Часть 1: Эти шрамы.
«Почему оставаться сильным, не опускать руки так тяжело?» BTS:«House Of Cards»
Наши воспоминания — это неотъемлемая часть нашей души, наших мыслей и нашей истории. У каждого своя жизнь, сотканная из этих воспоминаний, образующая длинный гобелен с изображением всех поступков, всех минутных порывов и когда-либо принятых решений. Нельзя забыть прошлое, хотя все в один голос твердят, что надо. Надо, конечно, но практически невозможно, а иногда и не хочется совсем. Все зависит от его вида. И от того, насколько крепко оно держит тебя за горло. Кто-то хранит полотно своей души бережно, оглядываясь назад, вспоминая прошлое со сладостным трепетом. Любуется своей жизнью. Боится испортить, порвать, испачкать, превратить в дешёвую и совершенно безобразную тряпку. Плотном было тело, на котором чёрным по белому отражалось каждое действие, совершённое человеком. Каждый поступок, который вверх ногами переворачивал всю дальнейшую жизнь. Но особое значение всегда имели, имеют и будут иметь именно отвратительные поступки. Именно ошибки, которые составляют такой драгоценный жизненный опыт и частенько навевают мысли о суициде. По которым так любят судить людей. Тело покрывалось шрамами, которые ныли и бросались в глаза, вызывая ненависть к самому себе. Эти шрамы и рубцы на коже напрямую зависели от последствий совершённых человеком действий. И от мотивов тоже. Но они затягивались и со временем исчезали совсем, если человек был в состоянии простить себя, других и сделать, наконец, что-то правильное. И не обязательно для кого-то. Хотя бы для себя самого. Просто кто-то понимает это, а кто-то нет. А кому-то было просто наплевать на всё. Кто-то давно превратил свою жизнь в тряпьё. И просто не надеялся уже хоть что-то исправить. Да и был ли смысл? Вот и Чон Чонгук в упор не видел смысла что-то менять в своей жизни. У него не было мотивов, желания, искр в бездонных тёмно-карих и пустых глазах. Выхода просто не было. Не было и всё. Он угробил свою жизнь, угробил себя морально и весь покрылся шрамами с ног до головы. Они каким-то чудом не добрались до худого лица. Пока что. Чонгук настолько привык к ним, что уже и не помнил себя без. Не помнил, как его ноги и руки были чистыми, сильными, сексуальными. Не помнил, как грудь и спина не были исполосованы тонкими линиями, словно от бесконечных ударов плетью. Перестал замечать, где новые, а где старые. Больше не разбирал, что хорошо, а что плохо. Что стоит делать, а что нет. Ведь в итоге каждое утро все тело всё равно ломало с хрустом в позвоночнике. Он был одним из потерявшихся. Вот так вот «ласково» прозвали изувеченных болью людей. А что говорить про боль? Физическая боль стала неотъемлемой и повседневной частью его жизни. Она, хоть и слабая, всегда была. Специальные лекарства, мази и прочая выписываемая докторами хрень были не в силах её угомонить. Это всё оказывало лишь временный эффект, от которого Чонгуку каждый раз ни жарко, ни холодно. Чонгуку было больно и насрать. Да он бы не принимал всё это, не делал бы ничего для улучшения собственного здоровья, если бы не один единственный на свете близкий Чону человек. Чонгук научился терпеть вкус очередного противного сиропа, выслушивать бесконечные нотации врачей и психологов, привил себе привычку пить таблетки каждое утро. Это было совершенно бесполезно, но он делал всё исправно и по расписанию. Иной раз парень не видел смысла в собственном пассивном существовании, в своём образовании и всём прочем, о чем думают нормальные люди. Потому что тупо не видел своего будущего. И не верил, что оно у него вообще есть. Уходил в себя, молчаливо сверля белую стену своей комнаты в общежитии бессмысленным взглядом. Сбрасывал звонки родителей, ссылаясь на вечную занятость. Чонгук вообще старался держаться от них подальше, не считая себя обязанным навещать после всего, что было. Да и ни капельки не хотел видеть их обеспокоенные лица. Но в такие вот моменты перед его глазами всегда всплывал один единственный образ. Одна единственная знакомая и чуток кривая ухмылка. Ворох смоляных волос и добрые, живые глаза. Так сильно отличающиеся от глаз самого Чона. И это успокаивало вихрь его мыслей, даря ту самую желанную толику тепла, в которой Чонгук так нуждается. И которой всё равно так до одури мало. Потому что у Чона сердце заледенело, и что бы растопить его нужно поистине настоящее чудо. Ну, или просто очистка памяти от воспоминаний, тела от этих грёбаных шрамов, напоминающих о том, в чем он виноват, в чём он захлебнулся и утонул по самое не хочу. Где-то внутри Чонгуку хотелось найти это чудо, и, возможно, он искал его в самом близком человеке. Только вот найти не мог. Это заставляло его чувствовать себя сраным эгоистом, но давало хоть какие-то силы жить. Чонгук всегда шёл быстро. Ссутулившись и засунув руки в карманы, глядел на всех прохожих исподлобья, тем самым заставляя отшатываться. А кто бы согласился заговорить с хмурым парнем в чёрном, у которого руки и шея забинтованы? Знакомое здание, возле которого всегда была куча раздражающих больных людей, выросло перед Чоном словно из неоткуда. Удивление практически не отразилось на его лице. Просто парень привык отключаться от реальности и брести в таком состоянии по городу. Как в нирване. И не слышать всякую ругань, которая летела в спину, когда он в кого-нибудь неосознанно врезался. Когда же Чонгук приходил в себя — то оглядывался, разворачивался и шёл домой. Просто молча шёл домой, даже не думая пользоваться чем-то раздражающим, вроде метро. Все больницы всегда пахнут одинаково. Этот запах хоть и стал привычным, но по-прежнему иногда бесил. Им окутано всё здание, его обитатели, да и сам Чонгук скоро им пропитается, ведь проводит тут весь день, пока его силой не выгоняют. В приёмной Чона уже все знают и почти не задерживают на нем свой занятой взгляд. Этот мальчишка снова пришёл. Он сюда скоро переедет, ей богу! Чонгук наизусть знал номер палаты. Поднимался быстро, внимательно оглядываясь и стараясь никого не задеть. Как-то Чон чуть не сшиб здесь старушку, и его несколько дней подряд даже на порог пускать не хотели. Но Чонгук упёртый и непробиваемый. Особенно если это касается его близкого человека. Парень схватился за шершавую деревянную ручку и медленно открыл дверь, заглядывая внутрь. Всё та же комната, всё та остановка. Широкое окно с задёрнутыми бежевыми шторами, светлые обои с каким-то непонятным, едва различимым рисунком, холодный линолеум на полу. Больничная койка, рядом столик, на котором стояла настольная лампа и куча всякого барахла: карты, какие-то монеты, канцелярия, книги и несколько пар сломанных наушников, завязанных в тугой узел. А на кровати развалился его самый близкий друг — черноволосый и хмурый ворчун — Мин Юнги. В руках он держал очередную книгу в какой-то тёмной обложке и на Чонгука даже не смотрел. Мин слышал скрип двери и прекрасно знал, что пришёл его мелкий, глупый парнишка Чонгук, над которым можно прикалываться, не боясь увидеть обиды. Чон застыл, наблюдая за своим хёном, и остался стоять в проходе. Хитрая ухмылка сама растянула губы Юнги. — Иди сюда, я ведь не кусаюсь, — не отрываясь от чтения, сказал черноволосый. — Не верю, — тихо отозвался Чонгук, слабо улыбнувшись, а Юнги высокомерно фыркнул и повернул голову влево, чтобы поймать улыбку друга, но та уже растаяла, будто и не было. Юнги недовольно вздохнул и посмотрел в глаза парню: — Проходите, присаживайтесь, Ваше Величество. Трон мы Вам предложить не в силах, но у нас есть замечательный, а главное — удобный деревянный стул повышенного комфорта! — Кому, как не мне знать о его комфорте? — спросил Чонгук, садясь рядом с кроватью друга. — Действительно, ты же торчишь тут сутками, — рассмеялся Юнги, закрывая книгу и откладывая на стол. — Я-то ничего против не имею, лучше уж мне будешь капать на мозги ты, чем все остальные. Медсестра уже всю душу из меня выпила расспросами о тебе: А кто это такой к вам ходит? А сколько ему лет? А как его зовут? Юнги сморщился. Не трудно было догадаться, что его скоро стошнит, если эта приставучая медсестра не отстанет от него. — И, знаешь, я ведь даже послать эту курицу права не имею — принесёт в следующий раз суп отравленный, который тут итак, кстати, не фонтан. Впрочем, как и всё остальное, — Мин скривился сильнее, закатывая глаза, и Чонгук прижал пальцы к губам, прикрыл свою ухмылку. А Мину только это и надо было. Когда Чонгук улыбался, пусть и незаметно совсем — это грело душу. Пусть улыбался всего на пару секунд. — И какого хрена ты такой красивый, шпана? Страдаю из-за этого я! — продолжал возмущаться Юнги, разглядывая лицо Чона. Брюнет всматривался в детали, пытаясь поймать малейшие изменения. Он прекрасно знал, что у Чонгука внутри, и что снаружи. Знал его мысли, которые были такими мрачными, что иной раз было не по себе. Чонгук пытался отпираться, мол, это не его вина и он не может сделаться некрасивым тогда, когда пожелает. Хотя Чонгук итак не считал себя привлекательным. А Юнги всегда спорил с ним, ведь знал, что Чон говорит абсолютную ерунду. Этот русый парень был красавцем, даже несмотря на то, что