удар ногой снова повалил его на землю. В голове зазвенело, но картинка неожиданно стала отчетливей. Лицо виконта приблизилось. Сезар выбросил руку, вскользь полоснув того по ноге. Послышался лязг. В упавшей наземь руке хрустнул клинок. Маноду пнул обломок носком сапога и вытянул к нему руку со шпагой. Её кончик застыл в двух жалких дюймах от открытой шеи Сезара. — Виконт де Сен-Пуант. Сам приписал себе титул? Юноша рванулся в сторону, но острие мгновенно настигло его, едва ощутимо коснувшись разгоряченной кожи. — Я такой же дворянин, как и ты. — Ты — дворянин? Я дворянин. А ты, — он бросил короткий взгляд в сторону и скривил губы в улыбке, которая испортила его красивое лицо, — обезьянка епископа. — Закрой рот. Кончик шпаги неожиданно взметнулся и чиркнул Сезара по лбу. Тот по инерции откинулся назад и в то же мгновение почувствовал жар, приливающий к голове. В основание шеи ткнулось острие. — Не в твоем положении указывать мне, цыган. Сезар отвел глаза от лезвия и бросил на него потемневший взгляд. По его лбу медленно сползла горячая капля и нырнула в черноту волос. — Один ублюдок до четырнадцати лет крал кур, попался, а проезжавший мимо епископ пожалел его и вытащил из петли. Трогательная история, верно? — виконт дернул подбородком и вопросительно повел бровями, — Я её слышал недавно, — его светлые глаза отсвечивали какой-то мертвенной прозрачностью. — Не тебе знать… — юноша тяжело сглотнул и вжался в землю, почувствовав как Маноду едва уловимо надавил на клинок, — тепличное растение. Виконт дернулся, покраснел и на виске у него набухла зеленая вена. Рука мелко задрожала, а пальцы до побеления вцепились в рукоять шпаги. — Сукин… — Немедленно прекратить. Сухой голос неожиданно раздавшийся со стороны заставил обоих вздрогнуть. Епископ, бесстрастный как привидение, смотрел мимо плеча Маноду. — Опустите шпагу, виконт, — он выждал несколько мгновений и требовательно вскинул взгляд. Тот натужно выдохнул, отвел глаза в сторону и медленно убрал руку. — Идите за мной. Оба.

***

Когда за спиной Маноду захлопнулась дверь, епископ перевёл тяжелый взгляд на Сезара. Тот выпрямился и поднял глаза. Такие бывают у дикого животного, с мига на миг ожидающего нападения и готового обороняться. — Что вы можете мне сказать? — Не я начал. Юноша старался держать лицо. — Хотите сказать, виконт напал на вас? Повисла пауза. — Нет. — Стало быть, это вы его спровоцировали. Ваш характер… — Это не так! — Сезар шумно выдохнул и открыл рот, чтобы продолжить. Но Ришелье перебил его. — Виконт де Маноду — представитель древней дворянской фамилии, в которой принято решать вопросы головой, — епископ многозначительно указал себе на лоб, — а не кулаками. — Значит, он — исключение, — внутреннее напряжение виконта, казалось, так и искрило в каждом слове. — Никакой дворянин не станет хвататься за… — А кто я? — юноша, готовый взорваться, уцепился за уже слышанное слово, — По-вашему, я — не дворянин? — в его глазах мелькнула злость. — Вы повели себя недостойно вашего титула. — Он оскорбил её! — Кого? — Её!.. графиню, — Сезар вдруг затих и нахмурился. Епископ сделал шаг в сторону. Тон его потяжелел. — Мадемуазель де Амальрик прибежала ко мне в истерике. Как вам хватило совести драться у нее на глазах? Нет ответа. Ришелье обернулся. Виконт не моргая глядел на стену. Мужчина вздохнул. — И вы ударили его за это? Кивок. Пауза. — Он избалованный осёл и задира. Усмешка покрыла худое лицо епископа сетью крохотных морщин. Ну это уже по-детски. — Не вы ли искали его благосклонности? — Я был глуп, — он все ещё не отрывал взгляда от противоположной стены. — Стало быть, сейчас вы умны? — Достаточно, чтобы понимать свою ошибку, — снова пауза, — монсеньор. Крест начавшей запекаться крови на лбу виконта заморщинился. Ришелье отвернулся, выждал несколько секунд и чуть заметно мотнул головой. — Идите к себе. Надеюсь, вы понимаете, что вам грозит, если мне не удастся уладить это недоразумение. — Недоразу..?! — он осёкся, — Слушаюсь, монсеньор.

