50 оттенков: история болезни...

Пересиливая саму себя, я решаюсь покинуть палату. Мама Грея прижалась лбом к стеклу, словно пыталась мысленно связаться с сыном. Доктор Ларсен быстрыми шагами оказался возле меня. Я вижу его взгляд. Он не уверен в моем решении. Да и я сама сомневаюсь в его правильности. Вторую операцию Грей может не пережить. Но если это сепсис, то вряд ли есть какой-то другой выход. Уоррен Ларсен — мой самый лучший друг, помощник и человек, с которым я на самом деле могу советоваться насчет операций. Если я над другим пациентом, всех посылают в его руки. И конечно, по закону всем известного жанра, чувства этого доктора совсем не дружеские. Он старается быть на каждой операции рядом со мной, словно боясь за меня, а не за жизнь больного. И эта черта больше всего раздражает меня. Слишком много мужчин, требующих от меня того, чего я физически не могу дать. Но сейчас дело не в этом. Ларсен смотрел мне прямо в глаза, добиваясь тех самых слов. Он прекрасно знает, о чем я сейчас думаю, и нет дальше никакого смысла бороться с его напором: — Хорошо, если не операция, может следует промыть рану? Во всяком случае, откуда там гной? Кто-то работал нестерильными инструментами? — я больше всего не хотела терять такого пациента, как Грей. Сейчас вся моя карьера висит именно на нем. Если удастся вытащить этого миллионера с того света, я смогу навсегда забыть о денежных трудностях: — Ана, я не знаю. Но ты и без меня понимаешь, к чему приведет повторная операция. Мы еле спасли его тогда, и нет абсолютно никакого смысла класть на стол его снова, — мне хотелось рвать волосы на голове. Черт! Что делать? Я повернулась в сторону палаты, увидела слезы миссис Тревельян… А потом ляпнула: — Уоррен… Все, что угодно, лишь бы он жил, — а эти слова самые непрофессиональные в нашей работе. Надеяться нужно только на свои силы, а не на какое-то великое чудо. Анализы крови мистера Грея были очень неутешительны. В них слишком много лейкоцитов. Ему срочно нужно переливание. Этим уже занимаются медсестры, а я до сих пор пытаюсь понять, почему рана загноилась? Что привело к ухудшению состояния? И вдруг, раздался стук в дверь. Я ждала кого угодно: девушку Грея, его отца, брата, сестру… Но та дама, что вошла в мой кабинет не была похожа ни на подружку, ни на жену. Пышные и густые платиновые волосы, собранные в конский хвост, элегантная и дорогая одежда. Духи были настолько приторно-сладкие, что я уже хотела распахнуть настежь окно. Женщина, меленькими шажочками прошлась по кабинету, словно оценивая его, а потом развернулась ко мне. Ее лицо испугало меня. Она пыталась сделать что-то наподобие грусти и жалости, но это было похоже на хищный оскал. Платиновая блондинка села на стул, против меня и долго изучала. Господи! Я больше всего ненавижу таких посетителей больных. Они считают, что я — вселенское зло, которое делает только хуже. Если бы они знали, что на самом деле происходит по ту сторону медали: — Я, конечно, извиняюсь, но Вы кто? И почему Вы пришли ко мне в кабинет без приглашения? — ее губы растянулись в хищной улыбке. Фу, сколько же денег она вложила в отбеливание зубов? — Я так понимаю, Вы и есть тот самый доктор-волшебник, которого так восхваляла Грейс, — оценивающий взгляд заставил меня еще сильнее разозлиться: — Девушка, это больница, а не Битва Экстрасенсов. Если Вы по какому-то вопросу, то можно побыстрее? У меня очень серьезный пациент! — я сделала самое суровое выражение лица и стальной голос. Не хватало еще каких-то моделей, которые будут издеваться надо мной: — А этот самый пациент — Кристиан, да? — прошло всего пару минут, а мне хочется порезать скальпелем это перекаченное ботоксом лицо: — Я обязана перед Вами отчитываться? Простите, но если у Вас ничего существенного, то попрошу покинуть кабинет, — гостья как-то театрально вздохнула и вновь оскалила свои клыки: — Я буквально на