исхудал совсем. Несмотря на круги под глазами и вечный пустой взгляд, который менялся лишь в моменты, когда Мин был рядом. Даже несмотря на… шрамы. Юнги прекрасно знал, сколько их на теле Чона. И от осознания горечь разливалась по венам Мина, что было намного, намного хуже какого-то там отравленного супа. Заметив краешек белого на шее, что выглядывал из-под ворота толстовки Чона, брюнет взял его за руку и резко задрал рукав. Чонгук от неожиданности вздрогнул, но руку не вырвал. А Юнги разглядывал и неодобрительно качал головой. Вся забинтована. От плеча — до кисти. Чонгук уже не помнил, зачем начал бинтоваться, как тяжелораненый. Когда именно его комната стала наполняться этими одинаковыми упаковками с белоснежными бинтами. Когда именно он начал заматывать себя, пытаясь скрыть шрамы — отпечатки его поступков и реальной жести в голове. Чонгук не помнил или просто не понимал. А Юнги всё видел. И прекрасно знал причины. Только вот достучаться до друга не мог совсем. — Ну, и зачем опять? — заворчал он, оставляя руку друга в покое. На этот раз Мин смотрел серьёзно и недовольно. Он тысячу раз вбивал в эту русую голову, что ни к чему эти дурацкие бинты. Совершенно ни к чему. Заставлял снимать, бил по рукам и давал подзатыльники. А Чонгук только отмахивался да отнекивался. Вот и сейчас он небрежно пожимал плечами и отводил глаза, не в силах выдержать взгляда своего хёна. Этот испытующий, пронзительный взгляд пробивал до костей. Чон сам не до конца понимал, зачем. Просто не мог уже без этого. Противно смотреть на самого себя без этих надоедливых белых лент. На своё безобразное тело. Чонгук помрачнел и свесил голову, а Юнги тем временем отвернулся, чтобы снова взять что-то со стола и всучить в руки Чону. Парень моргнул и посмотрел на то, что ему дали. Буклет. Чонгук прочёл первую страницу, и глаза его тёмные невольно расширились от удивления. Он посмотрел на Юнги, потом на буклет и снова на Юнги: — «Ежедневное собрание для потерявшихся и нуждающихся во внимании подростков. Мы выслушаем вас, потому что мы такие же…», — прочитал Чонгук и нахмурился посильнее Юнги. — Хён, ты серьёзно? — Более чем, — твёрдо заявил Мин, одним только тоном приказывая Чонгуку подчиниться. — Но зачем? В этом нет ничего полезного, я только потрачу время, которое мог бы провести с тобой, — устало вздохнул Чонгук и умоляюще посмотрел на Мина. — Я тебе не нянька, мне тоже нужно личное время, а ты занимаешь его каждый день, — ответил Юнги, складывая руки на груди. На самом деле ему жутко не хотелось отпускать туда Чона, видеть его хотя бы на минуту меньше. Но это пойдёт на пользу мелкому. Юнги уже нельзя помочь, в отличие от Чонгука. И это было самым главным. — Я тебе сказал — иди, значит — иди! Я не знаю слова «нет»! Понял меня? Чонгук колебался, он итак по горло сыт людьми, пытающимися ему помочь избавиться от бесконечной депрессии и стать «самым счастливым», блять, человеком на планете. Ему жуть так не хочется, хоть убей. Но Юнги… Чонгук готов пойти на всё ради него. Буквально на всё. — Хорошо, хён.Часть 2: Примерный сын.
«Опять нас преследует опасность…» BTS:«House Of Cards»
Ким Тэхён всегда был хорошим и примерным сыном. Он привык никогда не перечить и всегда делать то, что просят. У парня совсем не было времени на самого себя, личные интересы, а иногда и на банальный восьмичасовой сон. Он всегда был занят учёбой, подработкой, домашними делами уборкой и тому подобное. Но Тэхён не жаловался. Ни разу. Его всё вполне устраивало, и судьбу свою он с чистым сердцем мог назвать счастливой. Отца Техён потерял ещё в младенчестве, поэтому совершенно не помнил ни лица, ни голоса, ни прикосновений. И тосковать по нему, соответственно, не мог. В отличие от матери, которая на памяти Техёна каждый вечер сидела у балкона и с грустью разглядывала старые свадебные фотографии. Его мать всегда была будто мраморная. Она ни разу в жизни не плакала на глазах у сына, позволяя брать с неё пример. Воспитывая Тэхёна мужественным и стойким. Но вместе с тем заставляя жалеть себя, а от того и добреть всем сердцем. Ким не знал, является ли сильным на самом деле. Как человек, рождённый в любви, мог понять это в полной мере? Человек, который ни разу в жизни не сталкивался с реальной суровой жизнью. Душа Техёна чистая и непорочная, а на теле нет шрамов. Вообще. Не единого. Улыбка непринуждённая и тихие напевы себе под нос — вот что было свойственно жизнерадостному Техёну. Госпожа Ким любила называть его своим «солнышком». Сын грел её, заряжая энергией, любовью и новыми силами. И шрамы этой женщины, что так давно жгли адской болью где-то под рёбрами, исчезли навсегда. Невинная душа Техёна. Его нетронутая, трепещущая душа. Её можно было сравнить с дикой птицей. Она летела, и не что не могло сбить её с истинного пути, ничего не могло пошатнуть. Но Киму порой казалось, что в его добром сердце всё-таки есть холод. Он дарил своё очарование и любовь остальным. Он ни о чём не жалел, ни о чём не грустил. Но иногда, перед тем как провалиться в сон после очередного долгого дня, чувствовал нереальную опустошённость. Будто чёрная дыра раскрывалась в грудной клетке и затягивала парня с ног до головы. Но Ким сопротивлялся, балансируя на самом её краю. Парень всегда сваливал всё на универсальную усталость. Он всю жизнь только и делает, что является примерным сыном. Гордостью и опорой неполной семьи. Поддержкой и жизнью матери. Примером отречения от собственных желаний ради других. Он всю жизнь пытается заполнить собой то пустое пространство, образовавшееся из комка материнской боли и постоянно висящего в воздухе слова «долг». Техён отдаёт всего себя, не слушая голос сердца. Он ведь должен быть таким, чтобы все радовались, разве нет? Техёна всё устраивало, даже когда он начал осознавать это. Его и сейчас всё устраивает. Ведь это просто возраст, предположения без фактов, это же проходит, верно? Только что именно проходит Техён понять не мог. Парень верил, что всё образуется, сомнения развеются, и с утра снова улыбался всем и каждому. Да так лучезарно, что налюбоваться никто не мог. Техёну, правда, не было больно, ни капельки. Он не плакал, не дрожал по ночам, сердце его не ныло. Только вот часто возникало какое-то чувство непонимания и дежавю. Словно каждый день ставили на повтор, зашивая под кожу Техёна одни и те же слова. Раз за разом. Впрочем, Ким выкидывал это из головы и продолжал делать свою работу. Его наивные, карие глаза смотрели на мир открыто и с нетерпением. Он ждал. Не знал чего, но ждал. Техён считал, что на его мысли очень влияет перечень последних событий, происходящих в мире, и на ум не приходит другого слова, кроме как «кошмар». По новостям так и крутили новые душераздирающие истории самоубийств. Множество самоубийств. Повсюду. Только в их небольшом городке каждый месяц кто-то да умирал, совершив ужасное насилие над собой. Техён не любил эти новости до жути, но всё равно смотрел зачем-то. Он видел эти тела, покрытые ужасными и очень пугающими шрамами. Шрамы. Шрамы потерявшихся людей. Кима пугало это. Эта невероятно странная и жестокая особенность человеческой природы — отражение души на теле. Что же происходило с этими людьми? Почему на их иссушенной коже так много пятен и тонких линий? Кто доводит их до такого состояния? Техён не знал. Даже приблизительно. Он испытывал очень странные чувства, когда проходил мимо «излюбленных самоубийцами мест», которые неоднократно видел в этих чёртовых новостях. Парень представлял человека на крыше высокого здания. Представлял серую, как пепел кожу. Одежду, которая специально обнажала исполосованные плечи, руки, шею, ноги. Пустой и полный противной, разъедающей любого горечи взгляд. Ким видел, как этот человек содрогается от боли, касаясь себя, и ступает на самый край. Срывается вниз, думая, что ему больше никогда в новой жизни не «посчастливится» испытать эту тяжесть и не увидеть на себе живого места. Техён содрогался, сглатывал и щипал себя за запястье, чтобы перестать думать и видеть эту картинку, приходящую к нему очередной туманной ночью. Ему было бесконечно жаль этих людей. Но он понимал, что ничья жалость им уже не нужна, да и не поможет вовсе. И от этого вновь становилось страшно. А ещё страшнее было то, что парень видел их каждый божий день. Госпожи Ким работала в агентстве, которое специально организовало группу людей, чтобы открыть проект под названием «Мы — такие же». С тех пор в специально отведённом зале собирались именно те люди. Со шрамами и болью. Они были теми, кто рискнул прийти и рассказать свою историю таким же, как и они. Изначально их было ничтожно мало, но когда проект начал набить обороты — количество человек разом увеличилось. Посыпались одобрительные отзывы и благотворительные взносы. Вскоре пришлось разделить людей на две группы: подростковую и взрослую. Потому что желающих набралось слишком много. Все здесь изливали свою душу и получали советы, что действительно помогало жить, помогло завести друзей и вселить надежду в израненную душу. Или её подобие. Мать Техёна была одним из руководителей обеих групп, разговаривала со всеми её членами, выслушивая