Это проблема или нет?

Мысли о вчерашнем вечере не давали Плисецкому расслабиться, он вновь и вновь прокручивал у себя в голове их с Отабеком разговор. Юра не мог понять, почему признание друга вызвало у него столько противоречивых чувств и правильно ли он выразился на этот счёт. Раньше у него всегда было чёткое мнение по поводу нетрадиционных отношений, что тогда изменилось сейчас? Почему при виде воркующих Вити и Юри его по-прежнему подташнивает, а когда Отабек сказал, что не интересуется девушками, то где-то в глубине души маленький Юрочка тихо обрадовался? И что могло произойти, если бы свидание Тамилы не сорвалось, и она вернулась домой позже? «Дрянь! Почему именно ты, Бека? Будь это Пхичит или Георгий, мне было бы побоку, главное, чтобы на глаза не попадались, а так я не могу успокоиться от мысли, что облегченно вздохнул после твоего заявления! Какого хрена? Меня от самого себя теперь воротит…» Юра хмуро наблюдал за катанием Юри и Виктора, облокотившись о бортик и, наверное, впервые за все время его не выворачивало наизнанку от этого. Напротив, он смотрел очень внимательно, стараясь заметить и понять, отчего они выглядят так счастливо вместе. Никифоров так долго пытался дотянуться до Юри в своё время, приложил столько усилий, пожертвовал практическим всем, что у него было, постепенно превращаясь в нового человека. Плисецкий не мог точно сказать, какой из Викторов ему нравится больше: нынешний или прежний, но в одном он был безоговорочно уверен — только рядом с Кацуки Витя начал жить по-настоящему, он словно умер и родился заново, правда, на этот раз в его сердце были счастье и любовь. Раздумывая об этом, Юра поймал себя на том, что он тоже переживал подобное чувство — это было около трёх лет назад, в Барселоне, когда Отабек предложил ему дружбу. Впервые кто-то захотел с ним общаться не из-за личной выгоды или забавы ради, а потому, что он это он и все. Тогда Алтын сумел разглядеть настоящего Юру, скрывающего своё сердце от окружающего мира за толстой железной стеной надменности. Плисецкий всегда старался быть сильным, но рядом с Отабеком он мог позволить себе слабость и знал, что его не ударят ножом в спину. Бека научил его доверять, открыл ему новый интересный мир, где можно разделить свою радость и печаль с кем-то, смеяться и плакать, глупо шутить, носить стремные парные футболки и гордиться этим, Юра понял, что означает быть принятым таким, как есть. Разве Виктор и Юри не испытывали то же самое друг к другу? Алтын пришёл на каток, когда Юра уже заканчивал свою тренировку. Он выглядел уставшим и сонным: темные круги и красноватые глаза буквально кричали о том, что Отабек не спал практически всю ночь. Юра обеспокоенно следил за тем, как друг шнурует коньки перед выходом на лёд, часто моргая и потирая глаза, чтобы не уснуть. Только единожды ранее он видел Отабека в подобном состоянии: тогда они до самого утра рубились в видеоигры и следующий день ходили по городу, как два вареных овоща. Сейчас причина была явно в другом, а зная, как серьезно Бека относится к тренировкам, Юру такое состояние друга настораживало. — Ты в порядке? — М? Да, все в норме. — Отмахнулся Отабек. — Просто не мог уснуть этой ночью — бессонница. Плисецкий хмуро осмотрел его с головы до пят и легонько стукнул кулаком в грудь, перед тем как уйти: — Осторожней давай тут, ок? — Спасибо за заботу, Юра! Бека мягко улыбнулся ему, и чувство неловкости снова накрыло Юру волной цунами, заставляя сердце пропустить удар, а щеки покраснеть. Только не сейчас, не при всех! Глаза панически забегали по сторонам в поисках эфемерного укрытия для спасения. Он тихо ругнулся, злой на свою реакцию. Юра сходил с ума от того, что смущается каждый раз, это раздражало, но он не мог ничего поделать. Мысли о том, что в этот раз всё изменилось, перестало быть так просто, как раньше, угнетали. Юре было до отчаяния трудно разобраться в своих чувствах, потому что всё, что он умел — это игнорировать их. Он готов был воззвать ко всем существующим богам, лишь бы понять, что с ним происходит. То ли молитвы Юры были услышаны, или просто по чистой случайности, но в самый нужный момент под руку подвернулся Кацуки. Плисецкий хватко вцепился в рукав его олимпийки, будто в спасательный круг, и потянул за собой. — Юрио? — Поговорить надо! — Эй, куда? Не забирай моего Юри! Виктор собирался схватить любимого