Мать моя женщина... тьфу ты, Гера!

      Всю свою жизнь я только и делаю, что бегу. От проблем, тягостей жизни, хулиганов, монстров… богов… полукровок. Конечно, ведь несладко приходится тому, чья мамаша-богиня, нарушив семейное табу, поматросила со смертным! А дочурка теперь скрывайся, бойся шагу лишнего ступить и расплачивайся, как говорится, за грехи отцов. Ах, да, еще и рассуждай о житье-бытье, сидя на покрытой многовековой грязью скамейке в не самом респектабельном и приличном районе Бруклина.       Ведь именно этим я, единственная дочь богини Геры и обычного смертного человечка, на данный момент и занимаюсь. Правда, до этого еще уносила на всех парах ноги от пронюхавшей меня гидры, но это уже совсем другая история.       Вытягиваю вперед затекшие ноги с ноющими от длительного бега мышцами, натягиваю пониже рукава свитера, чтобы хоть как-то согреться, и, жалея о неимении хотя бы часов, продолжаю ждать автобус, дабы на нем доехать до дома. В школу уже все равно опоздала, а устроить себе незапланированный выходной никогда не помешает, это даже полезно для здоровья, — просто отдохнуть в тепле и…       По телу вдруг невольно проходит дрожь, словно где-то рядом находится не закрытый проводок с током… Я чувствую это: сочетание невыносимого, уничтожающего все на своем пути одиночества и нескончаемой, калечащей боли, но в то же время приправленное какой-то невосполнимой безмятежной радостью, тихим весельем и согревающим, словно лучики летнего закатного солнца, теплом… Спасибо Гере: ауру божественных — и полубожественных — существ все мое нутро пропускает через себя, словно путник во тьме, увидавший вдалеке свет от костра.       Где-то здесь полубог. Не к добру это.       — Ой-ей, — невольно вздыхаю я, замечая неподалеку неприметного паренька в мешковатой одежде и с туристическим рюкзаком. Вот опять. Что ему нужно? Понимаю, если бы он просто мимо проходил. Так нет же, он самым прямым курсом движется ко мне! Почему всех монстров, полукровок — и даже иногда и богов, — как магнитом тянет ко мне? Я что, медом намазана? Только хотела передохнуть, а тут опять силы тратить…       Не теряя времени, начинаю действовать до того, как полубог заметит меня и просечет, что я не обычный его собрат, а кое-кто поинтересней.       Прикрываю глаза, концентрируюсь на пареньке и направляю сгусток энергии в его сознание. Небольшое сопротивление — защитная реакция организма на вмешательство извне — успешно, как и всегда, подавляю. Вот и все, я в голове полукровки.       Осматриваюсь. Тонкие бесконечные линии переплетающихся воспоминаний кое-где сияют ярко, но от большинства исходит лишь тусклое сияние. Так всегда; это, можно сказать, побочный эффект существования всех полукровок: зачастую плохое перевешивает хорошее. Перестраиваюсь в нужный отдел сознания. Оглядываюсь по сторонам. М-да, не густо тут умных мыслей, совсем не густо. Трепетно и осторожно ищу нужный участок — сознание человека штука совсем не простая: одно неверное движение — и велика вероятность появления невосполнимого пробела в памяти. Потому-то мою, так называемую работу, можно приравнять к ювелирной точности хирурга — мастерство стоит наравне с жизнью человека. Наконец нахожу. Вот он, составленный, как и все, из тончайших нитей, что образуют единую целостную картину. Данная — то, что происходит сейчас с этим парнем: идет по дороге по направлению к автобусной остановке, крутя что-то в руке, еще мгновение, и он меня увидит… Легко хватаюсь невидимой левой рукой за одну из нитей — эта отвечает за движение, — правой же берусь за другую, более яркую — ход мыслей, — то, что мне нужно. Слегка переплетаю и настраиваю на нужный лад. Проще говоря — словно швея пришиваю на один лоскуток другой, немного меняя картину в конкретной части, но без вреда второй. Готово.       Выхожу из сознания полубога, который тем временем вдруг останавливается, разворачивается и, словно что-то забыв, идет быстрым шагом в противоположную мне сторону.       