их рассказы, помогая раскрыться. Вырваться из клетки собственных мыслей и бредовых решений. В каком-то смысле — спасти от самих себя. Ей эта работа нравилась, и она призналась сыну, что тоже рассказала свою историю. Про смерть мужа и свои собственные шрамы. Чтобы помочь остальным сделать то же самое. И про него — Техёна, который вылечил её и оберегает, словно сошедший с неба ангел-хранитель. Многие тут же захотели с ним познакомиться и увидеть эту поистине ласковую улыбку. А что Техён? Он согласился, разве может отказать? Ким устроился туда на работу и стал помогать матери проводить собрания. Первый его день выдался неловким. Всё внимание было направлено только на него, все глаза, все шепотки. Ему задавали много вопросов, как в группе взрослых, так и в группе подростков. Техён смущался, но отвечал честно и всем улыбался, заставляя неуверенно улыбаться себе в ответ. Техёну было до одури боязно смотреть в глаза потерявшимся в себе людям. От них так и веяло безнадёжностью и тленом. Так сильно веяло, что обволакивало Кима полностью, пуская нервную дрожь по пальцам. Но постепенно он привык, как делал это всегда. Заставил себя. Ведь обеим группам он понравился — солнечный, трудолюбивый мальчик. Помимо разговоров, члены групп нередко во что-то играли, что-то мастерили, учили стихи, смотрели фильмы и проходили специальные психологические тесты. В том-то работа Техёна и заключалась, чтобы обеспечить каждого необходимыми атрибутами. Так же он приносил поесть, придумывал им новые игры и темы для разговоров. Радовался вместе со всеми, когда кто-то со слезами на глазах рассказывал, как налаживается его жизнь. А некоторые личности, их истории, выливаемая и кипучая боль по-прежнему вызывали дрожь и кошмары, заставляющие Кима подскакивать с кровати и обливаться холодным потом. Но ничего всё равно не могло заставить его перестать улыбаться, смеяться и словно излучать яркий, приятный свет. Техён шёл на работу воодушевлённо, гадая над темой сегодняшнего собрания. В последнее время группе подростков очень нравилось читать или слушать что-то по наставление госпожи Ким, а потом заучивать понравившиеся цитаты наизусть. Если честно, Техён не видел в этом, как говорит мама, «упражнении» чего-то по-настоящему полезного. Скорее всего, людей просто стараются отвлечь от чёрных мыслей и занять бедную голову чем-то другим, подобрать новое хобби. Но это ведь совсем не плохо! Хотя, по мнению Техёна, душевные разговоры, которые проводились всё реже да реже, действуют намного лучше. Но Ким был не тем, кому решать, что делать этим людям. Парень любил подкидывать им идеи, но никогда их не навязывал. Ещё одним плюсом являлось то, что от дома до места собрания — двадцать минут пешком. А от института итого меньше. Техён часто шёл туда прямо после занятий, улыбаясь беззаботным мыслям или жуя какой-то батончик на ходу. Когда Техён успешно прошёл испытательный срок — ему выдали персональную карточку, чтобы он мог самостоятельно зайти в здание и отправиться на рабочее место. С открытием проекта, это ранее малоизвестное агентство возросло на глазах. Почти во всём здании сделали ремонт, установили специальные замки, открыть которые можно было только отпечатком пальца или персональной карточкой, что имела только охрана. Работников прибавилось, да и спонсоров тоже. Ведь по всей Корее нашлось немало сочувствующих богатых людей, охотно вкладывающих свои деньги в проект. Правда то, что большая их часть была вложена в основные дела агентства, а не в нуждающихся, как планировалось, людей, мало кого волновало. Не Техёну их судить уж точно. Кинув сумку на диван в кабинете матери, Ким прихватил нужные ему вещи и поспешил на собрание. Там наверняка почти все собрались, а он сегодня задержался на дополнительных занятиях. Ким достаточно хорошо усваивал все темы, так что тратить время на дополнительные ему, в принципе, было не к чему. Однако мама Техёна считала, что «повторение — мать учения» и просила не пропускать. А Техён и не спорил. Возбуждение и привычное волнение окатило Техёна при входе в просторный зал с множеством стульев и столов. Парень, казалось, запомнит эту картину на всю свою жизнь. Высокий потолок каждый день впитывал в себя горькие истории, отражающиеся эхом от голых стен нежно-жёлтого, вперемешку с синим, цвета. Широкие окна охотно попускали солнечный свет, но при необходимости его перекрывали тяжёлыми чёрными шторами, когда им нужна была темнота. Большинство знакомых лиц уже здесь, группа подростков приветствовала друг друга улыбками и уверенно расставляла свои стулья в круг. Техён подходил к каждому и дружелюбно обнимал либо хлопал по плечу, спрашивая о здоровье и получая охотные и искренние ответы. На всех действовала солнечность этого парня, ему ответишь честно, даже если не захочешь. Вскоре Ким заметил свою мать, что болтала с одной из самых старших в группе девочек и умилительно улыбалась. Она, словно почувствовав всем телом знакомое тепло, повернула голову и заулыбалась сыну шире, подзывая к себе. — Техён-а, как твои успехи в учёбе? — смотря на Кима снизу вверх, спросила женщина и погладила сына по мягким, окрашенным в пепельно-белый, волосам. — Всё отлично мам, а ты как? Не волнуешься? — Техён перехватил маленькую ладошку матери и нежно поцеловал. Госпожа Ким просто таяла от такой ласки и любви, что так и исходила от сына. Она искренне считала себя одной из самых везучих женщин на земле. — Конечно же, волнуюсь, я всегда переживаю, как всё пройдёт, хотя провела среди этих людей так много времени, — голос у матери Техёна мягкий, довольно низкий и чуток дрожащих. Волосы длинные и тёмно-русые, всегда собранные в низкий хвост. — Всё будет замечательно, мам, я тебе обещаю, — Техён улыбнулся и засмеялся, вновь скидывая напряжённость с узких плеч женщины, которая тут же заулыбалась вместе с ним. Собрание началось. Все сели в круг. В общей сложности в этой группе было около сорока пяти человек, что на пятнадцать меньше, чем в группе взрослых. Какое-то время было шумно. Совсем не удивительно, учитывая то, что сегодня понедельник и это — первое собрание на новой и долгой неделе. Люди, которые всё-таки сумели подружиться с одногруппниками настолько близко, что общение перешло за рамки собраний, до сих пор болтали без остановки. Даже тогда, когда другие затихли. Госпожа Ким успокаивала их, словно чрезмерно энергичных учеников. Хотя в какой-то степени они и были для неё учениками. Они учила их искать, не сдаваться и жить. Выцарапывать себя с самого глубокого дна, склеивая по кусочкам, зашивая раны самостоятельно. Когда все, наконец, обратили на женщину внимание и замолкли, она улыбнулась и с энтузиазмом похлопала в ладоши. Техён сидел рядом с ней вместе с блокнотом и ручкой в руках, всегда готовый помочь. — Здравствуйте, дорогие, я так счастлива видеть вас всех сегодня здесь, — от всего сердца призналась госпожа Ким. — Я очень надеюсь провести новый, наполненный разговорами день и услышать от вас полюбившиеся цитаты из того произведения, что мы накануне обсуждали. Если не прочли — не страшно! Постарайтесь объяснить вашу точку зрения, хорошо? Все согласно закивали и мать Техёна, довольная ими, положила руку на сидящего рядом с ней парня, позволяя ему начинать. Это был высокий и худой юноша, с большими и сумасшедшими глазами. Он смотрел на всех так пристально, что многие до сих пор пугались. Не привыкли, даже не смотря на то, что он был одним из первых, кто пришёл в этот проект. Парень был очень импульсивным для того, кто мог сойти за потерявшегося, имеющего испорченную кожу и расколотое сердце. Техён с самого начала запомнил парня, увидев на его примере, что все доходят до ручки по-разному. И боль у всех разная, но вот жжёт зачастую так же. Все в тишине смотрели, как юноша решительно подорвался с места и, тряхнув ярко-рыжей шевелюрой, горячо произнёс, очень сильно походя на заядлого, слегка помешанного на учёбе отличника: — Меня зовут Чон Хосок, мне двадцать два и я участвую в проекте «Мы — такие же» уже целых три года! Моё мнение о произведении! Мне книга показалось в какой-то степени омерзительной, аморальной. Меня отпугнуло поведение главного героя настолько, что я силком заставил себя дочитать до конца. Не вижу смысла в его поступках вообще, и зачем он только пошёл на поводу у того напыщенного козла? — Ох, Хосок, давай без выражений, — мягко укорила его женщина. — Так тебе не понравилось произведение? — Нет, — сердито мотнул головой Хосок, и пара огненных прядей упала ему на глаза. — Слабовольный персонаж, очень меня разочаровал. — Хорошо, спасибо, Хосок, за такой эмоциональный ответ, — госпожа Ким погладила присевшего за место юношу по плечу и улыбнулась, повернувшись к остальным. — Давайте поаплодируем Хосоку. После недолгих рукоплесканий с места рядом с Чон Хосоком поднялась невысокая, темноволосая девушка и представилась. Она в проекте всего несколько месяцев. Сколько Техён не встречал тут эту девушку, она всегда была одета в тёмно-синее. Тёмно-синяя юбка, узорчатые колготки, рубашка, свитер такого же цвета, который, видимо, был любимым, ибо не прошло ни дня, когда она не надевала