Every Thursday

"Сообщение", - мелькнуло в голове, острая, как бритва, догадка, - "только не это..." - Сообщение, - тихо произнес Давид, вторя моим мыслям. - Ночевать не приду. Бай! Не забудь, ты обещал, что он будет визжать под тобой, как... - Давид запнулся оборвав чтение, но я видел, как взгляд его все еще продолжает бегать по коротким печатным строчкам. Слова оглушили, и мутный грязный стыд стал просачиваться в ноющую голову, затекать в уши, обволакивая слух. Напряжение, словно намагниченное статикой висело в воздухе и казалось почти осязаемым. - Хм, "он", это, полагаю, я... - горько усмехнувшись, резюмировал Давид не поворачиваясь ко мне. - Ты пообещал? Что ж, могу разочаровать тебя, - он обернулся и встретился со мной взглядом: холодные, несмотря на гуляющую на губах улыбку, затаившие на дне острую обиду, глаза, - заставить меня визжать почти нереально. Разве что пытать раскаленным железом. Я молчал, распятый теперь уже не только физически, но и морально, и взгляд Давида шевелил во мне что-то темное и ноющее, скребущее грудь грязным когтем. Древнее чудовище, прозванное Совестью, рано или поздно напоминает о своем существовании даже таким потерянным думам, как я. Давид отбросил телефон на низкий стеклянный столик, громкий звон которого выдавал истинное настроение парня, несмотря на маску спокойствия и натянутую улыбку. - Вернемся к вопросу, Стас, - он присел на край кровати и сдавил ладонью мое колено. - Во всю эту хуйню с вашими четвергами, я не верю, ты понял? - Но это правда! - выкрикнул я, через кипящее обидой отчаяние. - Тогда с чего это ты заговорил в машине о моем отце? О том, знает ли он о моей ориентации? Почему предложил ехать ко мне? - точно метнув дротик в десятку, осведомился Давид и пальцы его сильнее сдавили колено. - Ме-ня-ни-кто-не-под-сы-лал! - зажмурившись, процедил я, с каждым слогом повышая голос. - В телефоне есть видео, чтобы я поверил в ваши "четверги"? - вскинул брови он, склонив голову. - ...нет. Я сливаю на комп. Давид ничего не ответил. Пауза затянулась. Он поджал губы, сдавил ладонями виски, словно напряженно о чем-то размышляя, потом резко поднялся на ноги. - Ладно, - тихо произнес он, кивнув, и обойдя кровать, скрылся за дверью гардеробной из мутного узорчатого стекла. Щемящее паническое ожидание повисло в воздухе поле его ухода. Куда он пошел? Что ему там потребовалось? Может за ней выход в холодный каменный подвал, где этот параноик хранит трупы своих неудачливых любовников заподозрив их в намерении вскрыть, точно прогнивший фрукт, его ориентацию? Может освобождает место для новой жертвы? Тоже мне, Синяя Борода! Хватит, пора заканчивать этот театр абсурда! Гнев заворочался внутри, гоняя острые быстрые мысли в гудящей черепной коробке. Я забился, выворачивая до боли ладони, чтобы суметь протиснуть их сквозь тугие петли. Потом попробовал перекатится на живот, но только сопел и глухо стонал от боли, раз за разом окрашивающей сознание в красный. Все попытки вырваться не принесли результата. От усердия я покрылся испариной и часто дышал, в такт гулким ударам, скачущего у горла, сердца. - Развяжи меня! - собравшись, выкрикнул я, как можно громче, скорее от злости, чем из риска быть неуслышанным. - Это уже не смешно! Давид появился на пороге комнаты, едва последнее слово слетело с моих губ. - А я и не пытаюсь тебя развеселить, - произнес он, скользким голосом, словно какой-то мерзкий замысел уже сидел в его мозге, разжигая возбуждение. - Раз ты не хочешь говорить по-хорошему, а избить тебя связанного, не интересно, даже