***

Сезар с размаху пнул крупный валяющийся камень и упал на траву у бережка. Тот отлетел на добрых четыре фута и с гулким звуком плюхнулся в воду. В голове гудели последние слова Маноду. Сезар невидяще глядел на сероватую муть пруда. Грудь и плечо ныли, предательски напоминая о недавнем унижении. Даже монсеньор не на его стороне. «Ты — дворянин? Я дворянин» — «Вы повели себя недостойно вашего титула». Фразы пульсировали в его голове, сменяя одна другую. Лицо юноши неосознанно кривилось, изображая всю гамму эмоций от неприятия до презрения и даже секундного отчаяния. Какой позор! На что можно годиться, если каждый болван выше ростом способен прибить его? Он бросил взгляд на своё отражение. Заслуги предков? Деньги? Красивое лицо? Что нужно, чтобы его уважали? Или всё решает сила? Ответ всплыл в голове сам по себе — ну конечно, сила. И власть. А власть — это заслуги, деньги и лицо вместе взятые. И, возможно, немного изворотливости. Не может же быть, чтобы всё это давалось по праву рождения, чтобы от него ничего не зависело? Но епископ… Он смог стать всем из ничего. И всё это так просто разрушить. Построенную годами и тяжелым трудом карьеру сбивают вместе с фундаментом одним движением руки. Уважение, достоинство, славу, заслуженные поступками и кровью, растирают в пыль парой жалких грязных слухов. Доверие и чувство давят на корню. Мир великих так непостоянен. Ему там нет места. Сезар перевёл взгляд вдаль — туда, где за прибрежными кустами и редким леском заходило солнце. Пелена на горизонте горела красным. «Ты всё равно уйдешь, Чезаре, не мотай головой. Но не лез бы ты в этот большой мир. Бедность с песнями, а богатство с деньгами. Чужим будешь, один против всех». Слова старой Сарры всегда всплывали в его голове неожиданно и дословно. И никогда ещё она не ошибалась.