его. А сама была сдержанная, тихая, пугливая и напоминала Киму молодую, только оперившуюся синицу. Ким помнил, что свою историю девушка до сих пор не рассказала. — Мне произведение… тоже показалось не очень приятным, — неуверенно начала она, сминая пальцами край своей пышной юбки. — Но я не считаю главного героя слабовольным, он просто запутался, его юный разум затуманили сладкими речами и… и он не устоял. И в этом его винить, как я думаю, нельзя. Хосок фыркнул, явно не соглашаясь, от чего щёки девушки покраснели. Госпожа Ким снова укорила неугомонного парня и подбодрила девушку, поблагодарив и попросив ребят поаплодировать ей. Девушка смутилась ещё больше и опустила глаза. В это время с места поднялся новый человек, а Техён всё не сводил с маленькой синички взгляда. Хотел поймать. Ему ли не знать, что это едва ли не единственный уверенный её ответ за всё время пребывания здесь. У Техёна сердце необъятное, он не может оставить её так, без благодарности. Наконец, когда очередь дошла человека до десятого, девушка оторвалась от разглядывания пола и пробежалась глазами по всем присутствующим. Проверяла, не смотрит ли кто. И наткнулась на прямой взгляд Кима, да так удивилась, что опустить голову на этот раз не смогла. Техён улыбнулся ей своей широкой, квадратной и искренней улыбкой, незаметно поднимая большой палец. А юное лицо всё вспыхнуло от смущения, и девушка отвернулась, прикрываясь смоляными волосами. Техён смягчился и отвёл взгляд, посчитав, что перестарался. Он обязательно подойдёт и поговорит с ней, но позже, потому что в следующую секунду прерывистый голос матери вырвал его из мыслей. — А теперь выступает… — госпожа Ким затихла и очень удивилась. Техён поспешил проследить за её взглядом и увидел странно парня. Тот сидел, чуть съехавши по спинке стула вниз и широко расставив ноги, обутые в грязные кроссовки непонятного Киму цвета. Чёрная с белой надписью на английском толстовка явно была велика. На голове широкий капюшон, скрывающий половину лица. Техён напрягся. Он не видел этого парня впервые, тем более — здесь. У Кима отличная память на лица, силуэты, походки. Да даже одежду. Этот человек был незнакомым и напряжённым. Брови Техёна невольно дрогнули, а рука потянулась к материнской. Парень выглядел совершенно недружелюбным и пугающим. И как его до сих пор никто не увидел? Как Техён его проглядел? Неизвестный гость заметил, что голоса стихли и поднял голову, оглядываясь и понимая, что все до единого смотрят на него. В звенящей тишине послышался его тяжёлый вздох. Бледными руками, скрытыми до этого в карманах рваных штанов, парень снял капюшон и вздёрнул подбородок. Ворох русых волос отражал солнце, разливаясь золотом по тонким кончикам прядей и капая ими на хмурые, точёные брови. Рука Техёна замерла, как и всё тело полностью, а гость откинул чёлку со лба и обвёл всех равнодушным, прямым взглядом по-настоящему чёрных глаз. А в следующую секунду Техён услышал то, что ему было суждено запомнить на всю жизнь. — Меня зовут Чон Чонгук.Часть 3: Словно наваждение
«Все, что происходит перед глазами, застилает мгла…» BTS:«House Of Cards»
Чонгук уже десятый раз за двадцать минут проклял самого себя за такую сговорчивость по отношению к Юнги. Тот ведь знал, что младший до тошноты ненавидел подобного рода сборища, да и вообще любые скопления людей. В колледж-то ходил через силу, если настроение было. Или если он находился на грани отчисления и состоял во всех учительских чёрных списках. Его бы по-хорошему давно выперли из учебного заведения, но почему-то не делали этого. То ли взгляд настоящего маньяка настолько пугал, то ли забинтованные шрамы, о которых шептался весь колледж, заставляли жалеть. Только вот Чонгуку не сдалась эта противная жалость, от которой воротит неимоверно. Он бы ни капельки не удивился, если бы его отчислили. Может, даже обрадовался бы. Однако на всё одна и так же причина — Мин Юнги. Заставляющий исправлять оценки, плотно завтракать, стричься каждые три месяца и хотя бы раз в неделю выбираться куда-то помимо больницы. Только вот последний пункт Чон благополучно пропускал мимо ушей. Да что бы он и пойти куда-то погулять? Смешно! Юнги прощал, но от наставлений не отказывался. Сам он редко мог выбраться на свежий воздух без специального сопровождения. А чтобы прогуляться в компании странного, угрюмого пацана и инвалида времени у врачей совершенно не было. Вот и все дела. И именно поэтому Чонгук направился по указанному на брошюре адресу прямо из больницы. Занятия в колледже он специально пропустил, соответственно домашнее задание делать не собирался. Времени у него навалом. Приятнее было бы провести его с Юнги, но тот не желал слушать возражения и врезал бы по первое число, посмей Чонгук ему дерзить. Выгнал бы смачный пинком под зад, если бы мог. Спасибо большое, что место, где проводились собрания — знакомая местность. Чонгук хорошо ориентировался на ней, и ему не приходилось каждый раз спрашивать у прохожих нужную улицу. Это облегчало задачу и сохраняло такие драгоценные нервы. В брошюре написано, что каждая встреча длилась минимум три часа. Иногда затягивалась или наоборот. При желании можно было уйти, если ты срочно что-то запланировал или просто больше не хочешь там сидеть. Это Чонгука расслабляло. Он мог побыть там полчаса и преспокойно свалить, а после честно говорить Юнги, мол, я присутствовал, сидел, слушал, немного говорил — всё, как ты сказал. Однако Чон уже видел прищуренный и недовольный взгляд таких пронзительных глаз хёна. И темечком чувствовал подзатыльник. Высокое здание нужного Чону агентства в буквальном смысле блестело, нещадно отражая солнечные лучи. Чонгук задрал голову, разглядывая его, и тут же зажмурился, терпя боль от прожигающих сетчатку бликов. Поспешно зашёл и тут же спросил у проходящей мимо женщины, как найти нужный ему зал. Та окинула его совершенно равнодушным взглядом, ничуть не удивившись небрежному виду парня. Тут уже все привыкли, что по зданию шастают странные и зачастую испуганные чем-то непонятным люди. — Дальше по коридору прямо, а затем направо, — кивнув в нужную сторону, ответила она и поспешила по своим делам. Чон лишь тихо хмыкнул. Дойдя до двустворчатой двери, Чонгук медленно приоткрыл её и заглянул внутрь. Обычный актовый зал, со сценой, на которой, вероятно, ставят разнообразные постановки. Множество стульев, стоящих у стен и высокие окна. Атмосфера была тёплой, уютной, располагающей к беседе. Слышалась мелодия из тихих разговоров, смеха и взаимных приветствий. От этого хотелось поежиться, как от сквозняка. Непривычно и настолько по-иному. Здесь находилось человек тридцать, что на глаз подметил Чон. Из этих тридцати несложно было вычислить невысокую женщину с тёмными волосами, что руководила ребятами с тёплой, искренней улыбкой на лице. «Воспитательница, как в детском садике» — подумал парень. На самом же деле — управляющая клуба. Чонгук представил, как она будет смотреть на него с точно таким же выражением лица, и скривился. Ему такого не хотелось, он уже и забыл, что такое настоящая нежность и теплое отношение. Юнги дарил ему поддержку, но никак не такое противное и сопливое чувство под названием «любовь». Чонгук вообще в неё не верил, если начистоту. Он делил людей только на две категории: близкие и посторонние. Для Чонгука не существовало таких понятий как любовники, друзья, лучшие друзья, знакомые или враги. Философия жизни Чона начиналась с тех, на которых ему глубоко насрать и заканчивалась теми, за кого он добровольно бросился бы под пули. И такой человек остался всего один, потому что Чонгук — грёбаный девятнадцатилетний мудак. Мягко говоря. Чонгук уже давно не искал понимания, потому что знал, что прощения ему просто нет. И такие вот собрания никакого действия на него не возымеют. Он не очистится, не залечится, не затянется этими «разговорами по душам» и совместным времяпрепровождением с такими же, как он. Чон давно горит в аду в специально отведённом ему котле. Ему остаётся только терпеть и мириться со своим существованием. Чонгук умеет быть тенью. Незаметно проскальзывая в помещение, он последовал примеру других и взял стул. Так же незаметно подошёл к образовавшемуся кругу и, помещая стул в небольшой проём, сел. Теперь придётся ждать, пока все рассосутся и собрание, наконец, начнётся. Чонгук раздражённо дёрнул капюшон, скрывая за ним лицо, и сгорбился. Бесит. Уже всё бесит. И это место, и эти люди, и эта атмосфера. Ему кажется, будто он успел несколько раз умереть и возродиться, прежде чем подростки расселись по местам и успокоились. Та самая темноволосая женщина огляделась, похлопала в ладоши, призывая к тишине, и поприветствовала всех. В её голосе было столько теплоты и доброты, что Чонгуку захотелось убежать и ни минуты больше тут не оставаться. Но он сидел и ждал. Женщина передала слово какому-то дерганному рыжему парню, голос которого Чонгук даже не удосужился послушать. После него с места вставали и рассказывали что-то другие люди, а Чон от скуки выпал из реальности. Очнулся он только тогда, когда все внезапно затихли и уставились на него. Пару секунд парень пытался