Побратим змея

      В Ближнем лесу Тур задержался почти до темноты: хотелось отдохнуть от всего случившегося, привести в порядок мысли и чувства.       Неужели родитель и правда усмотрел в его поступке притязание на власть? Будто бы и не было всех этих круговоротов, когда он был почтительным и исполнительным сыном. Будто сердце вождя не становилось больше, когда он узнавал о все новых его успехах... Как все это могло так быстро пойти прахом из-за одной оплошности?       Охотник устало опустился на землю у корней какого-то дерева, не обращая внимания на снег и грязь, привалился спиной к стволу. Впрочем, а было ли его решение оплошностью? Ведь мысль о гневе Великого волка была более чем здравой. Вообще-то родичей убивали, и за их убийство полагалось приносить особые жертвы, которые бы умилостивили Предка. Но то были чаще убийства из самозащиты, когда, например, родичи нападали на Рослых во время охоты. В схватке со взрослым здоровым зверем шансы на выживание были, скорее, на стороне последнего, так что это и убийством-то назвать было сложно. Но чтобы вот так, хладнокровно, детеныша, которому до того оказали гостеприимство?.. В том, что Великий волк прогневается, сомневаться не приходилось. А вот в том, что жертва его успокоит – приходилось, да еще как. Так что такого плохого он, Тур, сделал, чтобы нарваться на такую вот публичную словесную порку?..       Охотник с силой потер лоб и виски. Рука пахла кровью, что заставило его брезгливо поморщиться.       Еще и потерянный этот... Он хоть иногда думает перед тем, как что-то сказать?! Помимо всего прочего еще и с родителем при всем Роде сцепился, что уже само по себе дикость, даже если умолчать, что родитель – Взывающий... Хорошо, что удалось его угомонить, а то бы до старости не разгребли всего того, что он мог наболтать...       Кисть руки понемногу наливалась пульсирующей болью, вынуждая все же подняться и отправиться в селище.       Проходя мимо хижины, которую он делил с Марухом, Тур увидел слабую полоску света, выбивавшуюся из-под опущенного полога. Судя по тому, что светильники еще не погашены, вождь не спит. Ждет возвращения сына? Стоило бы войти, поговорить с ним, попытаться все сделать ясным...       Хорошо бы.       Но не сейчас. Видят духи, сейчас у него просто нет сил.       Тур бесшумно проскользнул мимо хижины, направляясь в лекарскую.       Там, в отличие от его жилища, было темно, но, приподняв полог, он различил в глубине какое-то неясное движение.       – Фетха?..       Тишина.       – Фетха, эта мелкая тварь меня укусила. Нужно заговорить кровь и намазать той мазью, что ты давала. Фетха?..       – Фетхи здесь нет. И ты убирайся, – донесся голос из темноты.       Тур обреченно вздохнул: Кныша он сейчас видеть не хотел точно так же, как и всех остальных соплеменников – по отдельности или вместе взятых. Фетху бы он еще пережил: знахарка обладала редким умением не навязывать разговора тому, кто этого явно или скрытно не хотел. Но вместо нее в лекарской оказался сын Взывающего, и он был зол не на шутку,– что, впрочем, неудивительно. А значит, объяснений не избежать. Вот бы он еще и руку смог перевязать!.. Впрочем, судя по его тону, он ее скорее напрочь отрубит.       – Я плохо сделал, что причинил тебе боль, – заговорил охотник, пытаясь различить что-либо в темноте хижины. – Но я не хотел, чтобы ты наговорил Взывающему того, о чем потом жалел бы.       – Ты правда думаешь, что я злюсь из-за этого?       Он прав, начало разговора вышло так себе. Начинать стоило с главного.       – Я знаю, что ты злишься из-за родича. Но я ведь предупреждал: если мне прикажут его убить – я это сделаю. Я не считаю, что эта глупая тварь стоила того, чтобы портить отношения с родителем.       – Ну, во всяком случае, из-за него ты испортил отношения со мной.       Тур в нетерпении взлохматил собственные волосы здоровой рукой. Покусанная кисть болела, и он чувствовал, что из ранок все еще сочится кровь.       – Выйди сюда, – как можно спокойнее пригласил он. – И если знаешь, где мазь от ран – возьми и ее.       – Даже не подумаю. Ты не помог тому, кто был слабее. Теперь сам узнаешь, как это – когда твоя жизнь зависит от того, добр с тобой кто-то или нет.       – Послушай, сын Взывающего, – голос Тура зазвенел гневом. – Ты говоришь как ребенок, а ведешь себя – словно молодая, с которой давно не ложился мужчина. Хватит уже препираться – выходи сюда и дай мне возможность, наконец, сказать то, что я хочу сказать!       