для такого скучного человека, как я... Мне удалось приподняться, вытягивая шею, насколько позволяла моя нескладная поза и, наконец, разобрать что он держал в руках. Давид щелкнул включателем, и огромный ствол в его руках завибрировал с мерзким жужжащим звуком, точно большое черное насекомое. Я хотел было выкрикнуть что-то матерное, но страх, холодной скользкой змеей пополз по спине, очерчивая ступеньки позвонков. Давид снова щелкнул переключателем, оборвав раздражающий звук и довольный моей реакцией, стал медленно, смакуя мое замешательство, приближаться. - Ну что, - нарочито растягивая гласные, произнес он, - проверим кто из нас сейчас будет визжать? - Только посмей, - голос дрогнул, бессильная ярость эхом стучала в висках. - Только посмей в меня это всунуть и я клянусь, проломлю тебе череп! - сухо прошипел я, на что Давид лишь звонко рассмеялся. - О, это не единственное, что я при желании могу в тебя всунуть. Я дернулся, всем телом вжимаясь в простыни, так, словно надеялся просочится сквозь матрас. Новая алая вспышка окрасила сознание. Боль. Кажется, я стер левое запястье до крови. - Ну, тихо, тихо... - нараспев протянул Давид, наблюдая за моими попытками вырваться и положив фалоиметатор на прикроватный столик, устроился на коленях у моих ног. - Ты же вроде не прочь был поразвлечься? - Сволочь! - выплюнул я, сгорая от злости. - Долбанный урод! Рука Давида легла на мой втянутый живот, скользнула вверх, к груди, настойчиво, почти нежно, пробуя на ощупь кожу, так, как совсем еще недавно, его касался я. Только теперь эти прикосновения вместо трепета вызывали во мне брезгливость и тошноту. Следуя взглядом за свой ладонью, он, наконец, остановился на поясе джинс и, расстегнув пуговицу, поднял на меня глаза. - Мне бы не хотелось, но я могу все это прекратить, если ты расскажешь правду. Ты должен понимать, это слишком серьезно, это слишком опасно для меня, никто не должен... - Да пошел ты, извращенец! - с болью в голосе, выкрикнул я, сломав все возможные доводы об эту глухую стену и не находя в себе сил добавить что-то новое. Я дернулся еще и еще раз, нарочито усиливая боль в суставах в очередной попытке бегства. Давид медленно покачал головой и тяжело вздохнул. Он помедлил будто в нерешительности, а потом, расстегнув молнию, стал стягивать с меня джинсы вместе с бельем. Я выгнулся, согнув колени, мешая его попыткам меня раздеть, пока не получил ощутимый пинок в корпус, от которого зашелся рваным кашлем и обмяк. - Стас, все может происходить не так болезненно, если ты не будешь... Он добавил что-то еще и хоть слов я не разобрал, их смысл был более чем ясен. И еще - мое имя. Он произносил его всякий раз, когда обращался ко мне. Стас - на звук, как сухая хлесткая пощечина ни сколько болезненная, сколько унизительная, подчиняющая своей воле. Собственное имя, произнесенное его голосом, вспарывало и без того воспаленный слух. Открыв глаза я наткнулся на его взгляд. Давид навис надо мной, насильно раздвинув сжатые стыдом колени и как-то неловко улыбнулся. - Ты это пробовал? - Меня, кажется, сейчас стошнит, - прохрипел я в ответ, скривившись от отвращения. - Если бы ты не оказался такой тварью, Стас, все бы у нас происходило иначе, - туманно парировал он, пропустив мои слова мимо ушей. - А если бы ты не оказался такой тварью, Да-вид, - в тон ему, процедил я, нарочито выделив имя, затем открыл было рот продолжить, но осекся. Давид скользнул пальцами между моих ног, надавил на сфинктер. От его прикосновений я вздрогнул в голос. - Так что? Ни разу не пробовал? - почти