сообразить, в чём дело, после чего по телу мелкой россыпью прошла неприятная дрожь. Чонгук выпрямился и откинул капюшон, чтобы все видели его чётко и ясно. Лучше сразу дать понять, что ты здесь находиться не желаешь, а уж знакомиться с кем-то тем более. Взглядом пригвоздить к месту каждого, убеждая, что к нему лучше даже не подходить, не попадаться под горячую руку, а потом смотреть как на монстра. Хотя, назови его кто монстром, Чон вряд ли стал бы спорить. — Меня зовут Чон Чонгук, — не поднимаясь со своего места, пробасил Чон. Его голос сочился хрипотцой и пронзающим до костей мёртвым холодом. Стены этого вмиг утихшего зала будто бы покрылись тонкой невидимой коркой льда. Бас Чонгука просочился в каждую щель, каждую трещинку, бросил в дрожь каждого здесь находящегося. Парень вкладывал в тон всё своё раздражение и хладнокровие. — Я здесь в первый раз, — продолжил Чон. — У меня нет совершенно никакого желания делиться с вами причинами моего тут нахождения. В ваших беседах и играх я учувствовать не буду, просто позвольте мне сидеть тут и не с кем не контактировать. Это — то единственное, о чем я прошу. Чонгук взглянул в побледневшие лица, довольный впечатлением, которое произвёл. Остановившись взглядом на женщине, понял, что и её сумел немного напугать. Но она быстрее всех пришла в себя и повернулась к рядом сидящему пепельному блондину. Тут Чонгук увидел, что тот крепко держал её за руку и не сводил с него глаз. Единственный, кто теперь смотрел. Взгляд Чона заскользил вверх, медленно карабкаясь по тонкому бледному запястью, по руке, по плечу и переходил на немного хмурое лицо. Тёмные брови шли контрастом с выкрашенными в белое прядями, глаза карие и удивительно большие. Что бросилось в глаза сразу так это гладкая, молочная, совершенно чистая кожа, нетронутая шрамами вообще. Чонгук закусил губу и нахмурился. Что тут делает такой человек? Зачем он здесь? Такой… словно звезда в непроглядной тьме. Чистый, неприкосновенный. Светлый до такой степени, что Чонгук начал закипать. Он своим присутствием будто подтверждал, насколько же все эти люди и он — Чонгук — прогнившие. Насколько грязные и жалкие в глазах таких, как этот парень. И это доводило до красных пятен перед глазами, разбивало вдребезги и выворачивало наизнанку. Это как насмешка над итак истерзанными душами. Бесит. Этот парень одним своим видом заставил вспотеть от злости, но Чону нельзя было всё испортить, наорать на всех или что-то сломать. Его после такого больше сюда не впустят. Да что там не впустят, он расстроит Юнги. Он очень его расстроит. Чонгук утихомирил внезапную внутреннюю бурю, опять переводя взгляд на женщину. Та успокоилась и глядела с интересом. — Я рада познакомиться с тобой, Чон Чонгук, — улыбнулась она и чуть наклонила голову. Чон с трудом сохранил бесстрастное лицо. — Обычно люди идут сюда за помощью, за разговорами, за пониманием. Почему же ты, находясь здесь, категорически не хочешь участвовать? Мы все с удовольствием выслушаем тебя. — Я здесь лишь для галочки, — бесцветно ответил Чонгук, откидываясь на спинку стула. — Не по своей воле. — Как же так? Родители заставили? — Не родители, — Чон поёжился и всё-таки поморщился, вспоминая мрачные лица своих родителей. Им-то наверняка дела до него нет. Да и ему тоже. — Что бы у тебя не случилось, раз ты тут — то мы обязаны помочь тебе, — женщина чуть подалась вперёд, внимательно разглядывая глаза Чонгука, что виднелись из-под золотистой чёлки. В глазах его была тюрьма — прутья, скрывающие все, что копится, всё, чему не дают сбежать и вырваться на свет. Чон самолично сковал их, сдирая костяшки пальцев до кровавого месива и растирая скупыми слезами. — А ты должен позволить нам помочь. — Мне не нужна ваша помощь, — процедил Чонгук, с трудом сдерживая своих демонов внутри. — Я всего лишь прошу не обращать на меня внимания, неужели это так сложно? — Как же мы можем не обращать внимания на нового члена нашего клуба? Это же, по меньшей мере, невоспитанно, правда, Техён? — женщина повернулась к тому самому блондину, что ни на минуту не отрывал своих глаз от Чонгука. Чон тоже посмотрел на него, не скрывая съедающего раздражения. Он ждал, что же ответит этот ангелочек воплоти. Но вопреки ожиданиям всех, парень просто молча кивнул, не переставая глазеть. — Я очень тебя прошу не отказываться так сразу, — продолжила управляющая клуба, стараясь говорить с Чонгуком осторожно. — Возможно, что ты изменишь решение. Она посмотрела на него с такой явной уверенностью, что Чонгук еле сдержал внезапный порыв засмеяться. И только хоть какое-то уважение к старшим не позволило ему повести себя так грубо. Он был уверен, что долго тут не задержится, ведь ему на этот клуб и на этих людей глубоко плевать. Но дабы не продолжать этот бессмысленный спор, Чон промолчал и отвёл взгляд, позволяя думать этой женщине, что он подумает над её предложением. Собрание продолжилось коротким выступлением сидящего рядом с Чонгуком парня. Ему явно было неуютно рассказывать что-то в такой странной, натянутой чужаком, атмосфере. Но Чон затих, снова надел скрывающий лицо капюшон и всем своим видом показывал полное безразличие и скуку. Вспышка гнева потухла так же быстро, как и разгорелась. Если бы он, идиот, не забыл дома свои наушники, то наверняка давно бы уже ничего не слышал, покачивая головой в такт своего излюбленного рока. Потихоньку все успокоились, переставая коситься на мрачного, как туча, парня. Целый час пустой болтовни протянулся для Чонгука словно жизнь. Очень, к слову, нудная. Затем подростки зашевелились, предлагая улыбчивой женщине, которую, как выяснилось, звали госпожа Ким (по крайней мере, все именно так её и называли), поиграть в игру. Каждому был выдан чистый лист и карандаш с ластиком. Чонгук, не обращающий внимания на людей вокруг него, так бы и не взял листок, если бы рука, протягивающая его, не была такой чистой и бархатной. Подняв глаза, парень вновь сцепился взглядом с тем ангелочком. Тэхён. Именно так назвала его женщина. Чонгуку вмиг захотелось произнести это имя вслух, ощутить его привкус на языке и услышать, как звучит из собственных уст. Но он сдержался, взглядом пытаясь вскрыть этого парня своим обездвиженным состоянием и пытливым взглядом. Почти никто не смог выдержать столь тяжёлого взгляда Чона, а Техён не отвернулся. Техён с детским любопытством смотрел в ответ и, казалось, не понимал, что так пялится, по крайней мере — невежливо. Чон удивлённо моргнул, пытаясь заглянуть в глубину глаз блондина напротив. Уловить страх, издёвку, смущение, наконец. Но ничего подобного разглядеть не смог и от этого даже растерялся. Он будто бы совершенно не пугал парня ни своим видом, ни взглядом, ни словами, в которые так старательно вкладывал холод и враждебность. Абсолютно спокойный Тэхён просто стоял слишком, как показалось Чонгуку, близко, и держал своими длинными пальцами этот несуразный белый листок. Словно почувствовав удивление Чона, блондин широко заулыбался, тыкая бумагой Чонгука в грудь: — Возьми, — предложил он, а Чонгук, ранее не желающий учувствовать ни в одной дурацкой игре, тут же выхватил листок и карандаш. Техён кивнул, продолжая улыбаться, и пошёл дальше раздавать бумагу и карандаши каждому члену клуба. Техён уже давно отошёл, а Чонгук продолжал всматриваться в одну точку — туда, где минутами ранее находились карие глаза этого чистенького Техёна. Вначале не повинный ни в чём блондин его разозлил, теперь же откровенно навязал сжигающее любопытство смятение. Своей искренне-добродушной улыбкой. Такой широкой, что аж противно стало. Сам Чонгук не помнил, как это — улыбаться кому-то от всей души. Он даже Юнги так не улыбался. А ангелочку не составило труда это сделать. Вообще никакого. Тэхён показался миражом, раздражающей глазные яблоки пеленой и каким-то приторно-солнечным наваждением. Наваждением без погрешностей, изъяном в потухшем мире. Между ними зайцем проскочили несколько пристальных взглядов, наполненных странным любопытством, что смешалось с раздражительностью Чона и открытостью Тэ. И всего лишь одного жалкое слово. Какое-то словечко, которого Чонгук так и не вспомнил.Часть 4: Стремительная навязчивость
«Обломков становится лишь больше…» BTS:«House Of Cards»
