***
Если вы когда-нибудь встретите меня на улице и спросите: почему именно медицина и хирургия, я не дам вам точного ответа. Моя мать — самая беззаботная женщина на всей планете. Ей в наследство от моего дедушки остался небольшой цветочный прилавок, который до сих пор и кормит ее. Отца я вообще не помню, так как мама развелась с ним почти сразу после моего рождения. Из всех ее 4 мужей, я хорошо поладила только с одним. Рей Стил — бывший военный, а сейчас работает охранником в каком-то торговом центре. Ни у моих родителей, ни у бабушек с дедушками не было склонностей к медицине. Все они до жути боялись вида маленькой капли крови, а мама могла даже в обморок упасть. И одна лишь я изъявила желание поступить в Сиэтловский Медицинский Университет (СМУ), где была чуть ли не самая способная ученица. Для начала, я планировала стать педиатром. Работать с маленькими детишками, видеть радость в глазах родителей, когда говоришь приятные новости, да и вообще я всегда очень трепетно относилась к малышам. Но передумать окончательно и бесповоротно мне помогла «экскурсия» в лучшую больницу Сиэтла, где я сейчас и работаю. На втором курсе, когда я еще была уверена, что только педиатр, никакого вида крови, никаких инструментов и прочей страшной чертовщины, мою группу отправили на операцию, следить за процессом и привыкать к алой жидкости. Сначала меня чуть не стошнило прямо на пациента, когда хирург сделал первый надрез, но в тот момент, когда этот смуглый мужчина попросил к себе в помощники именно меня, сердце чуть не упало в пятки. Я так тряслась и дрожала, понимая, что это настоящий человек, у него бьется сердце, поднимается и опускается давление, и именно меня просят встать за второй руль… И именно эта простая операция, длившаяся всего от силы минут 10, завела меня на самую лучшую тропинку в моей жизни: отделение хирургии…***
В квартире было одиноко и пусто. После нашей ссоры с Хосе, он явно не заехал домой. Что ж, впервые за наши 2 года отношений, я чувствую себя виноватой. Обычно это происходит в больнице перед родственниками человека, неудавшегося спасти, но сейчас… Родригес был романтиком. Я помню, как он ухаживал за мной, как помогал с подготовками к сессии, не смысля абсолютно ничего в операциях. Он был мне самым лучшим другом, о котором только можно мечтать. Как вдруг, все закрутилось и завертелось слишком быстро. Не знаю, почему сейчас я живу вместе с ним, почему в шкатулке лежит помолвочное кольцо… Эти моменты, словно прошли мимо меня. В них не было чего-то милого и романтичного, как мечтает каждая девочка. Это были обычные серые и никому ненужные воспоминания, которые вскоре стерлись из-за моей работы. И сейчас, в наших непонятных отношениях все только ухудшается. Я не хочу мучить этого парня. Он очень хороший, но не для меня. Который раз уже в голову приходит мысль, что я буду счастлива с другим, а он с другой. Но никто из нас не желает выходить из зоны комфорта. Я знаю, что у меня есть вроде как жених, и я должна проводить с ним все время, а на самом деле я оперирую, оперирую и оперирую… Да даже мой коллега — Уоррен, пытающийся ухаживать за мной, кажется более реальным и выгодным вариантом, чем Родригес. Слишком разные мы с ним, и оба это понимаем, но никто никак не может решиться сказать это в глаза. Вслух. Я пыталась стать нормальной девушкой. Той, что не помешана на скальпелях, здоровых органах и прочих вещей в моей профессии. Время близилось к вечеру, и я надеялась помириться с Хосе. Я привыкла никогда не опускать руки, и личная жизнь не должна рушиться только из-за моей работы. Нужно научиться совмещать и отделять приятное и нужное. Приготовив любимое рагу