***
Хаос нарастал, словно ураган, затягивая в воронку всех присутствующих. Мой халат насквозь пропитан кровью, но у пациента она не останавливалась. А когда я на секунду оторвалась, чтобы взглянуть на монитор, сердцебиение пациента уже пропало. Твою ж мать! — Пульс?! — прокричала я медсестре, контролирующей его. — Нет. Я его потеряла, — это очень плохо. Это ужасно, черт подери! — Начинай непрямой массаж сердца. А ты отвечай за весь ход реанимации! — скомандовала я стажеру и медсестре. Паника внутри меня нарастала. Что же не так? Мы ввели гепарин, но кровь продолжала хлестать, унося жизнь этого неизвестного. Все усилия были направлены на обеспечение притока крови к мозгу... Нельзя было дать ему умереть! Но результат шел совсем в другую сторону! — Электрошок! Сто джоулей! — скомандовала я со вселенской печалью в голосе, когда голос медсестры взбудоражил все операционную: — Стойте! Есть! Пульс возвращается! Давление девяносто на сорок! Ритм стабильный. Тахикардия держится! — эти слова были лучшими, что я слышала за последние три часа. Кровотечение наконец-то сбавило обороты, а устойчивый сигнал монитора, отвечающий за пульс, был для меня в тот момент самой сладкой музыкой: — Мы его вытащили…- тихо и с облегчением прошептала я.***
Вернувшись в свой кабинет, я валилась с ног от усталости. Но это была усталость победителя. Еще одна спасенная жизнь. Осторожно снимая больничный халат, я заметила, что мой телефон завибрировал. Схватив его, меня окутало какое-то странное разочарование. Во время операции Хосе звонил мне несколько раз, а также на дисплее отобразилось тридцать три непрочитанных сообщения с текстами, а-ля «Любимая, ну как ты там?» или «Почему молчишь? Я волнуюсь!», ну и финальные аккорды «Перезвони мне сразу же, как только освободишься! Нам нужно серьезно поговорить!» С Хосе я знакома еще с университета. Правда, мы учились в совершенно разных направленностях. Он стоматолог. И он никогда не поймет, что значит быть хирургом. Наши отношения не похожи на те розовые сопли, что разводят в мелодрамах. Тут скорее дружба, которая незаметно перетекла во, вроде как, любовь. Честно, я не вижусь с Хосе целыми днями. Из-за того, что недавно мне удалось завоевать звание «Лучшего хирурга Сиэтла», времени на личную жизнь катастрофически мало. Мы видимся поздно вечером, и то, если у меня хватает сил говорить с ним. Но он такой человек, с которым мне комфортно. Наша совместная жизнь — это тихая гавань, где нет каких-то жутких скандалов с битьем посуды или какого-то недоверия. Я бы отнесла нас к таким тихим парочкам, о которых никто и никогда ничего не знает. И именно из-за этого, с другой стороны, я не чувствую себя занятой. Мне кажется, что у нас скорее свободные отношения, хотя Хосе меня уверяет, что его любовь не сравнима даже с моей любовью к профессии. И вот здесь, я с ним в корне не согласна. Холодный ночной воздух окутал меня со всех сторон. Покинув больницу, я была словно не в своей тарелке. Эти улочки, на которых случаются аварии, эти странные лица мужчин, которые в темноте кажутся маньяками. Да, я начинаю придумывать себе, как обороняться, если вдруг кто-то нападет. Хирург — это тот человек, который занят только пациентами, который уверено держит в руках скальпель и знает, где нужно сделать надрез. Но как только запах спирта и железа покидает легкие, этот самый человек чувствует себя неуютно. Обычно, я ночую на работе после таких сложных операций. И не знаю почему, но именно сегодня я решила придти домой, поговорить с Хосе и расставить все точки над «и». И если бы мне только в голову пришло, свидетелем чего я стану, то вряд ли бы вообще вышла из своего уютного гнездышка. Моя машина стояла всего в нескольких метрах от перекрестка. Все парковочные места были забиты до отказу. И вот, когда я уже устраивалась на водительском сидении, вставляя ключ в зажигание, сзади меня послышался до ужаса громкий удар… Я замерла на месте. Все конечности тут же застыли, будто я увидела НЛО. Звук воющих рядом со мной сигнализаций от машин оглушил со страшной силой. В голове до сих пор нет ни единой мысли после операции. И только спустя пару минут, я решилась выйти. На перекрестке, прямо передо мной, открылась чудовищная картина: две машины, сплющившиеся в гармошку, столкнулись почти лоб в лоб. Не знаю, каким нужно быть идиотом, чтобы ездить на такой скорости! Во мне тут же проснулся врач. Без мыслей и раздумий, я ринулась в сторону ДТП. В одной машине настолько было все смято, что не нужно быть хирургом, чтобы понять: вряд ли там кто-то выжил. А вот в другой, черной ауди, оснащенной наверняка лучшей системой безопасности, я слышала чье-то кряхтение. Подлетаю к дверце и замечаю чьи-то медные волосы. Из-за раздувшейся подушки безопасности, я ничего не могла разглядеть. Черт! Мой мозг снова включился в работу. Я не могу оставить это просто так! Схватив сумку из своего салона, я вновь двинулась в больницу за подмогой… Я снова несусь по больничному коридору. На этот раз, мое сердце