за руку, но был вынужден отступить на шаг, чтобы не схлопотать леща по лицу. — Потеряйся, Никифоров! Этот кусок свинины мне должен… Юра потащил за собой Кацуки по длинному коридору, где висели старые спортивные афиши, аж в самый конец, к дальней невзрачной двери, где косо-криво висела табличка «Спорт. инвентарь», но на самом деле это была кладовая завхоза, в которой хранились веники. Юри непонимающе уставился на все ещё покрасневшего Плисецкого, очевидно, недоумевая, почему тот так сильно разнервничался, и что такого можно обсуждать в подобном месте. Юра тяжело дышал, уставившись на потертый ковролин около двери, и пытался собраться с мыслями. Ему нужно, нет, необходимо кое-что узнать у Кацуки, иначе он скоро совсем с ума сойдёт. Сделав глубокий вдох, он на пару секунд задержал дыхание и шумно выдохнул, чувствуя, как нервы понемногу расслабляются. Так-то лучше, сейчас ему необходим трезвый разум. — Помнишь, я учил тебя всяким сопливым фразочкам по-русски? Юри вмиг залился краской до самых кончиков ушей, из которых у него чуть пар не повалил, видимо, вспомнил, где именно он использовал те самые «сопливые фразочки», и какое впечатление они произвели на Витю. — Д-да… — Пришло время расплачиваться за услугу, или ты думал, что просто так это оставлю? — Кацуки промычал что-то невнятное в ответ в попытках перебороть своё смущение. — Расскажи мне, как ты понял, что влюбился в Виктора. Ты же раньше натуралом был, да? Когда понял, что на мужиков тянет? По лицу Юри можно было подумать, что его сейчас схватит сердечный приступ: он то бледнел, то краснел, нервно дрожал и вот-вот был готов потерять сознание от таких откровенных вопросов. Плисецкий, наблюдая за этим, чертыхнулся: как же его бесило подобное поведение Кацуки. «Мать моя женщина, и этот человек когда-то изображал эрос и соблазнил Виктора? Серьезно?» Юра крепко схватил его за плечи, пару раз встряхнул и гневно прошипел, посмотрев в глаза: — Харэ строить из себя невинную целку, Кацудон, рассказывай давай! Мне надо знать! Юри, не отрывая взгляда, смотрел Плисецкому в глаза, прерывисто дыша. Этот взгляд… Он хорошо помнит его, практически так же выглядел Юра, когда наорал на него в туалете при их первой встрече, и когда вмазал ему с ноги в Москве перед тем, как угостить пирожками, и во время финала Гран-при в Барселоне, исполняя свою произвольную программу. Это был полный решимости взгляд, несущий в себе особое послание, которое Юра, по особенности своего характера, не мог выразить простыми словами. Он столько раз помогал ему, даже когда Юри был готов все бросить, а сейчас сам просит о помощи, Кацуки обязан отдать свой долг. — Ориентация здесь ни при чем, Юрио. — он начал спокойно и тихо с мягкой улыбкой на лице. — Сначала, конечно, для меня это было очень странно и даже немного пугающе, я уже не говорю о смущении — ты же сам знаешь, каким может быть иногда Витя. Но потом постепенно я начал осознавать, что не в этом суть. Все рамки или ограничения мы строим в своей голове. Наверное, этим Витя и отличался от меня: он с самого начала просто стремился к тому, с кем ему хорошо. — При мыслях о любимом глаза Кацуки начали сверкать теплым сиянием. — Какая разница, какого пола человек, если ты с ним чувствуешь себя счастливым? Если не мыслишь жизни без него, не чувствуешь себя живым, хочешь быть постоянно с ним рядом… — Не хочешь делить его ни с кем… Юра медленно отпустил плечи Кацуки и отступил на шаг назад. Тело пробила мелкая дрожь, и пальцы начали неметь, картинка перед глазами смазывалась, а во рту пересохло. Он оцепенел от слов Юри и собственных мыслей, не в силах пошевелиться. Юра не мог уместить услышанное в своей голове, он до последнего отчаянно пытался убедить себя в том, что его чувства к Отабеку — дружеские, но получалось чертовски плохо. «Я и Бека — мы друзья, мы просто друзья! Мы… Ведь… Друзья?» — Юрио, — Кацуки положил руки на его плечи и заглянул в глаза. — Чувства возникают не здесь! — он ткнул пальцев в лоб Плисецкому, — они рождаются тут… — Юри положил ладонь на его грудь туда, где неистово стучало горячее сердце. — Любовь не смотрит, мужчина это или женщина, она ищет того, с кем тебе будет хорошо, с кем ты можешь быть самим собой…