Без сил плюхаюсь обратно на скамейку. Чувствую себя опустошенной. Такие игры с сознанием крайне сильно выматывают. Может, моя мать и всесильная дама, но ее чадо особыми преимуществами не сказать чтоб сильно наделено. Поскупилась матушка на дитятко-то свое. Только и умею, что с коровками разговаривать да прохожим, словно сварливая бабка, советовать разойтись как в море кораблям, ибо брак их будет неудачным.       Хотя еще есть кое-что… Называть это можно по-разному: влияние на сознание, телекинез; но суть оно несет одинаковую: я просто подключаюсь, словно беспроводная флешка, к мозгу другого человека и передаю нужную мне информацию, не слишком отдаленно отличающуюся от исходной. Можно сказать, просто корректирую ту или иную мысль, — ибо изменять ее полностью пока еще не научилась. Боюсь даже представить, сколько энергии вся эта процессия будет высасывать, если от обычного простого вмешательства я уже валюсь с ног.       Прислоняюсь затылком к стеклянной панели остановки, стараясь не думать о том, как велико количество проживающих на ней организмов, облегченно раскидываю руки в стороны, со стоном вновь вытягиваю ноги и вздыхаю, наполняя легкие холодным воздухом. Вот тебе и конец осени — холодрыга стоит как на Северном полюсе. Хорошо хоть, что на самом деле снег не идет, а то от свитера проку совершенно не будет.       Тишину прорезает резкий визгливый звук трения шин об асфальт. Я поднимаю голову: едет автобус, но из-за усталости в глазах расплывается, и понять, нужный ли номер или нет, сложно. С божьей помощью поднимаюсь, делаю шаг и прищуриваюсь, силясь рассмотреть движущиеся красные буквы на табличке. Нет, вроде не тот номер.       Только я присаживаюсь обратно, как вдруг из-за угла дома, где-то в нескольких метрах от остановки, выходит небольшая группа подростков примерно моего возраста. Внутри все сжимается, словно под давлением на дне моря… по двум причинам. Я подрываюсь на ноги и ожесточенно думаю, что делать. А полукровки тем временем продолжают спокойно и безмятежно идти, совершенно не замечая опасности. Но я-то вижу: на третьем этаже пятиэтажки, из открытого окна, за пыльной и потрепанной шторкой в цветочек прячется женщина… с двумя рычащими головами, раздвоенными змеиными языками и ярко-желтыми кошачьими глазами-щелочками. Бедняжка, за что же ее так мать-природа невзлюбила?       В принципе, угрозы, как таковой, она вроде бы сильно не несет, полукровки отделаются парой царапин, а группа, где-то из четырех ребят, так тем более выйдет сухими из воды. Но вот как быть мне? Совесть-то, в отличие от небезызвестной мамаши, есть и потом ведь не оставит меня в покое, сожрет с потрохами, если ничего не сделаю. А банально крикнуть: «Берегитесь, сзади злобная гадюка!», — так это навлечь на себя беду — и полубоги, и монстр мигом прознают о моей персоне. И даже не влезть ни в чье сознание, сил-то почти не осталось…       Раздумываю еще секунду, плюю на все и со всех оставшихся крох силы кричу:       — Сзади! Глаза разуйте, идиоты! — и тут же кидаюсь в только подъехавший автобус. Взбегаю по железным ступенькам и, словно нашкодивший кот, оглядываюсь назад, судорожно вытаскивая с кармана скомканные деньги.       — Оба-на… — удивлено вырывается из меня, когда вдруг двое отделяются от группы уже сражающихся с монстром полукровок и спешат к все еще стоящему у остановки автобусу. Не-ет, так дело не пойдет. Разворачиваюсь к сидящему за рулем водителю и тараторю на одном дыхании: — Эм, мистер, а можно закрыть дверь, да побыстрее, а?       Он из-под красно-синей кепки кидает на меня прищуренный взгляд, потом на полубогов, после приподнимает брови… Ясно, мне все понятно. Вот тебе и вся сущность Нью-Йорка. Что в прошлом веке, что в этом — город не меняется, разве что только в худшую сторону. Достаю из кармана десять долларов и всучиваю мужчине. Но он, гад, головой качает, мол, побольше. Цыкаю и даю ему еще двадцатку, выразительно приподняв бровь. Он наконец соглашается; нажимает на кнопку — и дверь со скрипом закрывается, потом давит на педаль и с визгом шин выруливает на нужную полосу. Автобус отъезжает. Возмущенные полубоги, уже отправившие монстра почивать в Тартар, тем временем машут и кричат вслед уезжающему у них из-под носа транспорту. Я в последний раз, в некоторой мере испуганно, оглядываюсь на них, ведь чуть же не попалась.       