Герцог Фома встретил гостей более, чем любезно, кинувшись им навстречу с распростертыми объятиями. Внешне он напоминал скорее удачливого торговца – полный, улыбчивый, в удобном неброском камзоле.
Само собой, он был рад видеть Первого маршала Талига, чья слава бежит впереди него самого, поздравил с успешным снятием осады и выразил надежду на то, что здоровье Его Высокопреосвященства не находится более в опасности.
О случившемся в Фельпе не было сказано ни слова, хотя и так было ясно – Фома осведомлён обо всём произошедшем. Но, похоже, смена власти была только на руку герцогу Урготскому. Он прекрасно знал цену дуксам и понимал, что нынешний герцог Фельпский куда более надежный союзник.
Гости поселились в Талигойском посольстве, на улице Жеребца.
«Ну, уж два-то жеребца в этом доме, как минимум, есть, - подумал Тино, идя мимо чопорных лакеев, больше похожих на откормленных к Рождеству гусей. – И один жеребёнок тоже имеется».
К столу графа Шантери были приглашены только Рокэ и Марсель. Тино и Ричарду предстояло столоваться в кухне. Тино это вполне устраивало – чем меньше он будет видеться с Алвой, тем лучше. Да, идея сватовства принадлежала ему, но чем ближе был момент знакомства с принцессой, тем тяжелее юноше было вынести саму мысль о том, что Рокэ действительно может увлечься урготкой. Чувства и долг вошли в клинч, и никто не желал уступать. А впереди маячила мистерия по случаю дня рождения кандидатки в жены.
Принцесса Елена называла принцессу Юлию пампушкой…А герцог Окделл смотрел на девушку и его сердце билось чаще.
Юлия была смешливой и более открытой, чем сестра. Ричарду так хотелось сказать что-то, что бы развеселило милую принцессу, но в её присутствии язык переставал его слушаться, в голове решительно не рождалось ничего веселого или остроумного, и оруженосец Ворона мог только следить взглядом за предметом своей страсти.
Увы, обе принцессы были очарованы Алвой, а Дикон страдал и вздыхал украдкой. От Тино, который теперь большую часть времени проводил с Ричардом, не укрылось состояние друга.
Особенно это стало заметно во время балета, главную роль в котором Елена предложила Ворону.
Черный гость и Элкимена кружили в танце, Юлия ревниво следила за сестрой и герцогом, а Дикон не сводил влюблённых глаз с Юлии. Ему было абсолютно все равно, что творится на сцене. Наблюдение за Ричардом немного отвлекало Молчуна от его собственных проблем.
Глядя, как девушки вьются вокруг Алвы, Дикон украдкой вздыхал.
- Вы чем-то расстроены, Ричард? – заметил его состояние Марсель.
- Слишком тревожная музыка, - пришел на помощь растерявшемуся другу Тино, - она вгоняет в дрожь. Тема судьбы раскрыта очень хорошо, но лично я предпочитаю более светлое будущее. А ты, Ричард?
- Да, я тоже, - замешкавшись, поддержал Молчуна Окделл.
- Не знал, что вы такой ценитель музыки, Тино, - усмехнулся виконт.
- Мои предпочтения вы знаете, Марсель, - улыбнулся Тино. - Не думаю, что они - образец высокого вкуса. Просто эта музыка действительно что-то такое затрагивает в душе. Она не проходит бесследно.
- Мой порученец прав, - Ворон обращался к маэстро Гроссфихтенбауму, творцу произведения. –
Хорошо, что в финале вы убрали все инструменты, кроме скрипок. Этот инструмент создан, чтобы кричать о неизбежном…
«Да уж, - с горечью продумал Тино. – кричит о неизбежном. И ваш брак - это тоже неизбежность. А что мне со своими чувствами делать, маршал? Я ведь по ним не просто топчусь, я по ним буквально с притопом отплясываю, а они всё не дохнут, зар-разы».
- Она тебе так нравится? – сочувственно спросил Молчун.
- Да, - вздохнул Окделл. – Она необыкновенная. Я ещё никогда не встречал такую девушку. Она…чистая, искренняя и… - голос Дикона задрожал, - и у меня нет шансов, - глухо закончил он.
- Ерунда, - уверенно заявил Тино, - шансы у тебя есть. Главное умело их использовать. Ворону Юлия в левую пятку.
- Но он-то ей нравится. И что делать?
- Как что? Отбить! – постановил седой.
- Как? – опешил от такого заявления Дик. И не понято было, к чему относился его вопрос - то ли к способу, каким нужно было отбивать девушку у монсеньора, то ли Ричарда поразила сама мысль поспорить с Алвой.
- Запомни, женщины любят ушами.
- Что? – не понял Дик.
- Ох, Дикон. Ну, ты как ребёнок. Женщинам приятно слышать о себе приятные вещи, им нравится, когда им посвящают стихи, поют серенады под балконом. Им хочется чувствовать себя единственными и неповторимыми. А наш монсеньор, конечно человек очень галантный, но верность хранит только одной даме – бутылке кэналлийского. Ей он не изменяет даже на войне, - хихикнул Тино. – Так что, пригласи барышню в сад, на прогулку, почитай ей стихи, развлеки приятной беседой, покажи ей, что она тебе не безразлична. Глядишь, она и забудет маршала, тем более, что он не проявляет к ней никакого интереса.