стучит еще быстрее. Эти люди столкнулись прямо при мне! Их машины разбиты, а значит травмы пассажиров слишком тяжелые. Я мысленно готовила себя к поражению. Конечно, нужно верить в лучшее, но не забывать про суровую реальность. В операционных творился настоящий ад. Все хирурги, что были на ночном дежурстве, сейчас вновь держат в руках скальпель, и я присоединилась к ним. Не спрашивая ничего у медсестер и стажеров, я вновь переоделась в халат. Не было ни минуты на разговоры. Сейчас я должна вытащить людей с того света, прекрасно понимая, что в данном случае — это на грани фантастики. На этот раз на столе лежал ни какой-нибудь дряблый старик или пьяный сморщенный человек-людоед, а достаточно известная личность. Его знают в Сиэтле и за его пределами. Иногда, я даже видела его лицо по телевизору. Но больше всего я не ожидала, что он окажется здесь, на границе жизни и смерти. Я не хотела брать на себя такую непосильную ношу. Его жизнь теперь - дело принципа. Я расшибусь в лепешку, но, кажется мистер Грей, вроде его так зовут, будет жить! — Что тут? — вновь задаю я этот вопрос. Стажер встрепенулся и быстро изложил ситуацию, подключая Грея к приборам. Медсестры вновь заняли место у экранов и ожидали моих указаний: — Кристиан Грей, 28 лет, попал в серьезное ДТП. Без сознания. Зрачки ровные, реагируют. Легкие чистые. Но скорее всего сломаны несколько нижних ребер слева. Также низкое артериальное давление, бледность кожного покрова. Скорее всего задета селезенка, — Я смотрела на изувеченное тело молодого парня. Ему еще нет тридцати. Куда он так несся? Ради чего? Конечно, мне и раньше приходилось оперировать молодых и симпатичных, но этого было так жалко, что я не могла допустить его смерти: — Следите за давлением и сердцебиением! — схватившись за фонендоскоп, я принялась подтверждать слова стажера. Сердце Грея билось, но так глухо и слабо, что я уже подумала о плохом. Но на мониторе показатели стабильны. Изучая дальше его увечья, я заметила странные шрамы на всей грудной клетке. Это было похоже на маленькие ожоги. Господи! Что это такое? — Верхнее падает! — прокричала медсестра. Черт! — Подготовьте стерильные бинты и прокладки. Чувствую, крови будет много! — предупредила я всех остальных, а сама схватилась за скальпель. Одномоментный разрыв селезенки. У нас не так много времени. Давление Грея скачет настолько быстро, что я долго думаю прежде, чем сделать очередной надрез. Медсестры то и дело меняют капельницы, вкачивают кровь и убирают насквозь промокшие тряпки. Пот струился по моему лицу. Селезенка была в ужасном состоянии. Внутреннее кровотечение из капсулы селезенки слишком сильно мешало операции. Пытаясь остановить поток алой жидкости, я в тоже время следила за состоянием приборов. И каждый раз, когда операционную наполнял предупреждающий сигнал, сердце сжималось от испуга. Если этот парень умрет, я ни за что себе не прощу! Экстренное проведение спленэктомии — единственное, что могло нам помочь. Его селезенка перестала выполнять свои функции и восстановить их не представляется возможным. Эта операция считается достаточно сложной, поэтому все присутствующие, понявшие, что я собираюсь делать, тяжело выдохнули и отдали все рычаги управления мне… — Пульс?! — прокричала я, добираясь спустя какое-то время до нужного органа: — Есть! Но верхнее давление нестабильно! — твою мать! Так. Не поддавайся панике. Кровь не хлестала фонтаном, но ее было достаточно. Медсестры меняли капельницы, пока я удаляла главную «оскомину»: — Верхнее упало до критического! — сердце стучало, как бешеное, а пот катился градом. Ну давай же, Грей! Миллиардеры не должны умирать здесь! Наконец-то поврежденный орган был дисквалифицирован: — Пульса почти нет! — я сконцентрировалась. Нельзя терять самообладание, Стил! Закончи эту операцию! — Я потеряла давление! — все засуетились. Ну уж нет! Я просто так не сдамся! — Непрямой! Живо! — проорала я. Сейчас каждая секунда на счету, а время, словно качели, то ускоряется до небывалого, то еле движется. Пока медсестры возвращали Грея к жизни, я с мольбой смотрела на монитор. Увы, там только одна сплошная линия… Нет! — Электрошок! Сто! — стажер тут же схватил прибор и подключил его. Нельзя допустить, чтобы он умер! Я смотрю на его лицо. Брови сдвинуты к переносице. Похоже этот человек никогда не улыбается. И единственное, что я могу сейчас сделать — спасти его жизнь! — Ничего! — сжимаю от злости кулаки. Какой же ты упертый, Грей! — Поднимайте до двухсот! — я подошла вплотную к столу, надеясь, что он услышит меня мысленно. Нельзя сдаваться! Я знаю, что он борется также, как и я! Давай же! Ну! — Доктор Стил…- грустный голос стажера еще больше разозлил меня: — Я разве говорила отбой? Продолжайте! — прикрикнула я, как вдруг писк от монитора разлился на всю комнату. Я тут же прильнула к экрану: — Пульс! Пульс есть! Да! Молодец, Грей… Упертый мальчик! Следите за давлением! Пора заканчивать эти пытки, — прокричала я и вернулась на привычное место, улыбаясь самой себе.