Родригеса, я попыталась сделать из себя леди: достаточно элегантная на мой вкус блузка, юбка и туфли на небольшом каблуке. Честно, ненавижу их. С моей профессией носить каблуки противопоказано, но я должна попробовать изменить себя ради Хосе. Это последний вагон, за который я могу ухватиться, чтобы сохранить нашу пару. И вот, на часах семь вечера, и в дверь раздался протяжный звонок. Еле доковыляв на этих проклятых туфлях, я еще раз поправила волосы, натянула приветливую улыбку и распахнула дверь… Но там меня ждал не Хосе. Перед моими глазами возникла женщина, лет 40. Ее внешние данные могли выдать все эмоции. Глаза заплаканы, но в них какая-то искринка благодарности, в руках она сминает носовой платок и явно нервничает. Мой «прикид» немного опешил гостью, но она старалась не подать виду: — Вы — доктор Анастейша Стил? — ее голос был достаточно твердый и собранный. Эта женщина умеет держать свои чувства при себе. Вопрос немного смутил. Пациенты еще никогда не приходили ко мне на домашнее лечение: — Да, а Вы, простите? — гостья немного удивилась. Она думала, что я ждала ее? Или в чем причина такой реакции? Неизвестная долго молчала, но поняв, что я ее не признала, с каким-то облегчением произнесла: — Я — Грейс Тревельян-Грей, мама Кристиана Грея, которого Вы сегодня ночью спасли, — рука упала с дверной ручки, как макаронина. Выдающийся врач, кандидат медицинских наук сейчас стояла у меня в дверном проходе и смотрела на меня с такой нежностью. Почему я ее не узнала? Прочитав про нее столько статей в различных журналах, я не признала ее в живую? Господи! Как стыдно! — Доктор Тревельян?! Ой, простите… Я не ожидала, что Вы… Заходите, прошу Вас! — эмоции бурлили во мне. Вот это денек. Неужели сын такой умной и гениальной женщины мог позволить себе такое легкомыслие на дороге? — Вы, ради Бога, простите меня, что я заявляюсь к Вам так поздно, но узнав, что Вы сегодня сотворили в операционной, я не могла Вас не отблагодарить! — ее теплые руки заключили меня в медвежьи объятия. Я чувствовала, что заливаюсь краской. Нет, где это видано, чтобы врач с большой буквы благодарил обычного хирурга? — Да о чем Вы, доктор? Я просто сделала все тоже самое, что мог сделать и другой хирург, — конечно, мне была приятна ее похвала, но она была незаслуженной. Любой на моем месте делал бы все один в один. К чему такие благодарности? — Не скромничайте, мисс Стил. Я читала историю болезни. Вы черным по белому написали, что пульс во время операции пропал, а давление скакало, как сумасшедшее… И Вы рискнули. Вы сделали моему сыну спленэктомию. И Вы спасли его жизнь! Другие хирурги бы объявили дату смерти и положили б в гроб, а Вы не сдались! Господи! Как я Вам благодарна! — в ее глазах бушевал ураган эмоций. Слезинки скатывались по щекам, а она еще сильнее прижала меня к себе. Я потеряла дар речи. Если бы я только знала, что Грей окажется ее сыном, то не допустила бы и потерю пульса! — Миссис Тревельян, я не могла поступить по-другому, Вы же понимаете… И не стоит так восхвалять мой поступок… Это, безусловно, очень приятно, но поверьте, это моя работа, и наилучшая благодарность — увидеть здорового пациента, уходящего из больницы, понимаете? — она тут же вытерла слезы и по-доброму улыбнулась мне: — Как же мне бы хотелось видеть такую девушку, как Вы, рядом с сыном… Спасибо еще раз, и извините, что вот так вот ворвалась. Я пойду, — я даже растерялась от ее слов. К чему это она? Да неважно! На таких эмоциях можно все, что угодно сказать: — Подождите. Может, чаю? — но доктор отнекилась и тут же растворилась в темноте подъезда, оставив меня одну, размышлять обо всем произошедшем за эти несколько минут…