Побратим змея

      Случившееся в Запретном лесу, несмотря на то, что с него уже прошел полный лик, никак не желало оставлять Ёля в покое. По ночам он то и дело с криком просыпался от кошмаров, и тогда родительница, тоже проснувшись, печально гладила его по встрепанным волосам и подавала кувшинчик с водой. Она, по счастью, зла на него за дурацкую выходку не держала – хоть и позвала на следующий после их возвращения восход брата, и тот от души накостылял глупому сестры-чаду так, что небо с овчинку показалось. Впрочем, подумал после этого Ёль, он бы самому себе за такое еще и не так ввалил, а уж по сравнению с тем, что было бы, если бы Взывающий не смог вывести их из этого гиблого леса, стриева порка и вовсе казалась сущей лаской.       Днем все душевные силы подростка уходили на то, чтобы по возможности не показывать пережитого страха перед товарищами, – для чего на все расспросы приходилось отвечать односложно или не отвечать вовсе, и с как можно более таинственным видом, – а также на то, чтобы избегать Миру и Черного Лиса. Не то, чтобы он злился на них: Ёль прекрасно понимал, что большая часть ответственности за их выходку лежит все же на нем. Да, Лис его спровоцировал, а Миру рядом для пущего эффекта постояла – но решение было не их, а его. А раз именно он не смог по-мужски, достойно выйти из ситуации, то сам и виноват.       Удерживало на расстоянии скорее другое. Поразмыслив, подросток пришел к выводу, что не хочет читать в их глазах те же жуткие воспоминания, что терзали его самого, и тем самым получать лишнее подтверждение и без того, в целом, бесспорного факта, что случившееся произошло на самом деле и не было сном или игрой воображения.       Продолжаться вечно, однако же, такие прятки не могли. Ёль сознавал это – и всякий раз клятвенно обещал себе, что уж следующим восходом обязательно поговорит с этими двумя,– но обещания, однако же, так и оставались невыполненными: то случай не представлялся, то место неподходящее, то народ вокруг ходит... Именно поэтому, когда, получив от Фетхи задание натаскать в лекарскую воды и увидев, что вторую колоду берет Черный Лис, он посчитал это добрым знаком. Значит, и правда пора.       Они молча вошли в Ближний лес, направляясь к источнику, расположенному чуть в стороне от реки. Вода в нем была даже в самую сильную жару ледяной – аж зубы ломило – и очень чистой. Лекарка утверждала, что прежде, чем выйти на поверхность и наполнить небольшой резервуар, выложенный камнями, вода эта долго пробивала себе дорогу в груди Матери-Земли, получая от той живительную, добрую силу. Правда это была или нет, никто не знал, но Ёлю всегда виделось, что вода, выпитая из родника, и правда не только утоляла жажду, но и дарила радость и спокойствие.       А раз так – выпить по большому глотку перед серьезным разговором было совершенно необходимым.       – Уф-ф, холоднющая! – Лис утер губы тыльной стороной ладони и тут же, словно чтобы не дать себе времени передумать, выпалил: – Это все моя вина. Чем я только думал, когда такое предлагал! Плохо сделал.       Он коснулся кулаком груди.       Ёль, не ожидавший такого поворота разговора, подумал, что по какой-то неведомой ему причине, вину за происшедшее взять на себя пытаются буквально все. Родительница вот тоже плакала, говорила, что это потому, что родителя у него нету, не у кого ума набираться – будто ее в том вина, что он в Холмы предков ушел...       Или Взывающий. Нашел его через несколько восходов после всего – не встретил, а именно нашел. Специально искал то есть. И тоже – только для того, чтобы повиниться. Ёль вообще-то, пока эмоции бушевали, и сам склонен был обвинить во всем именно Кныша: мол, это же он не остановил, не удержал, не расспросил... Но по зрелом размышлении все же пришел к выводу, что если вина Взывающего тут и была – то уж точно не большая, чем его собственная, – а то, что он их из Леса вывел, и вовсе ее окупало.       Да и Лиса винить тоже не в чем, кроме глупости, и потому Ёль, продемонстрировав открытые ладони, ответил:       – Я тоже вел себя как последний потерянный. Мне не нужно было поддаваться на твои подначки... Просто... Ну, в общем... Не мог я по-другому.       – Это из-за Миру, да? – Черный Лис снял висевший на дереве при источнике ковшик и начал аккуратно наполнять свою колоду, стараясь не встречаться с собеседником взглядом. – Перед ней показаться хотел?       – Тебе какое дело?! – огрызнулся было Ёль, в котором слова собеседника пробудили самые неприятные воспоминания о собственной глупости и несдержанности. Затем, впрочем, злость отступила, и он уже более миролюбиво буркнул: – Ну, может и из-за нее...       Он ожидал какого-то ответа, но Лис лишь молча кивнул, словно подтверждая сказанное самому себе.       – Скажешь кому-нибудь или будешь зубы скалить – их же и повышибаю, – предупредил Ёль.       – Да не скажу. Зачем.       Рыжий подросток некоторое время смотрел, как продолжает понемногу набираться колода, затем неожиданно даже для самого себя спросил:       – Она тебе хороша? Миру.       – Нет.       Ёль даже не усомнился, что короткий, равнодушный ответ был абсолютно правдивым.       – А... Какая-нибудь другая девчонка хороша?       – Не про тебя.       – Э нет! Так не пойдет! – он даже поднялся на ноги, чтобы лучше видеть лицо собеседника, на щеках которого проступил легкий румянец. – Я же тебе про Миру сказал. Теперь и ты должен сказать. Чтоб по-честному.       – Ничего я не должен.       – Лис!..       – Ну что пристал-то?! Ну... Ну, может Яйя... И только попробуй кому сболтнуть!       – Не сболтну. Яйя, она да... Хорошая, – одобрительно хмыкнул Ёль.       – Сам знаю. Давай вон наливай колоду и пошли, что ли...       Свою Черный Лис оттащил в сторону, освобождая место.       Ёль послушно принялся за работу и довольно долго молчал. Затем все же поинтересовался:       – Слушай... Вот никогда не задумывался, но... А у тебя имя-то нормальное есть? Не могла ж тебя родительница Черным Лисом назвать.       – Тебе-то что?       – Ну так... Раз мы теперь знаем, кому из нас кто хорош – так можно и имя сказать.       Черный Лис фыркнул, видимо, не посчитав этот довод достаточно убедительным, но через некоторое время, когда колода Ёля уже почти наполнилась, ответил:       – Скажу, если кое-что пообещаешь.       – Что?       – Ты это... Больше баек всяких дурацких про духов не рассказывай. Лучше как тогда, у Белой границы, когда ты про союзы ясным делал. Это и по делу, и интересно, и здорово у тебя выходит. Темное сразу ясным делается. А то мне в этом клятом лесу все твои побасенки разом припомнились, чуть сердце не лопнуло.       – И мне тоже, – Ёль несмело улыбнулся. – И самое гадство – ведь знаю же, что я сам же это и выдумал – а все равно жутко. Хотя там и без баек было... – он замялся, так и не найдя нужного слова, а затем решительно продолжил. – Обещаю. Больше никаких баек.       – Ладно, – Лис помолчал, затем, видимо, решившись это озвучить, произнес: – Знаешь, там, в том лесу... В какой-то момент я даже подумал, что и Взывающий нас оттуда не выведет. Интересно, как он нас нашел? И как вообще узнал, где мы?       Ёль задумчиво пожал плечами. Когда Кныш его нашел, чтобы повиниться, он, не удержавшись, спросил его о том же. И тут же получил в ответ такой же непроницаемый взгляд, какой был у него самого, когда он пытался отвадить не в меру любопытных приятелей. Ёль знал по собственному опыту, что за ним скрывается. Страх. Настолько сильный, почти запредельный, что от одного воспоминания о нем становится худо. А если уж у Взывающего сердце дрожало от того, что случилось в Лесу – значит, все и вправду могло закончиться плохо – так плохо, что об этом тоже лучше не думать...       – Эйн, – голос Черного Лиса вернул его к реальности.       – Что?       – Ты спрашивал, как меня зовут. Эйн.       – А... Ага.       Ёль помедлил мгновение, а затем решительно протянул вперед руку ладонью вверх.       – Будем знакомы... Эйн, – с добродушной усмешкой сказал он, чувствуя как ладонь бывшего недруга накрыла его собственную.       – Будем знакомы, Ёль.       Они возвращались в селище, и колоды, полные воды, уже не казались им такими тяжелыми...