Возрождение

      Главным преимуществом Киркволла было то, что он крайне быстро приходил в себя после любого апокалипсиса, даже после самого тяжелого. Возможно, в том была заслуга и его наместника.       Фен’Харел всегда был равнодушен к этому городу, а в последний год даже начал его ненавидеть и хотел сравнять с землей так же, как и Скайхолд. Так много тяжелых воспоминаний было связано с этим городом, и так много людей знало его, с которыми Фен’Харел предпочел бы никогда больше не встречаться. Он ни за что бы сюда не вернулся, если бы…       Если бы не дело, окончить которое он нашел в себе силы только спустя год. Прошел год с того дня, когда Эллана уничтожила Черный город. Год, когда Фен’Харел видел ее в последний раз. Год — когда он видел в Тени хоть кого-то.       Из Черного города в тот день выбрались только он и Диртамен. Но худшее ждало впереди. Завладев силой, Эллана уничтожила не только Черный город. Она уничтожила и духов, населявших Тень. Всех до единого. С того дня Фен’Харел так никого и не встретил в Тени. Все его друзья и давние союзники оказались мертвы. Они были последней его связью с прошлым, его мечтой, целью жизни, которую Эллана разрушила, оставив жалкие развалины.       Потрясение и боль от потери до сих пор жили в Волке, отравляя его существование. Ночи, когда он одиноко скитался по Тени, приносили одну боль. Едва ли он мог заставить себя продолжить жить после этого. Другие говорили, что он все еще нужен и должен продолжать борьбу, и Фен’Харел попытался принять эту цель как свою собственную, но каждый раз ощущал ее бессмысленность.       Его путешествия по Тени становились все длиннее.       За последний месяц он вышел из покоев лишь дважды, и сегодня во второй раз. Теперь Диртамен тихо следовал за ним. Пару дней назад воин наступил на горло собственной гордости и написал наместнику Киркволла. Наместник пригласил эльфов, вопреки императиву Верховной Жрицы.       Прохожие испуганно наблюдали за свитой Волка. В этом городе никогда не любили эльфов, а теперь ситуация обострилась из-за противостояния эванурисов и Церкви. Мало кто из жителей осмеливался оставаться на одной улице вместе с эльфами.       Встречавшие Фен’Харела советники Киркволла тоже не торопились начинать беседу, но как раз это и устраивало Волка. Он не хотел участвовать в веселых разговорах, которые ничего не значили, а больше общих тем у них и не было. Так что их сопроводили в резиденцию наместника до маленького полуподвального кабинета и откланялись. Знаком Диртамен приказал свите также остаться у входа и вошел в кабинет за Фен’Харелом.       В приватной обстановке их было всего трое. До этой встречи Варрик не допустил даже собственного советника, понимая, насколько тяжелые и болезненные темы они собирались обсуждать.       — Не знаю, придется ли вам по вкусу, но это самое терпкое, что у меня было… — сказал Варрик, разливая по стаканам бутылку. Не говоря ни слова, Солас подошел к столу и осушил бокал одним разом. Варрик налил еще.       — В каком положении сейчас Киркволл? — спросил Фен’Харел, тяжело опускаясь в низкое кресло.       — Решил начать с политики? — кисло улыбнулся Варрик, — у города сейчас трудные времена, впрочем, как и всегда. Ты знаешь, что Верховная жрица призвала закрыть ворота для эльфов.       — И все-таки мы здесь, — задумчиво произнес Диртамен.       — Я стараюсь придерживаться нейтралитета, пока еще могу такое позволить. Кроме того, Лелиана знает, что я не забыл, кто пришел на помощь Киркволлу два года назад.       — Стоит ли в таком случае понимать эту встречу, как знак вашей к нам симпатии? — резко спросил Диртамен. Варрик одарил его долгим взглядом.       — Уверен, в Вал-Руайо именно так и решат. Однако ж нет, я не собираюсь обещать вам какую-либо поддержку. По крайней мере, пока. Мы все знаем, зачем на самом деле вы приехали сюда.       