Это проблема или нет?

Спросить у Отабека Юра так и не решился: то ли кипящие внутри чувства мешали высказаться, то ли кричать через весь зал было неудобно и стыдно, то ли просто смелости не хватило. Но очертания вырисовывающейся ситуации выглядели весьма странно и заставляли Юру нервничать аж до судорог в пальцах ног: Отабек влюблён в парня, Тамила знает, в кого, но молчит, Юра жуть как сильно хочет придушить этого засранца, потому что… Ему нравится Отабек? Подобный расклад заставляет Юру злостно чертыхаться сквозь стиснутые зубы, ненавидеть весь мир и свой дрянной характер в особенности. Как его угораздило-то? Он всегда считал Отабека своим другом, отчего тогда сейчас его, словно морской прибой, захлестывают волны ревности и раздражения, почему так часто бьется сердце, и слова Кацуки о любви эхом раздаются в голове? Какого хрена все это с ним происходит? Юра сильнее сжимает перекладину станка и утыкается лбом в потертое временем дерево. Его спина изгибается дугой, и сквозь черную ткань водолазки выступают позвонки, как острый гребень из шипов мифического дракона. «Нет-нет-нет-нет-нет! Не может этого быть! Мог же в кого угодно, почему тогда в него? Кошмар! Дрянь! Дерьмо!» Бека вышел из зала уставший, словно побитый войной солдат, явно расстроенный, грустный и будто раздробленный на мелкие кусочки — таким Юра его никогда не видел, и от этого в груди больно защемило. Сердце екнуло, когда их взгляды на мгновение встретились: печальный, измученный, словно преданный и смирившийся с таким положением. Обычно тёплые карие глаза сейчас сквозили морозным холодом, не таким напыщенным и высокомерным, как это бывает у Юры, а скорее одиноким, который идёт из замерзающего сердца. Этот взгляд ввёл в полное замешательство, особенно после разговора с Тамилой. Юра, который и так был на взводе, теперь окончательно запутался в своих неопределенных чувствах к Алтыну. Занятие у Барановской тянулось невыносимо долго, Юра не мог сосредоточиться, тело катастрофически отказывалось его слушаться, он постоянно сбивался, спотыкался не то о собственные мысли, не то о старую потертую паркетную доску, не в силах справиться с бурлящими внутри переживаниями. Измученное лицо Отабека никак не выходило из головы, ядовитыми каплями сомнений оседая в сознании Юры. Это не могла быть просто усталость, определенно не в этом дело. Неужели вчерашние слова безразличия задели Отабека? Юре было настолько плохо душевно, что он физически ощущал, как его тошнит от всего вокруг, и больше всего от себя самого. «Он душу открыл, а я в неё плюнул. Пофигу мне? Нихрена не пофигу! Деда, ты ведь меня хорошо воспитывал, почему же я таким мудилой вырос-то, а?» Юра надеялся, что по приходу домой ему станет легче, что эмоции утихнут, и он хоть немного успокоится, но нет. Внутри квартиры, — да что там квартиры! — собственного тела ему было душно и тесно так, что невозможно дышать. Он судорожно метался между комнатами, пытаясь забить голову псевдосрочными делами: покормить кота, поставить чайник, набрать ванную, скачать фильм, но все это не могло отвлечь от главного вопроса, который, словно огромное яркое красное табло, горел внутри: «Что я чувствую к Отабеку?» Юре хотелось выть и бить кулаками об стену, он злился и смущался одновременно, кажется, что у него даже начался легкий жар. Неопределенность, раздражительность, натянутые нервы и переживания выматывали и отбирали все силы. Юра с глухим звуком плюхнулся на белые прохладные простыни и зарылся лицом в подушку. Через мгновение на постель запрыгнул пушистый кот, медленно и аккуратно подошёл к хозяину и свернулся калачиком под боком, громко мурлыкая, будто знал, что Юре сейчас плохо, и пытался хоть как-то утешить и поддержать. Коты чувствуют, они все понимают. Юра вяло достаёт телефон из заднего кармана джинсов и тыкает в сенсорный экран тонким худощавым пальцем, открывает галерею с массой фотографий и