Целая неделя посещения надоедливого клуба стала самой длинной неделей в жизни Чонгука. Жизнь у парня хоть и начиналась только, а он давно понял, что долго не протянет. И эти бесконечные собрания лишь ускоряли необратимый процесс. Они высасывали из Чона спокойствие, буквально заставляли злиться. Время от времени участникам клуба задавали «домашнее задание», которое нужно было постараться выполнить за определённое время. У оных так горели глаза, когда управляющая с улыбкой раздавала поручения, что Чонгук невольно фыркал. Как можно любить домашнее задание? Сам он до сих пор отказывался принимать в таком участие. Иногда парень всё же проявлял толику активности, отвечая на вопросы и проходя какие-то странные тесты. Выполнял почти все задания, где не требовалось говорить. Чонгук категорически не хотел обсуждать ту причину, по которой он сидит среди этих душевнобольных людей. Его ответы были сухими и сдержанными, взгляды холодными, а иногда и злыми. Его сторонились все, его боялись, и никто не смел с ним спорить. Чон добился именно того, чего хотел — все отгородились от него каменными стенами и никто не пытался лезть в душу. Никто, кроме Ким Тэхёна. Ким Тэхён — это что-то среднее между доброжелательным ангелочком и прилипающим к заднице банным листом. Блондин, как успел понять Чон, был не и тех людей, которые хоть раз сталкивались с опасностями. Наверняка его никогда не били, не дразнили, не предавали. И сам он вряд ли делал нечто такое гнусное, судя по его шёлковой на вид коже и солнечной ауре. И поэтому враждебный, поистине пугающий Чонгук Кима не отталкивал. Какими бы мощными не были леденящие волны, что исходили от Чона, блондину хоть бы хны. Ким отмахивался от злых взглядов, плевал на беспардонность и улыбался. Улыбался ему — Чонгуку! С самого первого дня, когда собрание подошло к концу, Тэхён подошёл к нему познакомиться. Представился Ким Тэхёном, сыном госпожи Ким. Вот так Чон и узнал, что блондин помогал своей матери проводить встречи с таким большим количеством людей, а заодно и подрабатывал. Это стало ответом на один из множества вопросов, возникающих в голове Чонгука день за днём. Однако парень и сам не успел понять, когда они вообще успели накопиться. Какого чёрта этот непонятный идиот стал занимать его мысли? Теперь Тэхён здоровался и прощался с ним каждый божий день, зачастую получая в ответ полное игнорирование. Иногда Чонгука хватало на слабый кивок или ответный взгляд, которым он пытался заставить непонимающего парня держаться подальше. Тут дураком быть не надо, чтобы понять всё с первого раза, но Тэ, видимо, был кем-то иным. Ни дураком, ни человеком. Госпожа Ким продолжала смотреть на Чонгука с той надеждой, в глубине которой отчётливо читался интерес к его истории и побуждение к действию. Но Чон не поддавался её влиянию, не желал действовать и пытаться сталь лучше. Госпожа Ким была проницательной женщиной, издалека изучала Чонгука и не тыкала в то, что бесило, за что он был ей благодарен. У Чонгука сложилось впечатление, что женщина понимала его, поэтому позволяла существовать среди них как тень. И сам факт того, что Тэхён был её сыном, повергло Чона в шок. Если госпожа Ким уважала его желание и личное пространство, то ангел хранитель всея клуба откровенно навязывался. Чонгук не знал, как испугать этого чудака. — Чонгук, ты хочешь пить? — подошёл к нему ангелочек, протягивая бутылку воды. Чон непроизвольно дал парню такое прозвище, носящее исключительно саркастический подтекст. Чонгук опустил голову, вглядываясь собеседнику в наивные карие глаза. Их разница в росте была небольшой, но в то же время такой разительной. Широкоплечий Чон возвышался над Кимом непробиваемой скалой, на которую не забраться. Ледяным Эверестом с острыми вершинами и отсутствием кислорода. Однако у Тэхёна, похоже, был пожизненный запас воздуха внутри и толстая кожа, что помогала не замёрзнуть. Ким улыбнулся Чонгуку так, что его мгновенно обдало теплом, которое принимать совершено не хотелось. — Нет, — отрезал Чонгук и тут же отвернулся, намереваясь уйти, наконец, домой. Собрание закончилось какой-то странной игрой, где подросткам пришлось очень много двигаться. В ней учувствовал и Чонгук. Неудивительно, что Ким выглядел таким же довольным, как и мать. Эта семья — Чонгук был уверен — всерьёз вознамерилась узнать о нём всё. Тэхён — точно. Быстрые шаги Чонгука отскакивали от стен знакомых уже коридоров. И они — шаги — отдавались в голове парня двойным эхом, погружая в мысли. Чон не привык, чтобы его окликали, а тем более, чтобы резко хватали за руку в попытках остановить. Вытянувшись как струна, Чонгук резко обернулся, хватая нарушителя его спокойствия за руки и больно заламывая их. Послышался громкий удивлённо-сдавленный вскрик и Чонгук мгновенно узнал обладателя этого низкого голоса. — Ай-ай-ай-ай! Чонгук, ты чего делаешь? Пусти, пожалуйста! — шипел от боли Тэхён, дёргая руками и мотая головой. Его блондинистые, недавно выкрашенные заново волосы щекотали чонгуков нос, заставляя того поморщиться и отстраниться. — Это я чего делаю? Это не я подкрадываюсь к людям и хватаю их за руки, — пафосно усмехнулся Чон, отпуская Кима и наблюдая, как он морщится, потирая пережатые сильными пальцами запястья. Это был первый раз, когда он коснулся ангелочка, но в порыве напугать совершенно не запомнил, какая на ощупь его кожа. Наверняка мягкая, как пух, ведь она не изуродована. Чонгук слегка потряс головой, выгоняя непрошенные мысли. — Я не хотел тебя пугать, извини, — улыбнулся Тэ, удивляя Чона ещё больше. Извиняться блондину было совершенно не за что. — Но я, между прочим, тебя звал! — Зачем? — Хотел спросить, не против ли ты ходить домой вместе с сегодняшнего дня? — предложил внезапно улыбающийся от уха до уха Тэхён, повергая Чонгука в ещё больший шок. — Ходить… со мной? — переспросил Чонгук, понимая, что выглядит сейчас очень глупо. Парень прекрасно слышал, что сказал блондин, но совершенно не понимал смысла и мотивов. Тэ активно закивал головой, а Чон в свою очередь подвис. Он всё время отталкивал Тэхёна, грубил ему и игнорировал. Тэхён либо терпел, либо не видел этого, он пытался разговаривать, шутить, но это… — Нет, — справляясь со своим удивлением, отказал Чонгук и увидел, как улыбка Тэхёна немного дрогнула. Глаза блондина стали грустными, на что Чонгук только фыркнул. Ну а чего хотел от него этот ангелочек? Дружбы? — Ты ведь даже не подумал над предложением! — совершенно по-детски надул губы Тэхён, явно не собираясь отпускать Чонгук просто так. — Я не нуждаюсь в чьем либо сопровождении, — нахмурился Чонгук. — А уж тем более в твоём. Чон снова развернулся, собираясь уйти, но не особо удивился, почувствовав, как Ким опять взял его за забинтованное запястье. Выдохнув сквозь сжатые зубы, Чонгук попытался вырваться, но ему не позволили этого сделать. — Почему я тебе так не нравлюсь? Почему ты отталкиваешь всех, Чон Чонгук? — спросил стоящий за его спиной Тэхён, понизив голос, чтобы не шуметь. — Что ты. Ко мне. Приебался? — огрызнулся Чонгук, дергая рукой, но Тэхён вцепился намертво. Кровь начинала закипать, заставляя кулаки Чона подрагивать. Лицо искажалось больше по мере приближения к нему блондина. — Я хочу с тобой подружиться, — уверенно ответил Ким, провоцируя внутренний вулкан Чонгука взорваться и затопить с ног до головы тягучей, прожигающей насквозь лавой. Чонгук развернулся, схватил Тэхёна за плечи и со всей дури впечатал в ближайшую стену, заставляя парня вскрикнуть вновь. Нависая над ним, находясь в каких-то жалких сантиметрах от лица Тэ, Чонгук тяжело задышал от накрывающего гнева. Ким попытался дать отпор скорее интуитивно, чем осознанно. Парень ещё не успел понять, что произошло. Но теперь Чон не отпускал, холодными пальцами сдавливая плечи и срывая глухое шипение со светлых губ Тэхёна. Ангелочек упёрся ладонями в чонгукову грудь и распахнул свои большие, испуганные глаза. Он явно не ожидал такой агрессии со стороны Чона. А оному от этого даже смешно стало. Тэхён такой идиот, настолько наивный и глупый, что даже и предположить не смог, что его общество хоть кому-то может быть неприятным. Их дыхания смешались, переплетаясь с мелкой дрожью, что прошибла Тэхёна с ног до высветленной макушки. В Чонгуке плескалась ярость, и Ким отчётливо это видел. Раздутые ноздри и сведённые брови, наполовину скрытые кончиками блестящих волос, пугали его. А Чонгуку было только в радость вот так вот прижимать беззащитного простеца к стене и видеть, наконец, на его лице тот долгожданный страх. Ему захотелось рассмеяться в голос, но нельзя было нарушать эту звенящую тишину, что так удобно окутала этот безлюдный коридор. — Чонг… — с болью в голосе пытался вразумить парня блондин, но тут же почувствовал, как хватка на плечах усилилась, вырывая вскрик. — Заруби себе на носу, — Чонгук склонился к Киму ближе, накрывая, подавливая в нём уверенность, и яростно зашептал прямо в дрожащие губы. — Я не желаю видеть тебя рядом с собой, слышать твой голос, смотреть на твою чистую кожу и быть твоим другом тоже. Спрашиваешь, почему я тебя отталкиваю? Да потому что ты меня бесишь, идиот. И эти люди, и это здание, и этот блядкий мир. Не подходи ко мне больше, ангелочек, усёк? Ким застыл, забывая как дышать от такого потока горечи в словах Чонгука. Он всё ещё упирался в его крепкую грудь, чувствуя, как быстро и отчаянно бьётся сердце. Из головы вылетели все мысли, все слова, что блондин пытался высказать. Чон не ждал от него слов, не ждал и протестов. В карих глазах напротив, наконец, появилось то, что он хотел увидеть. Дрожь Тэ вибрациями передалась и ему, унимая злость и оставляя послевкусие своей победы. Парень отстранился, отпуская Кима, и быстро зашагал по коридору. Пугающая улыбка всё-таки растянула его губы. Стоило Чонгуку применить силу, как Тэхён тут же поддался ей, идя на поводу у страха. Ангелок же не до такой степени тупой, чтобы после такого продолжать навязываться. Так про себя рассуждал Чонгук, уверенный, что больше Ким к нему не подойдёт.Часть 5: Ангелочек.