Волк устало прикрыл глаза. Напряженная политическая обстановка, с одной стороны, подавляла его не меньше недавно прошедшей войны, а с другой, не давала ему раствориться в Тени целиком. Хотя в последнее время эта мысль стала все чаще преследовать его.       — Тевинтерская церковь собирается канонизировать Вестницу Андрасте, — сказал Варрик, осушая собственный стакан, — и на вашем месте, я бы обратил внимание на то, что их церковь разрешила причислить эльфийку к лику святых.       Диртамен внимательно следил за мыслью гнома.       — А Киркволл поддержал бы союз Тевинтера и элвенан?       — Возможно. Возможно, поддержал бы его звонкой монетой. В конце концов, новый союз лучше новой войны, — добавил он.       — Тевинтер наверняка захочет, чтобы Вестница присутствовала на этом мероприятии… — сказал Волк.       — Официального приглашения еще не было, но мы обсуждаем этот вопрос.       Эванурисы задумались. Резкий поворот в разговоре застал обоих врасплох. Не то чтобы они совсем перестали наблюдать за остатками Тевинтерской империи, просто все их основные силы теперь были направлены на Орлей. Этот вопрос необходимо было обсудить позднее.       — Пойдемте, — неожиданно сказал Варрик и поднялся, — вам пора ее увидеть.       Волк услышал гулкий удар собственного сердца. Столь много изменилось в его жизни за последний год, и он больше не знал, что должен был сейчас чувствовать. Его любовь потеряла былую прелесть, и все прошлые чувства растворились в скорби, разочаровании и гневе. Злость на Эллану поселилась где-то глубоко в душе, и это вынудило его начать избегать всех связанных с ней воспоминаний.       Варрик повел их по подземным коридорам через пустующие тюремные камеры. Край его взгляда то и дело задерживался на лице Фен’Харела, и он замечал, как вздрагивал эльф, когда они проходили мимо зарешеченных комнат.       — Она совсем не выходит на солнце, а безопасных подземелий в Киркволле не очень много. Я оставил с ней служанку, тоже эльфийку, чтобы, по крайней мере, в этом вопросе не возникало трудностей. Я захожу к ней по вечерам, но все-таки основную часть времени с ней проводит Коул.       — Коул жив? — удивился Солас.       — Да, парню повезло, что он был с нами в тот момент, когда все разрушилось.       Они подошли к закрытой двери, за которой не было слышно ни звука. Гном постучался и быстро открыл дверь.       Коул сидел посреди комнаты, перебирая маленькие сухие листья растений. Полы широкой шляпы прикрывали его лицо. Он поднялся навстречу Волку, и тот, не веря своим глазам, тихо прошептал:       — Пожалуйста, покиньте нас.       Свечные огарки тускло освещали середину комнаты, оставляя пятна мрака по углам. За плечом Коула кто-то шевельнулся, и Солас услышал тихий шорох. Тяжелое предчувствие вновь овладело им.       — Ты не должен был приходить, — тихо сказал мальчик, — ты еще не готов с ней встретиться. Твое сердце до сих пор не простило.       — А ты смог простить, Коул? — отчаянно прошептал Солас, — ты сам лишь чудом выжил! Ни одной душе не повезло так, как тебе.       Судорога прошла по лицу Коула, и он опустил голову, скрывшись под шляпой. Для них обоих эта потеря оказалась слишком тяжелой. Волк почувствовал гнев в груди. И ненависть. Настолько сильную ненависть, что казалось, он не сможет ее удержать. Коула — доброго, чуткого мальчика-духа она заставила поселиться в этом грязном, эгоистичном и уродливом мире. Сколько времени пройдет, прежде чем он исчезнет, растворится в людской желчи и злобе?       — Вы словно из разных миров, — прошептал Коул, — теперь я наконец-то это понял. Ты живешь в воспоминаниях о прекрасном мертвом мире. Я — одно из таких воспоминаний. И я всегда буду дорожить твоей любовью.       Солас отвернулся. Слова духа ударили по Волку. Болезненное осознание пришло к нему, что, возможно, если бы Эллана погибла под обломками Черного замка, сейчас ему было бы легче простить ее.       — Оставь нас наедине. Пожалуйста.       