искренне удивился он, и усмехнулся. Я до боли сжал кулаки, воображая с каким удовольствием разбил бы эту развратную ухмылку. - Не делай этого... - Черт, ты не перестаешь меня удивлять! - Не делай этого, - переведя дыхание, повторил я уже совсем тихо, - пожалуйста. Давид цокнул языком и с показным сожалением, покачал головой. - Нет, мне слишком хочется услышать, как вместо меня визжать будешь ты! - и с этими словами Давид потянулся к тумбочке. Я зажмурился, с новой силой забился в кожаных петлях, сковывающих мои движения. Давид оказался сильней, чем мне показалось, он умело, словно в его руках побывал не один такой пленник, обхватил мои бедра, приподнимая, и я почувствовал, как между ног скользнул холодный и влажный предмет. От первого толчка я резко рванулся назад, ударился о решетку кровати, вжался в мокрые от пота простыни, проигрывая колючим слезам выступившими под веками. - Расслабься... - услышал я его голос, как через толстый слой ваты, просачивающийся в уши. - Расслабься! Второй толчок вернул остроту слуха, но тело все так же сжималось вокруг сплошного уплотнения боли. Давид нагнулся, приподнял мою голову за затылок и коснулся шершавым горячим языком покусанных губ, грубо и цинично углубляя поцелуй против моей воли. Свободной рукой он двинулся в третий раз. Я замычал, раскатывая мышцы в судороге, словно отделяя мясо от костей. Пальцы свело, дополняя палитру боли новыми красками. - Потерпи, пока привыкнешь... - посоветовал он, оторвавшись от моих губ. - Тварь! И снова, ни злость ни отвращение переполнявшие меня, не тронули выражения его лица. Он провел рукой по моему телу спускаясь вниз и я услышал щелчок, показавшийся мне вдруг звонким, как щелчок затвора, в тот же миг по телу разлилась щекотящая вибрация, прокатившаяся по позвоночнику в мозг и нырнув обратно в пах. От вибрации по коже разошлись мурашки, постепенно отпуская напряженные мышцы. Я чувствовал, как Давид касается меня губами, языком, покрывая поцелуями грудь и живот, мнет ладонью член. "Зачем?" - слово стукнулось в висок, словно просясь сорваться с губ. - "Зачем эти ласки, если он хотел причинить мне боль?" Его губы то обхватывали меня, то отпускали, дразнящие, нежные, как вода прикосновения скользили по бедрам. - Хватит... - я разжал сухие губы, повинуясь подползающему к горлу стону, изо всех сил стараясь запереть его в груди, не выпуская даже с дыханием. - Останови... Но вопреки моим словам, вибрация усилилась, словно переключили скорость. Мышцы... Боже, как хочется опустить руки... все ради того, чтоб опустить руки... что хочешь... руки... На пороге толкающегося во мне удовольствия, я вдруг подумал, развяжи он меня, я может и не сразу бы набил его красивый профиль. Может бы и завершил эту ночь, так, как планировал. - Приятно? - голос Давида обрушился на меня, выдернув из размышлений. - Нравится, когда тебя сверлят между ног связанного? Он сдавил член у самого основания натягивая кожу. - У тебя так же встает, когда ты делаешь что-то подобное? Или только, когда что-то подобное делают с тобой? Его возбужденный расфокусированный взгляд скользил по моему лицу в поисках ответа. Я отвернулся, уткнувшись носом в свое предплечье, скрывая алый стыд тронувший щеки, по-мальчишески прячась от его глаз. Мне хотелось процедить сквозь зубы что-то едкое от желчи и ненависти, но слова застревали, скапливались слюной под языком. - Сука... - короткое, по-змеиному шипящее слово растянуло губы против моей воли. Давид коротко усмехнулся и оторвался от меня. - Сейчас посмотрим, кто из нас сука.