пролистывает немного вверх, останавливаясь там, где начинают мелькать летние снимки. Тогда он прилетел в Америку на неделю, и они с Отабеком провели их небольшой отпуск вместе. Вот они гуляют по городу, вот на пляже, а здесь делают барбекю на заднем дворе. Юра смотрит на снимки, и сердце отбивает бешеный ритм, а тело начинает гореть. Как же он тогда был счастлив! У Плисецкого было не так много радостных моментов в жизни, если постараться, то можно, в принципе, даже на пальцах посчитать, но после появления Отабека их стало больше, намного больше. Юра чувствовал себя настоящим рядом с ним, не пытался быть кем-то другим, не скрывался за своей привычной маской, он был самим собой и всегда, абсолютно всегда его принимали без осуждения, с радостью и таким солнечным теплом, которое присуще только Отабеку. Оно растопило толстый лёд, в который было сковано сердце Юры, в мгновение ока! Этот огонь не обжигал, он согревал утомленную собственными оковами душу Юры. Отабек видел в нем больше, чем он сам, нежно проникая взглядом карих глаз в самую глубину души. «У Юрия Плисецкого были незабываемые глаза воина!» — Бека… Голос Юры звучал хрипло, дыхание было сбитым и жарким, а тело пробивала мелкая приятная дрожь. Он смотрел на фото улыбающегося друга и не мог отвести взгляд. Такой красивый, добрый, заботливый, серьезный и по-своему весёлый. Как Юра все это не замечал раньше? Или он просто боялся себе признаться в том, что видел? Кацуки был прав практически в каждом своём слове. Неважно, кто рядом, если ты абсолютно счастлив с этим человеком, если не мыслишь своей жизни без него, если сердце готово разорваться на мелкие кусочки от радости только из-за того, что вы рядом, прикасаетесь друг к другу, дышите одним воздухом, если понимаешь, что только вместе с ним чувствуешь себя живым! Одно только НО: Юре ВАЖНО, чтобы рядом был не кто-то, а именно Отабек! Как друг ли? Нет… Определенно нет. Внутри все пылало, будто коробка с фейерверками вот-вот готова была взорваться тысячами ослепительных вспышек. Осознание настоящего чувства заполняло лёгкие, вырываясь из горла сиплыми вздохами и словами, высвобождая Юру из томительного плена собственных сомнений: — Я… Я хочу всегда смотреть в твои глаза, Бека. Ты… Особенный для меня!

***

Принятие своих чувств принесло облегчение Юре, но в голове, как назло, всплыли слова Тамилы о том, что Отабек уже в кого-то влюблён, и сердце снова покатилось в пропасть. «Просто зашибись! Ну такое могло случиться только со мной! Победитель по жизни, блин! Поздравляю, Плисецкий, ты снова в дерьме!» Процесс погружения в новую депрессию приостановил звук входящего сообщения на телефоне. Юра удивлённо нахмурился: была глубокая ночь, кто это мог писать? Он поспешно взял мобильный, посмотрел на экран, и сердце екнуло. Одно слово, всего одно, но какой шквал эмоций оно вызвало, ведь было от Отабека. «Спишь?» Юра быстро начал набирать короткое «нет» дрожащими пальцами, будто от этого отправленного сообщения зависела вся его жизнь. Ладони вспотели, а глаза не моргая пялились в экран, боясь пропустить ответ. Прошло всего несколько секунд, которые показались Юре вечностью, перед тем, как телефон снова издал писклявый звук о новом уведомлении. «Можешь выйти к мосту через 10 минут?» Вопрос был чисто риторическим, скорее, так как после быстрого «да» Юра уже упал с кровати, путаясь в простынях, и спешно начал переодеваться. Новая съемная квартира находилась в семи минутах от набережной, а если идти дворами, то можно добраться и за пять. Ноги сами несли Юру к выходу на мост по слабоосвещенным проулкам. На улице было пустынно, тихо и немного прохладно, так что Юра успел пожалеть, что поверх футболки натянул одну лишь не особо тёплую толстовку. В воздухе витала свежая влажность, это не было похоже на дождь, но мелкие капли воды оседали на коже незримой пленкой. Отабек уже стоял на месте встречи, облокотившись