***

Двумя годами ранее — Два су. Чезаре уныло проследил взглядом за двумя маленькими серыми монетами, пропавшими в сжавшейся пыльной пятерне. Лотошник не глядя подтолкнул ему осевшую черную булку и сунул руку под рубаху в поисках кошеля. Хлеб был мягким и липким на язык. Верхняя подчерствелая корка с третью булки вмиг исчезла во рту черноволосого подростка, похожего на отбившегося от табора цыганёнка, а остаток тот быстро завернул в чистую тряпку и спрятал подмышку. Он попытался припомнить сколько ещё денег у него осталось в тайнике и хватит ли этого чтобы уйти, наконец, на границу. По всему выходило, что должно. Если, конечно, идти прямо сейчас и питаться одним хлебом. Он перекатил на языке влажный комочек мякиша и поморщился. Нет, на этих булках напополам с мелом и опилками далеко не уйдешь. Чего-то бы посерьёзней. Курицы. Или харбы. Как раньше. Перед его внутренним взором мигом нарисовался наскоро обложенный камнями костёр с дымящимся над ним широким котлом. Сумерки. Дует слабый ветер. Пахнет луком, кашей и распаренной печенью. От огня тянет теплом так, что в жар пробивает то правое плечо, то затылок, то неосторожно протянутую руку. Старуха поднимается со своего места на бревне и идёт мешать бурое, густо пахнущее варево. В голове зашелестел старческий надорванный голос: «Тебе, Чезаре, ума всегда хватит, ты что-нибудь придумаешь». Видение было таким ярким, что по его лицу на мгновение расползлась блаженная улыбка. Под рубашку забрался холод. Чезаре вздрогнул и вернулся на рыночную улочку Люсона. Черт бы тебя побрал, прекрати вспоминать. Он перевёл взгляд на другую сторону улицы и прищурился. В закутке между двух домов жалось к стене темное укутанное пятно. Губы подростка изогнулись. Он поправил свой сверток и бодрым шагом двинулся на ту сторону. Епископ Люсона, а нынче его пленник, Арман-Жан де Ришелье, переодевшись горожанином, неторопливо шёл куда-то к окраине. Путь его лежал поперёк шумного и заполоненного рынка, а голова была заполнена отвлеченными размышлениями. Вернувшись сюда, после нескольких лет в столице, Ришелье много писал и много думал. Несколько писем в Париж не дали должного результата. Король по-прежнему не желал видеть рядом никого, причастного к выходкам своей матери. Тем не менее, бывший министр, многими путями следивший за всеми новостями столицы, чувствовал, что час перемен не за горами. Нужно только терпеливо ждать и не поддаваться на провокации. Здесь, среди людей, его мысли шли непрерывным и легким потоком, совсем не то что в особняке или под сводами восстановленного кафедрального собора. Среди книг, слуг и высоких потолков он словно утопал в вязи тяжелых слов и размышлений, конца которым не виделось. — Поберегись! Резкий колесный скрип, крякнувший совсем рядом, отдался в ушах неприятным эхом. Епископ очнулся и поднял взгляд. На расстоянии каких-нибудь семи футов справа взметнулась серая лошадиная морда. Задрав губу и выпятив длинные желтые зубы, она стремительно приближалась. Его взгляд на долю мгновения взметнулся, успев разглядеть широкий силуэт, потрясающий руками, а в следующую секунду картинка задралась, обнажая небо в мутной пасмурной пелене. В него кто-то с размаху влетел, да так, что епископ вместе с неизвестным повалился в грязь травы на обочине. Удар пришёлся в самую грудь. Мимо прогрохотала, спотыкаясь на камнях, груженая телега. Тяжесть с груди тут же свалилась, и Ришелье с едва слышимым мычанием сунул руку под пострадавший затылок. Над ухом послышался шорох и злобный бубнёж. Мужчина поморщился и скосил глаза. Рядом поднимался на ноги жилистый невысокий подросток и по выражению лица его можно было понять, что тот ругается. Слов было не разобрать, но смуглая кожа, темные волосы и несуразная одежда говорили сами за себя. Мальчишка метнул на него злой взгляд, поднял с земли какой-то сверток и, потирая локоть, быстро скрылся из зоны его видимости. Епископ поднялся на локтях. С обеих сторон улицы на него глазели женщины и лавочники. Однако, стоило им заметить движение и попытку подняться с его стороны, как все тут же потеряли к Ришелье всякий интерес и склонились над своими овощами, сукном и дешевыми столичными безделицами. Мужчина обернулся, ища взглядом убежавшего ребёнка. Тот, прижавшись боком к стене, сидел на корточках шагах в сорока позади и торопливо разматывал свою тряпку. Перед ним, согнувшись, стоял мальчишка лет пяти, такой же чернявый, замотанный до самого носа во что-то, напоминающее старый плед. Епископ решил незаметно приблизиться. — Это как в тот раз, да? — сорванным голоском спрашивал ребенок. Старший передернул плечом, что, видимо, означало согласие, и наконец высвободил на свет начатый кусок хлеба. Младший схватил его в руки, кусил мякиша, на сколько хватило рта, и захлопал глазами от удовольствия. — Сесаре, — малыш дождался вопросительного взгляда, — а пофему ты уфал? — Случайно. Толкнул неудачно одного… — протянул подросток и многозначительно замолк на конце фразы. Но ребёнок иронии не понял. — А зачем? — он снова вгрызся в булку. — Затем, чтоб ты жевал быстрее, — старший выпрямился и скрестил руки на груди. Епископ сделал ещё шаг вперёд. — А кохда Лала мяшо прыготовит? — мальчишка поспешно засовывал в рот куски хлеба и пытался потянуть время. Ему, видно, нравилось стоять на оживленной улице и набивать живот. — Когда будет, — подросток сделал паузу, — И хватит стоять за моей спиной. Ришелье удивленно мотнул головой. Цыганёнок обернулся. Глаза у него были черные, будто состояли из одного только зрачка, но волосы отливали какой-то неправильной, нецыганской чернотой. Малыш тоже вытаращил на мужчину блестящие глаза и сделал шаг за спину старшего. — Я хотел поблагодарить тебя, — епископ повел плечами и чуть улыбнулся, — Как твое имя? Подросток, не отняв рук от груди, склонил голову вправо и внимательно уставился куда-то на уровень рук мужчины. Повисла тишина. Ребёнок, наскоро проглотив остатки хлеба, осторожно дёрнул старшего за низ рубахи. — Пойдем, Чезаре, — зашептал мальчишка, но вдруг осёкся и втянул голову в плечи, поймав короткий раздраженный взгляд. — Сезар, — коротко бросил тот. — Я могу что-нибудь сделать для тебя в качестве благодарности, Сезар? На губах того появилась странная ухмылка. — Вы ведь не горожанин. Епископ неосознанно выпрямился. — Говорите не так, и руки у вас белые. Но оружие носите редко. Вопросительный взгляд. — Дворяне, когда ходят без оружия, постоянно пытаются его нащупать. А вы держите руки у груди. Вы — духовник, — цыганёнок выдержал несколько секунд, — Даже высокого сана, — он снова ядовито ухмыльнулся, — Может ли духовник дать мне что-то? Что-то вроде низменных земных благ? Если нет, то вашего благословения мне не нужно.