минуточку, мисс Стил. В тот день, когда Кристиан попал в аварию, он забыл у меня кое-что… Вы не могли бы передать? — эта женщина вообще читала правила нашей больницы? — Мадам, я не занимаюсь такими вещами! Как только мистер Грей придет в себя, Вы сами лично отдадите ему эти бумаги. Это все? — платиновая блондинка испепелила меня суровым взглядом. Ой, не смешите меня! В мою сторону и не такие смотрели: — Если… — единственное, что произнесла она и встала со стула: — Что, простите? — я поднялась следом за ней. Уже дойдя до самой двери, она развернулась и бросила: — Если Кристиан придет в себя… — и от этих слов мне самой стало как-то неуютно. В этом незнакомка оказалась права. Если…

***

Я не ночевала дома уже вторую неделю. Не знаю, что там происходит с Хосе, потому что за эти 14 дней он ни разу не написал и не позвонил. А самое интересное, что я и не думаю о нем. Мне достаточно проблем с другим мужчиной. Мистер Грей — очень странная и популярная натура. Как только журналисты пронюхали, что слухи об аварии и тяжелом состоянии — не вымысел, тут же заполонили все входы и выходы из больницы. Хорошо, что хоть не в саму больницу завалились, упыри! А буквально дней пять назад, когда я в очередной миллионный раз делала промывание раны и меняла кровь, в окно палаты заглянула тень девушки. Я не успела толком ее рассмотреть, она была совсем не похожа на ту блондинку. Наоборот, скукоженная и потерянная. Я хотела выйти и поговорить с ней, но ее и след простыл. Больше эта дама не появлялась, но по ее состоянию я подумала, что она и есть та самая несчастная. Ну, в смысле, его девушка. Даже боюсь представить, как бы выглядела я, будь на месте Грея — мой парень. Это ужасно… И вот, сидя в своем кабинете и заполняя истории болезни, я услышала какую-то суету и панику в блоке «В». Именно там и лежал Грей. Мои самые худшие мысли тут же всплыли наружу. Не дай Бог! Я почти месяц борюсь за его жизнь, и если сейчас это будет все пустое, я точно не вынесу. Схватив халат, я понеслась на специальный сигнал для врачей. Возможно, вы когда-нибудь слышали о таком. Есть 3 вида сигналов: о поступлении тяжелого больного, о критическом состоянии любого пациента, а третий сигнал самый распространенный, к сожалению, о смерти больного. И сейчас я слышала именно его… Врачи столпились вокруг койки и недоумевающе смотрели на приборные панели. Как только моя нога переступила порог палаты, все тут же разошлись, освобождая пространство. Здесь собрались все, кто был свободен. И к моему удивлению, Уоррена я не обнаружила. Черт! Подлетаю к аппаратам и изучаю их показатели. Давление не прослеживается, а то есть, его совсем нет! Наклоняюсь к пациенту, ощупывая пульс. Он есть, но еле-еле. Твою мать! Его сердце почти не билось! Да что же это такое? Чего тебе не хватает, Грей? Когда ты уже проснешься? Хватаюсь за дефибриллятор и начинается… Его тело подпрыгивало и снова опадало, подпрыгивало и опадало. Казалось, сама судьба трепет мне нервы! Я переживаю за этого пациента. И тут дело уже даже не в карьере. Он нужен этому миру. Он нужен матери, тем девушкам, бизнесу. Я изучила его биографию. Тяжелое детство сказалось на его эмоциональном состоянии, но он смог добиться таких высот! И если сейчас из-за какого-то придурка на дороге, это сердце остановится… Нет! Еще разряд! Еще! Когда все врачи уже потеряли какую-то надежду на воскрешение тела, даже когда я сама была готова выйти из палаты и объявить время смерти… Давление скакнуло вверх, а сердце вновь ритмично отстукивало удары. Твою же мать! Я села на его койку, закрывая лицо руками. Господи! Да что же это такое? Вокруг я слышала восторженные возгласы и ободряющие слова. Со мной такое впервые. Почему я так переживаю за этого мужчину? Все пациенты, что были до этого не вызывали во мне столько сильных эмоций. Я чувствовала, как в горле застрял ком, а горячие слезы счастья застилали