То ли слова, то ли тон его неожиданно возымели эффект: Кныш зажег светильник и вышел на порог хижины.       – И что ты хочешь сказать, сын вождя? Что ты обязан послушанием родителю и вождю? Что предупреждал, что отдашь решение Роду? Что глупая тварь того не стоила? Все это я уже слышал.       – Я не убил его, – фраза слетела с губ, и Тур с какой-то досадливой гримасой опустил голову, словно не одобряя самого себя за этот поступок. – Вынес в Ближний лес и дал пинка покрепче. Он за эти восходы отдохнул и малость отъелся, а родичи промышляют совсем близко от селища. Он сможет легко их найти.       – Почему я должен тебе верить?       Ну это уж слишком!       – Мрак, Кныш! Не веришь – иди в Ближний лес и проверяй! Я слишком устал, чтобы доказывать тебе что-либо!       Сын Взывающего помолчал, затем коротко ударил себя в грудь.       – Я плохо сказал. Ты никогда не лгал мне или кому-то еще. И я плохо сделал, что отказал тебе в лечении. Войди, я перевяжу тебе рану.       Тур поспешил воспользоваться приглашением и, присев у стены, наблюдал, как Кныш разжигает еще светильники и вынимает снадобья.       – Покажи.       Охотник вытянул руку, наблюдая, как тонкие пальцы помощника знахарки скользнули по его кисти к травмированному запястью.       – Так почему ты не убил его?       – Ну... Подумал, что ты тогда прирежешь меня во сне.       Сын Взывающего чуть приподнял уголки губ, показывая, что оценил попытку пошутить, – но настойчивости не утратил.       – А все же?       – То, что ты говорил о гневе Предка, было справедливо. Я не мог подвергнуть Род такой опасности. В конце концов, если я хочу однажды стать вождем, то должен учиться принимать решения сам.       – Ты ослушался родителя. Что, если он узнает?       – Тогда попробую ему сделать ясным, почему я так поступил. Послушает – порадуюсь. Не послушает – что ж. Приму то наказание, которое он мне назначит. И кстати: я чуть не сгорел со стыда, когда услышал, как ты пытаешься меня выгородить. Этим ты меня оскорбил. Я мужчина, и если на что-то решаюсь – значит, вижу, что мне за это может быть. Будь на твоем месте кто-то другой – я бы вызвал его за это на поединок и убил.       – А меня не убьешь?       Тур едва слышно фыркнул.       – Ты не знаешь, как выглядит сон-трава, Кныш. У меня просто рука не поднимается на такое чудо!       В глазах сына Взывающего вспыхнули смешливые искорки, и он поспешно склонился над рукой Тура, накладывая на укус светло-зеленую терпко пахнущую мазь.       – И я плохо сделал, что причинил тебе боль сегодня, – продолжил Тур, снова становясь серьезным. – Я этого не хотел. Но не нашел другого способа помешать тебе наговорить такого, о чем потом будешь жалеть.       – Когда-то мне придется рассказать родителю правду обо мне и Величайшем.       – Это тебе решать. Но согласись – о таком не вопят при всем Роде, в пылу свары, лишая себя даже малейшей возможности быть выслушанным.       – Это правда, – признал Кныш. – Я был страшно на него зол. И ты очень хорошо сделал, что остановил меня. Пусть даже таким способом.       – Наконец слышу речи взрослого, – Туру почему-то захотелось вернуться к легкому, полушутливому тону: серьезности в этот день ему хватило с лихвой. – Тебе надо почаще бывать таким.       – Каким?       Тур помолчал, подбирая слово, затем неуверенно ответил:       – Не знаю... Спокойным. Как тогда, на Пустоши. С тем духом ты сиял так, будто сам Светлоликий сошел на Мать-Землю. Да и сейчас. Так, как сейчас – гораздо лучше, чем когда ты при всех рычишь на своего родителя.       – Я правда рычал?       – Жуткое дело! – Тур хихикнул. – У меня до сих пор поджилки трясутся, как вспомню! Вот уж не знал, что ты так умеешь!       – У меня есть скрытые таланты-таланты, – Кныш озорно улыбнулся.       – Что верно, то верно... – Тур пристально взглянул на него, словно видел впервые. – После Путешествия ты стал мужчиной, – продолжил он. – А мужчина не поступает как дитя или женщина. Если будешь больше мужчиной, глядишь, может, и какая-нибудь молодая захочет тебя. Ты ведь так и не лег ни с кем, после Путешествия?       Сын Взывающего ловко затянул последний узелок на повязке.       – Готово. Еще один мой талант. Не болит больше?       Тур осторожно подвигал перевязанной рукой.       – Нет. Ты хорошо сделал, – он заинтригованно приподнял бровь: то, что Кныш проигнорировал его вопрос, от него не укрылось. Время для дальнейших расспросов не располагало – но он подумал, что вернется к этой теме позже. Обязательно вернется.