***

Последующие несколько часов Юра пребывал в состоянии, близком к «бросьте меня под рельсы». На обеде он тупо ковырял вилкой огурец в своем салате, но не съел ничего — аппетит пропал, и кусок в горло не лез. Перспектива встретиться с Отабеком на вечернем занятии у Барановской вызывала мысли о побеге из города или страны вообще. Как он теперь будет смотреть ему в глаза или разговаривать? Хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, превратиться в невидимку. Юра понимал, что все попытки спасти их с Отабеком дружбу катятся в тартарары, и по большей части из-за дурацкого характера самого Плисецкого. Переживания от утреннего разговора с Кацуки дико бесили, что еще больше мешало толком разобраться в своих чувствах и понять, что все-таки происходило между ним и Алтыном на протяжении этих трех лет. Вопреки всем сопротивлениям и протестам в душе, Юра собрал оставшуюся силу воли и в подавленном настроении зашёл в зал. Отабек и Тамила, как и ожидалось, уже занимались вовсю, прогоняя хореографию раз за разом. Юра неотрывно наблюдал за движениями Алтына: напряжённый, сосредоточенный, полностью вовлечённый в то, что делает. Стараться сделать невозможное, пусть даже если нужно разбиться об стену — это была их общая с Юрой черта. Отабек часто говорил, что лёд — это поле сражения, и каждый ведёт там свой бой, видимо, эту философию можно применить практически ко всему, что он делает в жизни, будь то фигурное катание, помощь сестре или дружба. Внутри Юры все вмиг сжалось в горячий комок в области груди, из-за которого стало трудно дышать. Это тепло приятно покалывало и заставляло сердце гонять кровь по венам быстрее. «Что за черт со мной происходит? Теперь, чтобы впасть в панический припадок и смутиться, мне достаточно только посмотреть на тебя или подумать? Я становлюсь похожим на Кацуки при виде Виктора. Это пипец как ненормально!» Когда репетиция была окончена, Отабек отошел в дальний конец зала, где его ждала девушка с швейным метром, видимо, чтобы снять мерки для костюма. Тамила, воспользовавшись этим моментом, решила поговорить с Юрой: — У вас все хорошо? — она хмурила бровки на милом личике. — Выглядите оба, будто с креста снятые. Плисецкий ничего не ответил, он оперся руками о станок, уставился в пол и усердно делал вид, что разминает стопы. — Он почти всю ночь не спал, да и толком не ел ничего сегодня. На все вопросы отмалчивается, толком ничего не объясняет. Сказал только, что «наверное, я был слишком честным с Юрой», и все… Тамила покосилась на Плисецкого, ожидая объяснений, но тот надулся и продолжал молчать, упорно игнорируя её, на этот раз не потому, что она его раздражала, а из-за того, что толком не знал, что ответить. Эта неопределенность в себе убивала, медленно пожирая изнутри. Тамила, явно не отличавшаяся терпением, резко взяла его за плечи, повернула к себе и начала трясти: — Что, черт возьми, между вами вчера произошло? Вы поссорились или что? Юра совсем стушевался, он повернулся к окну, рассматривая огни вечернего города, и тихо спросил: — Ты знала, что он не интересуется девушками? — Ах вот оно что! — Тамила почему-то расплылась в улыбке. — Мне кажется, что ты немного неверно его понял. — Плисецкий удивлённо изогнул бровь. — Понимаешь, Бека человек, который смотрит на других больше сердцем, чем разумом. Он, конечно, сдержанный, но на самом деле совершенно не думает о мнении общественности. Если он с кем-то счастлив, то ему все равно, кто это, он просто любит и все. Когда он сказал, что не интересуется девушками, то имел в виду, что его сердце занято парнем. Юра не знал, что ответить, слова застряли в горле, а во рту появился горький привкус. Это было словно дежавю: подобное говорил утром Кацуки, практически слово в слово. Значит, Бека уже в кого-то влюблён? В какого-то парня? Юре казалось, что сейчас кто-то засунул в его душу соломинку и начал оттуда высасывать все спокойствие и без того едва живую уверенность в том, что они с Отабеком друзья. Руки тряслись от злости, крепко сжимая деревянную перекладину станка, напряжение судорогой сводило мышцы, но Юра терпел, сцепив зубы. Он понимал, что снова приревновал Бека, но на этот раз к какому-то парню! Юра окончательно запутался в себе, он знал, что это уже не то безусловное агапэ, которым он приравнивал Отабека к дедушке, но дать имя новым чувствам не мог. — Т-ты знаешь, кто это, Тамила? — Почему бы тебе не спросить у него самого? Она хитро улыбнулась и поспешно убежала из зала, оставив Юру наедине со своими мыслями.