«Карточный домик, а мы внутри него…» BTS:«House Of Cards»
Ангелочек. Слово эхом отдавалось в голове Тэхёна, стучало по вискам и звенело в ушах пронзительной трелью. Ангелочек. Именно так назвал его Чонгук, выдохнув это слово Киму в лицо вместе с бушующей яростью. Тэхён довёл его окончательно, разбудил внутреннего зверя, пустил электричество по венам Чона и спровоцировал на агрессию. Тэ знал заранее, чем обернётся, решив подойти к этому отталкивающему всех без разбора парню. Тэхён не был глупым, каковым посчитал его Чон. Ким с самого начала видел живущего в Чонгуке внутреннего дьявола, что выжигал в нём всё доброе, чистое, заставлял парня терзать самого себя. Чонгук, пытающийся быть скотиной, занимался мазохизмом сам того не понимая. Тэхён видел много разбитых, потерявшихся людей с больной душой и телом, хранил в памяти множество тяжёлых историй. Но до сих пор все встречающиеся ему люди не сопротивлялись, а шли навстречу, морально уставшие и измотанные. У них не было сил бороться и закрываться, они нуждались в помощи, в поддержке, в направлении. Хоть в какой-то толике тепла. Чон Чонгук не отличался ничем — поверхностно, и был другим внутри. Имея множество шрамов, Чонгук не пытался их залечить, не стремился облегчить боль ни физическую, ни духовную. Но до конца причину Тэхён понять не мог. На поведение Чона был только один ответ, и Киму до безумия хотелось его узнать. Сложно было сказать, чем именно враждебный по отношению к миру Чонгук смог заинтересовать Тэхёна. Парень изначально не был намерен с кем-то дружить и это вполне нормально, ведь он пришёл в новый и совершенно неизвестный коллектив. Чонгук не тот, чьё доверие заслужить легко, если вообще возможно. Однако Ким Тэхён совершенно не привык к тому, что мог кому-то не понравиться. Что кто-то не станет ему верить и улыбаться в ответ. Чем это было — высокой ли самооценкой или глупостью — Ким и сам не знал. Но Чонгук взбудоражил его своей грубостью, отдалённостью, безразличием. Всем этим он беззастенчиво обливал Тэхёна с ног до головы, которого это нисколько не задевало. Ким понимал, что очень сильно докучает Чонгуку, но с собой ничего поделать не мог. Ему было интересно, что творится в этой голове и в сердце. Наблюдал за Чонгуком всю неделю, неоднократно разговаривал о нём с матерью и пытался подступиться максимально осторожно. С одной стороны — он помогал госпоже Ким раскрыть этого парня, с другой же — пытался удовлетворить собственное любопытство. Лезть человеку в душу против его воли — неправильно. А совладать с собой очень трудно. Это все имеет последствия и чаще всего неприятные. Тэхён нарвался на них осознанно, не представляя их размера. Ким свято верил, что Чонгук на него накричит. Накричит громким, отборным матом, может даже ударит. (Хотя этот вариант Тэ почему-то исключал даже несмотря на то, что Чон выглядел тем ещё хулиганом.) Но то, что Чонгук припрёт его к стенке и будет бить простыми словами, блондин и представить не мог. Столько горечи было в его голосе, столько боли и мощной ярости, что Тэхён не справился с дрожью. Резкий холод речи шёл чрезмерно сильным контрастом с жаром подкаченного тела. С его сердцем, с дыханием на тэхёновом лице и тихими угрозами. В тот момент Тэхён впервые взглянул Чонгуку в глаза настолько близко, что смог увидеть всю глубину их темноты, от которой не грех бежать, рвать когти и как можно скорее. Глаза Чонгука — они потухшие, без бликов и без цвета. Они покрыты морозной болью так же, как руки белоснежными бинтами. Белоснежные бинты на чонгуковских руках и шее Кима настораживали. Это было ещё одной отличительной чертой Чон Чонгука. Все скрывали шрамы дорогостоящими операциями, одеждой, косметикой на худой конец. Чонгук же не надевал десять безразмерных кофт сразу, пытаясь упрятать свою душу от посторонних глаз. Чонгук носил то, что хотел, будь это куртка или кофта с широкой горловиной. Единственное, что было неизменным — именно эти бинты. Парень двигался в них так естественно, будто никогда в жизни не снимал и даже не менял их. Чонгук походил на уравнение, решить которое Ким не мог, поскольку не знал подходящей формулы. Выводить её очень трудно, когда не знаешь, что должно получиться после. Тэхён думал о Чонгуке днями, пытаясь понять загадки его серого, как мир, бытия. Но Чонгук задавил его, назвал ангелом с чистой кожей и исчез из поля зрения, не давая сказать и слова. Ангелочек. Что значит это слово, в которое Чон вложил столько злости? То, что он назвал Тэхёна ангелом, не считая его таковым в прямом смысле — понятно как дважды два. Ким тщательно вспоминал весь монолог, сказанный парнем в том коридоре. Но Чонгук сумел напугать его и поэтому блондин не запомнил деталей. Он помнил не столько причину их конфликта, сколько горячий шёпот у щеки. По правде говоря, только придя домой тем вечером Тэ смог успокоиться, отдышаться и оценить ситуацию здраво. Чонгук с ним хотя бы заговорил, а значит, Ким был на правильном пути. Какой бы смысл не крылся за этим словом, Тэхён узнает, поймёт, догадается, в конце концов. *** В следующее же собрание, пока народ только начинал прибывать, он решительно подошёл к Чонгуку и дружески похлопал по спине. Чон обернулся и уставился на Тэхёна как на восьмое чудо света. Лицо у парня бледное, худое. Извечно мрачное выражение сменилось непониманием. А Ким улыбнулся самодовольно, снова окунаясь в омут чернильных глаз. — Привет тебе, Чонгук, как жизнь? Домой вчера без проблем дошёл? — Тэ видел, как его жизнерадостный тон раздражал собеседника. Чонгук испепелил его взглядом вместо ответа и развернулся, чтобы отойти подальше, но Тэхён, предвидя это, оббежал его и перегородил дорогу. — Хей, игнорировать собеседника, между прочим, очень и очень невежливо. Тебя в школе этому не научили? — Ким сложил руки на груди и лукаво взглянул на закипающего Чона. Он понимал, что очень рискует, нагло тыкая дикого зверя полкой. Но здесь были люди, и парень вряд ли станет вести себя так, как вчера. Больно стискивать уж точно. У Тэхёна итак и плечи и запястья теперь синие все. — Ты издеваешься? — процедил Чонгук, пряча кулаки в карманы тёмно-зелёной кофты. Как бы не порвал. — Нет, я интересуюсь твоими делами. Ты ведь, всё же, мой друг. Мой друг — Чон Чонгук, очень хмурый Чон Чонгук, — засмеялся Тэ, на ходу придумывая детские песенки. Чон же, потеряв самообладание, всего лишь на секунду перестал дышать. — Друг? — переспросил он, искренне не понимая, почему этот дуралей до сих пор вертится вокруг него. Вчера Чонгук красноречиво дал понять, что Киму лучше не подходить к нему, дабы не нажить себе проблем. И хоть эта угроза была девяностопроцентным чистым блефом — она сработала. По крайней мере, Чону так показалось. — Да, именно, — закивал блондин. — А ты в свою очередь должен спрашивать это у меня, как у друга. И рассказывать мне всё, что угодно, — Тэ вытянул руки и похлопал парня по плечам. Краем глаза он видел, как косились на них подростки. Они явно беспокоились за него, думая, что Чонгук может приложить его один пальцем. В принципе, если бы оный этого захотел — приложил бы, но Ким не прекратил бы к нему лезть. — Я не знаю, чем ты, блять, думаешь, Ким Тэхён, но я тебе не друг, ты мне — тоже, — прошипел Чонгук очень тихо, чтобы их никто не смог услышать, и отступил на шаг. Тэ не успел ему ответить. Госпожа Ким громко похлопала в ладоши, призывая членов группы начать собрание. Тут в голове Тэхёна загорелась новая идея и он, схватив Чонгука за кофту, потянул за собой. Тот не ожидал подобной наглости от Кима, потому что думал, что наглее уже некуда. И как оказалось — есть. Чон очень многого не знал об этом ангелочке, а тот в свою очередь был способен почти на всё. Рывком посадив шокированного парня на стул, довольный собой Тэхён уселся на соседний и заулыбался своей квадратной улыбкой. Его мама, что всегда сидела рядом, не менее удивлённо взглянула сначала на Чонгука, затем на сына. Госпожа Ким хоть и не боялась Чона, но успела немного его узнать. Настойчивость Тэхёна ей, как никому другому, была знакома. Женщине не составило труда сопоставить её со вспыльчивостью Чонгука. Но Тэ просто подмигнул, отгоняя материнскую тревогу. Не давать Чонгуку возможность выбора — вот, чем всю оставшуюся встречу козырял Тэхён. Задавал ему вопросы, иногда вытягивая ответы, совал в руки новые тесты, умолял почувствовать в играх. Другие побаивались играть с Чонгуком, но видя, как Тэхён дёргал оного за руку и оставался при этом живым, успокаивались. Этому ангелу они доверяли на все сто пятьдесят процентов. Чонгук злился, очень злился, почти горел. Его лицо искажалось гневом, а кулаки дрожали сильнее и сильнее. Смех Тэ действовал на него наркотиком, но давал ощущение далеко не кайфа. Хотя парень не знал, что люди чувствуют, вдыхая в себя дорожки белого порошка, но это было определённо круче, чем находиться тут и видеть перед собой улыбчивое лицо Кима. Чем больше кипел