***

Арман-Жан де Ришелье слабо улыбнулся своим мыслям и отошёл от окна. Гордая душа. Чезаре всегда был ядовит, когда чувствовал себя хозяином положения. Иногда в мыслях он по-прежнему называл юного виконта именем, которое случайно обронил тот мальчик два года назад. Сезар и сам ещё не расстался со своим прошлым. Хотя бы сегодня. Надо хорошо потерять голову, чтобы налететь с кулаками на единственного наследника рода. Счастье, что удалось успокоить это древнее семейство. Ришелье припомнил взгляд графа де Маноду, увидевшего на скуле у сына наливающийся синяк. Но Маноду сейчас не за кого держаться, годы славы остались в прошлом. Если его сын не пробьет себе дорогу в столицу, древняя династия вполне может оборваться быстро и бесславно. И всё-таки старый граф не дурак, он чувствует, что карьера люсонского епископа ещё не кончена. И Маноду придется простить выходку его воспитанника. — Ваше Преосвященство. На пороге мялся слуга. Ришелье кивком головы позволил ему продолжать. — Вещи уложены. Лошади готовы к дороге. Когда прикажете выезжать? Ришелье бросил взгляд на темнеющее небо. Красные всполохи прятались за горизонтом, и где-то на востоке поднималась на небо первая звезда. — Завтра утром. Пусть всё будет готово к пяти часам. Слуга поклонился и бесшумно исчез за дверью. В комнату проникло дуновение вечернего ветра. Париж. Город мятежников. Я возвращаюсь.

***

Когда в зачинавшихся сумерках на землю рядом с ним опустилась маленькая графиня, Сезар даже не моргнул лишний раз. Она разговора не затевала и, молча подоткнув под себя платье, вздохнула и увела взгляд на тот берег. В руке у неё была корка хлеба с кухни. Утки, прятавшиеся по камышам, почувствовали это и повылезали из своих убежищ. Мари раскрошила хлеб в руках и бросила немного птицам. Те зашумели, забили крыльями и, толкаясь, принялись хватать угощение. Чем меньше хлеба оставалось у девочки, тем рьянее становилась их схватка за каждый кусок. Утки надсадно крякали, гоняли друг друга, тягали за хвосты и глотали крошки напополам с тиной. Стоило Мари отряхнуть руки, как птицы сорвались с места и скрылись в зелени своих убежищ. Кроткие волны, напоминавшие об их пребывании, скоро успокоились. Снова стало тихо. — Почему утки такие злые? — задумчиво протянула графиня. — Делиться не умеют, младших гоняют, готовы истерзать друг друга из-за каждого куска. Виконт невольно ухмыльнулся себе в колени. — Это вы ещё людей толком не видели. Девочка бросила на него непонимающий взгляд. — Нет, — он снова опустил глаза, — ничего. Через несколько секунд сбоку послышался шорох. Мари вытащила платок и переместилась подальше от места, где кормила птиц. Ухватившись за куст у бережка, она вытянула руку, чтобы окунуть платок подальше, где не было тины и вода выглядела прозрачной. Сезар проследил за этим движением, но сразу отвернулся, стоило девочке выпрямиться. Она подползла поближе и осторожно ткнула его в плечо. Юноша удивленно поднял голову. — Можно? — Мари робко указала платком куда-то наверх. Он поджал губы и оставил вопрос без ответа. Однако, не смог не моргнуть изумленно, когда его лба коснулась холодная ткань. Капля розоватой воды стекла по его ресницам и сорвалась на пыльный костюм. Маленькая графиня поднялась на колени, едва уловимо уперлась одной рукой ему в плечо, а другой принялась оттирать испачканную в крови кожу. Бросив быстрый взгляд наверх, Сезар заметил, что щеки её зарделись. На его губах невольно мелькнула улыбка. Улучив момент, он вдруг схватил её свободную от платка руку и быстро поцеловал во влажную поверхность ладони. Девочка, потеряв точку опоры, пошатнулась. Он упал на спину, позволив Мари свалиться ему на грудь, и засмеялся. Она, неловко выставив перед собой руки, ткнулась носом ему в плечо и тут же толкнулась, чтобы подняться. Лицо её запылало, графиня вскочила на ноги и метнула на виконта жалящий взгляд. Тот, продолжая хохотать, стянул с лица прилипший платок. — Шут! Я вас терпеть не могу! Сезар сел, успев схватить убегающую Мари за руку. Она затрясла ею, пытаясь высвободиться. — Простите, — юноша глубоко вдохнул, стараясь остановить приступ смеха, — Простите меня. Девочка, шумно выдохнув, прекратила вырываться и полуобернулась, недовольно глядя на него сверху вниз. Виконт вдруг посерьёзнел и поднял на неё странный взгляд. — Я прошу прощения, — повторил он уже совсем другим тоном, — Я виноват перед вами. Черты лица маленькой графини вытянулись, она быстро заморгала и торопливо вырвала руку. Оба опустили глаза. Стало тихо-тихо.