Коул подошел к небольшому креслу, спрятанному в сумерках, и что-то прошептал, а потом вышел из комнаты. Солас не отрывал взгляда от темного кресла, в котором сидела она. Эллана повернула голову на звук его шагов, и Волк остановился. Слова застряли в горле. Все в этой женщине вызывало в нем омерзение. И все равно привлекало его. Теперь без влияния красного лириума рукав левой руки снова пустовал. Выжженные глазницы были спрятаны под черную повязку. Солас помнил каждый дюйм этого тела, но теперь воспоминания вызывали одну только досаду.       — Здравствуй, Солас.       — Приветствую, Инквизитор.       Холод от его слов расползся по маленькой комнате. Эллана слышала, как мужчина подошел ближе и остановился напротив. Она горько улыбнулась.       — Я не думала, что ты решишь все-таки приехать.       — Это не было моим решением, — тихо сказал он. Признание, которое поняли они оба. Он не хотел приезжать сюда. Единственным желанием Фен’Харела было бы никогда больше не вспоминать об Эллане, — нам нужно расставить все по местам.       — Я больше не знаю, существовало ли вообще «правильное место», — Эллана устало вздохнула, — но ты можешь попытаться.       — Мне казалось, ты понимала, что делала. Что ты всегда знала, что будет правильным, а что нет, — процедил Солас. Злость снова овладела им. Он считал, что давно разучился испытывать эту детскую мстительность, когда бы он хотел заставить остальных страдать так же сильно, как страдает сам. Но чувства оказались сильнее, — ты же так уверенно уничтожила все, чем я дорожил. Надеюсь, теперь ты счастлива? — с издевкой спросил он. Эллана застыла словно статуя, — почему ты молчишь? Ответь мне. Скажи что-нибудь!       — Чудо, что мы оба остались живы… — прошептала она, — спасибо, что защитил меня от Эльгарнана.       Солас прикрыл глаза. Воспоминания о битве остались самыми смутными, Волк плохо помнил, что происходило в тот день. Но в памяти навсегда осталась эльфийка, прижимающая к груди ключ от Черного города. В отличие от Фен’Харела, она не поддалась своим чувствам и смогла использовать единственную возможность завладеть ключом. Она легко проигнорировала Волка, ползающего на коленях и умоляющего ее. И разрушила Черный Город.       — Думаю, мы бы могли обсудить еще очень многое… Но я больше не вижу в этом смысла. Ты победила. Это единственное, что имеет значение. Думаю, нам больше нечего сказать друг другу.       Эльф развернулся, чтобы уйти из этого проклятого места. Но голос эльфийки все равно остановил его. На мгновение показалось, что их отношения еще можно… Солас зажмурился. Больше ничего нельзя было спасти. Все закончилось.       — Солас, ведь мы всегда знали, что эти отношения не будут счастливыми, — повторила она его мысли, — но не смотря на это… Я рада всему, что было между нами. И еще…       Волк услышал, как эльфийка поднялась с кресла и медленно подошла к нему. Ее холодная ладонь сжала его руку.       — Перестань терзать себя, Ужасный Волк. По ту сторону Завесы можно жить много сотен лет. Но твой народ нуждается в тебе прямо сейчас, и у него нет вечности, чтобы дождаться, пока утихнет твое горе.       — Что ты знаешь о моем горе? — тихо прошептал он, — я потерял все, что любил. У меня больше не осталось сил и желания жить в этом мире. Единственное, что я бы хотел — раствориться в Тени.       — Я спасла этот мир, потому что люблю его. Но еще я мечтала сохранить его для тебя. Для того, чтобы однажды ты смог понять, почему я выбрала людей, а не бессмертных элвенан. Ты никогда по-настоящему не жил в этом мире. И я очень хочу это исправить.       Он посмотрел на нее. Слабую, худую эльфийку, которую когда-то полюбил больше своей жизни. Внезапно он вспомнил, какой она была в их первую встречу. Вспомнил, какими красивыми были ее глаза, когда она смотрела на заснеженный Скайхолд. Каким красивым было ее лицо, когда он стер валласлин. Эти драгоценные воспоминания он запер и спрятал как можно дальше от себя самого.       — Надеюсь, ты будешь счастлива, vhenan.       — И ты, Солас. Возможно, мы встретимся однажды.       — До встречи.       — Прощай.