Чонгук — тем сильнее давил Тэхён. И в какой-то момент терпение Чона лопнуло. Он вырвал руку из хватки Тэ и стремительно направился на выход, едва сдерживал вырывающийся наружу мат. Кровь яростно циркулировала и обжигала тонкие стенки вен. По крайней мере, Чонгук так чувствовал. Чувствовал противный и текучий, поднимающийся по горлу гнев. Никто не видел, как преобразилось лицо парня. Ребята застыли и испуганно смотрели на его сгорбленную спину и кусочек белого бинта на шее. Лишь только один Ким Тэхён точно знал, что прогорает в сетчатке Чона, так, будто смотрел на неё прямо сейчас. И поэтому, выждав, побежал за ним следом, коротко кивнув матери. Сегодня им придётся заканчивать встречу без этих двоих. Нагнал он Чонгука уже на улице, когда тот спешил поскорее убраться из этого отвратительного места и больше не возвращаться. Больше не тратить своё личное время на этот ад. Юнги он как-нибудь объяснит свой поступок. Хён должен его понять, кроме него, всё-таки, некому. Чонгук затравлено дышал свежим воздухом, остужая кипящую голову, и думал, что никогда больше не увидит этого ангелочка. Ни его ореховых глаз, ни светлых прямых волос, что красиво обрамляли сияющее лицо. Никогда не услышит его голоса. Но Чонгука точно кто-то подслушивал и раскидывался его нервами налево и направо. Стебался откровенно. Потому что он опять услышал своё имя тем самым ангельским голоском и почувствовал, как те же, что и вчера, пальцы схватили его бока. Раздражённо отцепив их от себя, Чон повернулся к запыхавшемуся Киму с твёрдым намерением вмазать ему по первое число. Не понимает же по-хорошему. — Ещё раз ты дотронешься до меня и… — Что ты сделаешь? — Тэхён выпрямился, часто дыша. Щёки немного покраснели от интенсивной пробежки. Он смотрел на Чонгука с вызовом. Слишком дерзко, слишком смело. Ким никогда так ни с кем не разговаривал, поэтому ощущал себя нереально странно. Чонгук же чувствовал, как от гнева лопаются капилляры и, грубо схватив ворот тэхёновой рубашки, приподнял парня над землёй. Другую руку он занёс для удара и замер, давая Киму возможность хорошенько подумать и извиниться. Но тот накрыл кулак Чонгука своими длинными пальцами и улыбнулся. — Ну же, давай, бей! — прохрипел он, не смея отвести взгляд от расширенных зрачков напротив. Воротник душил его, стягивая кожу под кадыком и перекрывая кислород. Чон замахнулся сильнее, содрогаясь всем телом от нарастающего бешенства. Ким Тэхён, чёрт бы его побрал. Ангелочек, а такой вредный, настырный аж до тошноты. Смотрел так прямо, хватая ртом воздух, словно перспектива иметь фингал на пол лица его совершенно не пугала. Но страх был — это читалось по мурашкам на ладони, по дрожащим слегка губам. Однако Ким не рыпался. Даже не шевелился. Чонгук внезапно понял, что парень ждёт. Ждёт его решения, несмотря на то, что для него — Тэхёна — оно обернётся далеко не сахарной конфеткой. Кому нравится, когда бьют? Ким не походил на самоубийцу или кого-то подобного. Он специально это делал — провоцировал Чонгука применять силу и отвоёвывать своё спокойствие и личное пространство. Какого хрена происходит с этой голове? Парень тяжело вздохнул, опустил кулак и поставил Кима на ноги. Встряхнув ноющей рукой — блондин всё же не пушинка — Чон сурово взглянул исподлобья, начиная понимать, что угрозами этого идиота не оттолкнуть. Тэхён, потирая красную полоску от воротника на коже, стоял перед ним удивлённый, немного побледневший. В воздухе тяжело осело напряжение. Трудно было что-то говорить. Собираясь с мыслями, Чонгук было собрался сам начать новый разговор, но пальцы Тэхёна внезапно коснулись его сухих и обветренных вечно губ. — Чонгук, — прохрипел Тэхён совершенно сиплым голосом. Улыбка больше не растягивала губы, уступая неожиданной серьёзности. Убрав пальцы, Ким прокашлялся и продолжил. — Я не хочу, чтобы ты думал, будто я держу тебя в клубе насильно. Ты волен уходит и приходить, когда захочешь и… — Чего же ты за мной бегаешь, как собачка? — язвил Чонгук, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Тебе мёдом намазано на таких как я? Кайф ловишь, что ли, от того, что на тебя зля… — Тише, — одёрнул его Тэ. — Что за привычка перебивать? Нет, мне не нравится быть прижатым тобой к стене, не нравится смотреть на синяки, оставленные тобой, не нравится нарываться на драки. Я всего лишь хочу с тобой сблизиться. — Если так не нравится, зачем тогда липнешь? — поразился Чонгук. — И ты в курсе, что навязываться людям не самый лучший способ сблизиться? — В курсе, — кивнул Ким, закусывая губу. — А если бы я не проявлял такую настойчивость, ты бы прекратил меня игнорировать? — Нет. — Ну, вот видишь! — воскликнул Тэхён слишком громко, чем привлёк внимание прохожих, и всплеснул руками. — С тобой по-другому не получается, я пытался сильно не наседать целую неделю, но ты непробиваемый. — Так какого хрена ты пристаёшь ко мне, если я этого не хочу?! — накричал на него Чонгук, со всей дури пиная низкий забор, что отделял тротуар от грядок с красивыми цветами. Их наверняка посадили совсем недавно, в связи с наступающей весной и тёплой погодой. Чон кинул на собеседника пылающий гневом взгляд, стремясь прожечь в нём дыры, но оный смотрел с такой вселенской грустью и молчал. Просто, блять, молчал. Чонгук опять не выдержал, опять подошёл вплотную, опять навис над Кимом в опасной близости. Топил в силе своего взгляда. Возможно, он делал это не произвольно. Может быть, так для него собственные слова убедительнее звучали. Тэхён крутил в голове тысячи и один вариант ответа на вопрос. А парень напротив опять унижал его. — Тебе ведь хорошо живётся, а, Тэхён, правда? Такому чистенькому, опрятному. Тебя любят все от детей до стариков, на тебя все смотрят. Тебе все верят. Ты можешь делать всё, что хочешь, не жалея потом об этом. За тобой не числятся нарушения правопорядка, за сердцем не стоят грехи и ошибки. Да ты посмотри на себя! — Чонгук схватил его за подбородок и пробежался взглядом по лицу. Кожа Тэхёна и правда чистая, смуглая, мягкая. Чон даже пятнышка лишнего не нашёл и от этого скривился ещё больше. — Ты чист, как младенец, поэтому ты для них — божество. Грёбаная Мать Тереза, которая носится из стороны в сторону, пытаясь помочь всем и каждому! Тебе любопытно? Ты хочешь подружиться? Но я не хочу, ангелочек, идиот ты конченный! Оставь меня в покое! Чонгук, тяжело дыша, отошёл от парня на шаг. Его багровое и напряжённое лицо постепенно расслаблялось. Он за всю неделю не произнёс столько слов, сколько несколько секунд назад, и вместо злости начинал чувствовать навалившуюся усталость. Тэхён же стоял ни живой, ни мёртвый. Подбородок до сих пор жгло отпечатком чужого пальца, и без того большие глаза раскрыты ещё шире. Минуты нового напряжённого молчания позволяли им успокоиться. Все звуки будто бы разом стихли, оставляя сбившиеся выдохи парней. Быстрее в себя пришёл Тэхён. Он добился своего окончательно. Чонгук взорвался, грянул подобно грому, поражая стойкого Кима всего и разом. Выпустил гнев, что так долго скапливался. Чонгуку нужна была мотивация, указатель в его пустыне. Нужно было поломать выстроенную им же клетку. Ему просто нужна была жертва, мишень, смачный пинок под зад для того, чтобы сорваться со сколы. Тэхён понял это и добровольно стал первым, вторым и третьим. — Легче? — спросил он, внимательно следя за переменами на лице парнями. Тот молча кивнул и присел на корточки, явно не собираясь ничего больше не говорить. Его лимит исчерпан, а голова горячая, как уголь, но такая блаженно лёгкая. Хотелось закрыть глаза и уснуть, по меньшей мере, на месяц. Ким присел рядом и положил ладонь на макушку Чона, потрепал волосы, наблюдая за тем, как весеннее солнце бросает на пряди блики. Волосы Чонгука удивительно отливали нотками золотого. Тэхёну нравился их цвет и мягкость. — Жизни всех тех людей, что ходят к нам на собрания, похожи на карточные домики, — задумчиво сказал Ким. — Они ставят карты практически в слепую, строя свою судьбу заново, понимаешь, Чонгук? Создавать что-то в сто раз труднее, чем рушить, но они пытаются. Любой поступок, которой они не в силах себе простить, подобен порыву ветра. И карты снова падают на стол, — Тэхён хлопнул в ладоши и подул на них, имитируя ветер. Чонгук поднял на него странный взгляд, не собираясь больше перебивать. — И ты, Чон Чонгук, такой же, если не хуже. Ты сам вытаскиваешь нижние карты, ломая свою же жизнь. Я не понимаю, зачем ты это делаешь, но очень хочу понять. Тэхён заулыбался ему своей квадратной улыбкой, а у Чонгука перед глазами в который раз всплыл образ ангела. Киму только нимба да крыльев не хватало. Чон не переспрашивал уже заданные вопросы, а блондин продолжал: — Так что… позволишь мне и дальше приставать к тебе и быть твоим другом, м? Вот увидишь, я умею не только бесить! Чонгук обессиленно закатил глаза и опустил голову. У него уже не осталось сил, чтобы спорить с этими странным парнем.