Весь вечер Дикон корпел над листом бумаги, сочиняя что-то такое, что смогло бы поразить принцессу Юлию. И, наконец, решился.
- Тино, - Ричард отчаянно смущался - свои произведения он еще ни разу не выносил на суд публики, - что скажешь?
- Н-да, - прослушав творение произнес Молчун. – Знаешь,
В сад ко мне пробрались козы,
Обожрали, твари, розы.
– звучит интереснее. По крайней мере - свежее. А эти твои «страсть, любовь волнуют кровь» - попса в чистом виде. Это для крестьянок, но не для принцесс. Принцессы, они такие… Едят зефир, плачут жемчугом … «и пукают исключительно шанелью» (про себя закончил Тино). Ты ей лучше о Надоре расскажи, - посоветовал Тино. – Ты когда о нем говоришь, у тебя даже голос теплеет. Девушка никогда не была на севере, думаю, ей будет интересно.
- Но ты же говорил - стихи… - неуверенно начал Окделл.
- Тогда обратись к классике, - вынес свой вердикт Молчун.
Дикон окончательно сник.
- Ну, чего раскис? – хлопнул друга по плечу варастиец. – Веннен тоже неплох, хотя и затаскан до дыр.
- Вот именно, - буркнул Ричард. Он и сам понимал, что его творение не тянет на шедевр, но все же надеялся, что приятель будет снисходительнее. А читать принцессе Веннена – это конечно хорошо, но уж очень банально.
- Не боись, прорвемся. Не снесём, так перескочим, - успокоил друга Тино. – Есть у меня кое-что, берёг на крайний случай. Но… не помочь другу – большой грех. Садись, пиши.
Ричард послушно уселся за стол, но писать не торопился. Дикон отлично помнил песни, которые пел Тино, а после «козы - розы» вообще не ожидал ничего хорошего.
Я вас люблю, хоть и бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!..
- начал читать Тино.
Вы улыбнетесь - мне отрада;
Вы отвернетесь - мне тоска;
За день мучения - награда
Мне ваша бледная рука…
Молю вас, сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Все может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!...
Я сам обманываться рад! *
Дикон сидел, как громом пораженный. Неужели это тот самый Молчун, который пел залихватские куплеты на день святого Андия? Неужели он может писать такие стихи?!
Смотреть на потрясенное и одновременно восхищенное лицо Ричарда было стыдно. Тино чувствовал себя вором, подло укравшим чужое сокровище.
«Простите меня, Александр Сергеевич, это для благородного дела. Придумывать какого-то местного поэта – я во лжи запутаюсь. И будет только хуже. Пусть уж лучше так, анонимно, но и этот мир познакомиться с вашим потрясающим творчеством».
Эти мысли немного примирили юношу с собственной совестью.
- А кроме того есть у меня ещё одно маленькое дополнение к плану. Ты только, главное, не пугайся и не спеши меня убивать. Но думаю, что Юлия сама откажется от Ворона.
- Тино, - насторожился Дикон, - что ты собираешься делать?
- Увидишь.
Прогулка по парку вышла замечательная. Молчун оказался прав, говорить о Надоре было легко. Дикон описывал красоты скалистого края с таким вдохновением, что Юлия не могла не увлечься. К тому же оруженосец герцога так мило стеснялся и краснел, что это не могло не вызвать желания подшучивать над юношей, совсем чуть-чуть и абсолютно безобидно.
Они уже собирались возвращаться, когда на дороже показался Тино.
- Ваше Высочество, - галантно поклонился порученец Ворона. – Герцог Алва помнит о том, что вы хотели ознакомиться с образцами кэналлийской музыки для своей мистерии. Монсеньору очень жаль, но государственные дела отнимают все его время. А потому он попросил меня исполнить для вас серенаду.
Тино опустился на колено и достал из-за спины лютню.
«Алва меня убьет. Может, смерть от его руки – не самое плохое, что может быть».
Гитары не было, и Молчун резонно рассудил, что струны, они везде струны. Инструмент определенно не годился для серенад, но отступать было поздно.
- Дремлет давно Веньянейра,
Дремлет усталая стража,
Чу! Шевельнулась портьера.
Чу! Отворилось окно…
У Молчуна был очень приятный лирический тенор, но сейчас юноша намеренно пытался петь более низким голосом, отчего получалась ужасная пародия на Алвовский баритон.
Выйди ко мне, дора бела!
Страсть моя жарче огня.
Если не выйдешь ты,
То не увидишь ты
Больше на свете меня!**
Воспитание не позволило Юлии убежать, но она так вцепилась в руку Окделла, словно молила его о защите.
- Благодарю, - с трудом произнесла принцесса, после того, как Тино закончил подвывать последние строки. – Я не думаю, что смогу по достоинству оценить кэналлийские мелодии. Герцог Окделл, вы не проводите меня, у меня что-то голова разболелась.