глаза… Фууух! Мне казалось, что скоро самой себе придется этот разряд делать. Поднимаю голову и вижу… Хосе. Он стоял за стеклом палаты с открытым ртом, словно замороженный. Наверно, будь у меня настоящие сильные чувства к этому парню, я бы кинулась в его объятия, но на самом деле все пошло иначе. Для начала я вновь занялась Греем. Измерила нормализовавшееся давление, пульс, температуру тела. Вновь осмотрела шрам на торсе и поменяла кровь. Его лицо хоть чуть-чуть обрело окрас, а руки стали теплее. Я еле коснулась тех самых маленьких шрамиков-ожогов, когда поправляла носовую трубку, и мне показалось, что мощный разряд тока ударил меня по пальцам. Я затаила дыхание. Честно, на тот момент, я даже забыла, что за стеклом стоит мой жених. Эти скулы, пухлые губы и брови, сдвинутые к переносице… Его профиль был настолько красив, но почему-то я заметила это именно сейчас… Выволакивая себя из ненужных раздумий, я включаю увлажнитель воздуха и покидаю палату. Родригес прижался всем телом к противоположной стене и долго изучал меня. Мой внешний вид выдавал меня с потрохами. Я не спала уже около недели, постоянно на дежурствах. Свет клином на этом Грее не сошелся, у меня было еще 3 непростых операции… Я вымотана, выжата, а с другой стороны такая взвинчатая и взбодрившаяся, что самой аж дурно стало. Хосе молча смотрел, как я приближаюсь к нему, в надежде на спокойный разговор. Но такого, конечно не случается. Парень отталкивает меня и снова встает перед стеклом, изучая тело пациента. Он явно не доволен, но, а как я могу поступать иначе? Да, я сплю у себя в кабинете, да у меня вечные операции, истории болезней и вот такие вспышки адреналина. Но мне нравится это! Я хочу и буду этим заниматься! Сколько бы минусов не имела моя работа, я ни за что не оставлю это место! — Ты сам все видел, Хосе. Он в ужасном состоянии уже больше 3 недель. Почти месяц я сражаюсь с его пульсом, сердцем и давлением. Я не могу оставить его сейчас. Обещаю, как только Грей встанет на ноги, мы тут же улетим куда-нибудь отдыхать… — в своих последних словах я была неуверенна. А точнее, это была наглая ложь. Если пациент поправится, то выписать я его смогу нескоро, и соответственно улететь с Хосе тоже. И к сожалению, он это понимал: — Да ладно тебе, Ана. Не прикидывайся. Ты не появилась за этот месяц ни разу дома. После того, как ты улетела по первому же вызову в эту чертову больницу, ты даже не вспомнила обо мне. Думаешь, я слепой, да? Ты не любишь меня, не хочешь, не вспоминаешь… К чему мы тогда тянем эту резину? — не знаю, почему я так поступаю с ним, не знаю, почему не могу отпустить его. Каждый раз, когда я планирую закончить наши отношения, в голове вспыхивают самые лучшие моменты, и я просто не могу: — Хосе… Это моя работа…- я хотела вновь все свести к моим обязанностям, но Родригес прерывает уже заученную речь: — Да какая работа, Анастейша?! О чем ты говоришь? Ты сутками напролет в его палате! Ты меняешь ему капельницы и следишь за приборами! Я прекрасно знаю, что это должна делать медсестра! Прекрати обманывать хотя бы себя! Я видел, как ты рыдала, когда в очередной раз спасла его. Я заметил, как напряглось все твое тело, когда ты увидела, что его давление упало… Хватит уже! — этот диалог пошел совсем в другое русло: — Ладно. Хочешь правды? Этот пациент важен для меня. Мне важна его жизнь, здоровье и состояние, потому что он, прежде всего, медийная личность! Ты видел сколько журналюг столпилось у входа? Если Грей умрет, то можно навсегда забыть о таком враче-хирурге, как Ана Стил! И не нужно говорить за меня. Я хочу быть с тобой, Хосе. Я согласилась выйти замуж! Неужели… — мою феноменальную речь прервал писк прибора из палаты. Я тут же залетаю в нее, вновь забыв о тех словах, что еще секунду назад говорила, потому что передо мной возникла следующая картина: мистер «Как-Он-Уже-Замучил-Меня», открыл глаза…