От монстра уже и праха не осталось, и к двум полукровкам у остановки присоединились остальные полубоги. Мельком окидываю их взглядом: два парня, где-то одинакового высокого роста и поджарого телосложения, в спортивной или повседневной одежде, светловолосая девушка в джинсах и яркого цвета футболке и еще…       Меня начинает трясти, когда вдруг встречаюсь с третьим парнем взглядом. Эти темные, слегка мерцающие глаза, словно только что застывший в лаве обсидиан, мне не спутать ни с чем. Это он — единственный сын Аида, бога подземного царства мёртвых… Пугающий, одним словом, но так, вроде парень как парень. А Гера, как самая настоящая заботливая мать, наставляла меня, чтоб ни в коем случае не связывалась с ним. Хотя, в принципе, это же она сказала и про остальных полукровках, так что не стоит заострять на подобном внимание. Меня и саму не тянет заводить хотя бы с одним из них знакомство — научена не самым радостным опытом. Так что поводов для беспокойства у богини возникнуть не должно.       Вымотанная в крайность, сажусь на свободное сиденье у окна. М-да, ни минуты отдыха. Перевожу взгляд на бегущую светодиодную красную строку: автобус идет с этой остановки, где у меня школа, и до Лонг-Айленда… Ясно. А проживаю я сейчас в Гринпойнте, северном районе Бруклина… Прямо противоположную сторону тому, куда движется автобус… идущий без остановок.       — Черт, черт, черт, — обреченно мычу я, уткнувшись в свой потрепанный рюкзак. Это же надо было так напортачить, прекрасно же видела, что номер не мой — и все равно села! Ну, так или иначе, выбора у меня особо не было — свою тушку спасать-то надо. Допустим.       Начинаю шарить по карманам. За милую мордашку мне на следующем перекрестке вряд ли остановят, даже если любезно попрошу. Значит, естественно, — коррупция побеждает все. В карманах джинс ничего нет, начинаю уже более взволнованно шарить в рюкзаке. И тут вдруг до меня неожиданно доходит: автобус… идущий без остановок… останавливается… возле не внушающего особого доверия подростка… Так-так-так… Дайте-ка угадаю, кто здесь постарался. И как же сразу-то не дошло! Усталость, небось, берет свое.       — Мама? — раздраженно бормочу себе под нос. Даже не удивляйтесь, отношения у нас не самые гладкие.       Мгновение ничего не происходит, я уже думаю, что ошиблась с доводами, но тут в голове разносится совсем невинное:       — Да, дитя мое.       — Это твоих рук дело? — не менее раздраженнее, чем до этого, мысленно спрашиваю я, уже поняв, что без вмешательства матушки опять же не обошлось.       — Солнце мое, не понимаю, о чем…       — Гера! — уже вслух шиплю я, из-за чего сидящая неподалеку пожилая женщина неодобрительно цокает и качает головой, а в чистом небе между тем раздаются довольно громкие удары грома. Наверное, чуток переборщила.       — Пандора! — шипит в ответ богиня. Да, еще заикнитесь, что мы не похожи. А про имя-то… Да, символичное, ничего не скажешь. Но, невзирая на слова матери, я продолжаю выжидательно молчать. В итоге она сдается и сварливо выдает: — Я хотела сначала обсудить это с твоим отцом…       — …Чтобы не пришлось самой заниматься объяснениями. Хорошо, продолжай, — перебиваю ее. Гера тихо возмущенно цыкает, но продолжает, уже поняв неизбежность пришедшего момента:       — Да, с ним я уже все обсудила. Он должен был тебе сегодня подробно рассказать о том, как обстоят дела, когда придешь со школы… которую ты благополучно прогуляла!       — Ближе к делу, — холодно отрезаю я, уже морально настроившись на самое худшее… И правильно, не прогадала.       — Дочь моя, Пандора, — я мысленно передергиваюсь, — с сегодняшнего дня ты будешь находиться на неопределенный срок…       — Где? — выжидательно и с примесью страха шепчу я, после небольшой драматичной паузы богини.       — …в Лагере Полукровок.