на кованое ограждение. — Привет! Юра встал рядом и заглянул в лицо Алтыну, который отрешенно смотрел куда-то вдаль. Он выглядел хмурым и сосредоточенным, но вся серьезность вмиг улетучилась, стоило Юре заметить пестрый леопардовый шарф — его подарок — на шее Отабека. Выглядело это вроде как круто, но одновременно немного нелепо, хотя и грело Юру непонятным теплом в груди. — Я хотел с тобой поговорить про вчера… — голос Отабека был спокойным и решительным, а сердце Юры, наоборот, начало трястись в нервном припадке. — Мне кажется, что я немного неверно выразился… — Тамила мне все объяснила! — И здесь она успела вмешаться. — Отабек иронично ухмыльнулся. — Что за сестра? Как я её воспитывал? Юра вздрогнул не то от холода, не то из-за переполнявшего его напряжения. Душа метнулась в пятки, по пути больно ударившись о рёбра. Сейчас. Ему нужно сейчас просто задать один вопрос, который расставит все по своим местам. Но станет ли от этого легче? Теперь, когда Юра знал, что за чувство испытывает к Отабеку, сможет ли он отдать его кому-то другому? Скулы предательски дернулись из-за ощущения вновь подступающей ревности, Юра мысленно выругался и начал глубоко дышать, стараясь обуздать свои эмоции. Кровь гоняла прохладный кислород по телу, отчего оно начало немного замерзать, но это помогло Юре охладить свой пыл. Он уставился на свои замёрзшие пальцы, что вцепились в холодный металл, не в силах поднять взгляд на Отабека. Юра покраснел не столько от мороза, сколько от смущения, набираясь смелости, чтобы задать мучивший его вопрос: — Бека… Кто он? Тот, в кого ты влюблён? Отабек повернулся и удивлённо вскинул бровь, будто бы спрашивая: «Ты разве не знаешь?». Он внимательно посмотрел на алеющие кончики ушей Юры, выглядывающие из-под светлых волос, и ухмыльнулся. — Честно сказать, я даже сам не могу понять, когда именно это случилось. — Голос Отабека был низким, мягким, обволакивающим. — Интересоваться я им начал, ещё когда мне лет тринадцать было, но это скорее было больше похоже на детское восхищение. Он был с виду хрупким и нежным, как ангел, но внутри у него была такая сила, которой, кажется, можно горы свернуть. Он будто кричал всему миру, что готов сражаться с любыми врагами и препятствиями. Просто так этого и не заметишь, но когда я посмотрел ему в глаза… Юра резко повернулся и замер, внутри все сжалось, боясь шевельнуться, чтобы не спугнуть робкие догадки, зарождающиеся глубоко в сознании. Он смотрел в мерцающие теплым янтарем глаза Отабека и не мог произнести ни слова, а тот лишь мягко улыбался и продолжал: — Прошло несколько лет перед тем, как мы с ним подружились. Признаюсь, я совершенно не ожидал того, что на моё предложение откликнутся, и был рад до глубины души. Много воды утекло с того дня, и мы с ним успели неплохо сблизиться, только вот в какой-то момент я начал понимать, что для меня это вовсе не дружба. — Отабек немного нахмурился, будто стараясь вспомнить нечто важное. — Без понятия, когда это случилось. Просто, знаешь, бывает, просыпаешься утром и осознаёшь, что счастлив и жить без него не можешь — вот примерно так и было! — Юра нервно сглотнул непонятный ком, образовавшийся в горле: «Не может быть… Это, блин, просто невозможно! Такое только в фильмах происходит!» — Но он так сильно дорожил нашей дружбой, что я подумал, если расскажу ему все, то возненавидит, сбежит. И не столько из-за себя молчал, как за него переживал: не умеет он друзей заводить, с людьми общается сложно, загнётся ведь, поглощённый своей беспрерывной борьбой со льдом, с окружающими, с собой… Юра не мог поверить своим ушам. Мозг отказывался принимать услышанное за чистую монету, а сердце отчаянно верило в то, что слова Отабека правдивы, и это снова и снова заставляло душу Юры метаться из стороны в сторону. Бесконечные волны мурашек бегали по телу, а руки зудели от того, как сильно хотелось вцепиться в Алтына и прижаться к нему всем своим естеством, да так, чтобы впечататься навечно. — Знаешь, Юра, я ведь не хотел ничего рассказывать, но как-то все в этот приезд повернулось… Ещё и Тамила догадалась обо всем за считанные секунды. — Отабек горько усмехнулся и нервно провёл рукой по темным волосам. — Ты ведь все уже понял, да? Можешь меня ударить, если сильно противно, я пойму. Глаза Юры удивлённо расширились, губы скривились в тонкую недовольную линию, а руки сжались в кулаки. Злость и радость смешались в ядовитую смесь и растекались по венам, заставляя нервные окончания судорожно вздрагивать. Ему хотелось хорошенечко вмазать Отабеку, чтобы вернуть в его голову хоть капельку эгоизма, который так присущ Юре. Тогда, возможно, они смогли бы сблизиться намного раньше. «Ударить? Ты серьёзно? Бека, ты такой придурок! Заботливый идиот!» Юра открыл рот, намереваясь высказать, что он думает по поводу происходящего, все, что горело в душе, эмоции и чувства, которые он осознал совсем недавно, но уже готов был разбиться вдребезги, чтобы их сохранить. Юра собирался признаться, но вместо этого неожиданно чихнул и шмыгнул покрасневшим носом. Отабек на это нахмурился и ворчливо начал бубнить, снимая с себя леопардовый шарф и повязывая его на Юру: — Совсем замёрз. Ума не хватило одеться теплее? Знал ведь, что не три минуты стоять здесь будем. Его руки едва касались бледной кожи, укутывая Юру в мягкую пеструю ткань, он ощущал их согревающее тепло, которое стремительно пробиралось глубоко в душу, окончательно растапливая её от холодного льда. Сердце трепыхалось в груди, выстукивая какую-то неизвестную мелодию. Юра смущался и краснел, рассматривая блестящий асфальт под ногами, он никогда и подумать не мог, что может влюбиться, к тому же в лучшего друга. Пусть Отабек называл его воином, но Юре надоело постоянно отчаянно сражаться с самим собой и своими чувствами… по крайней мере, на этом поле битвы. Он готов был сдаться, проиграть бой, только чтобы обрести такое желанное, до сего дня неизвестное ему счастье. Юре хотелось быть ближе к прикосновениям, к словам, к теплу, к самому Отабеку. Теперь он точно знал, что это за чувство. — Люблю… — он сказал это тихо, но отчетливо, отчего Отабек вмиг замер и медленно отступил на шаг назад. — Люблю… — повторил Юра громче. — Люблю… Люблю тебя. Люблю! — голос Юры почти срывался на крик. Он смотрел на Отабека горящими глазами, из которых вот-вот могли хлынуть слезы. — Я люблю тебя, Бека! Это проблема или нет? Секунда, вторая, третья… Молчание. Нервы напряжены до предела, руки сжаты в кулаки так сильно, что ногти больно впиваются в кожу. А вдруг он ошибся? Юра отчаянно пытается что-то разглядеть в глазах Отабека, хотя бы малейшую искру, намек на бурлящие внутри эмоции, но в этой темной бездне была только сладкая пустота, манящая и затягивающая внутрь, будто черная дыра. Мозг отчаянно кричит о том, что нужно выпустить свои ядовитые шипы и надеть привычную маску высокомерия, сделать вид, что это была шутка, но сердце не хочет повиноваться. Проходит еще несколько мгновений перед тем, как Отабек делает шаг вперед, крепко хватает Юру за плечи и прижимается в мягком поцелуе. Нежном, горячем, чувственном, заставляющем умирать и воскресать снова, с солоноватым привкусом непрошеных слез и свежим дыханием свободы от гнетущих оков. Они стоят под тусклым светом фонаря на безлюдной набережной, где-то вдалеке, около самого горизонта, небо начинает окрашиваться нежными красками предрассветной зари, а Юра упивается своим счастьем, не имея желания расцепить крепкие объятия, и думает: «Спасибо! Спасибо, Виктор, за то, что подшучивал надо мной! Спасибо, Кацудон, за то, что разъяснил мне свои чувства! Спасибо, Тамила, что ты так внезапно появилась и помогла нам дотянуться друг до друга! Спасибо, Яков и Лилия… Спасибо! Мне ещё многим так сильно хочется сказать спасибо, но больше всего тебе… Бека, я люблю тебя!»