Дорога нашей крови

750 год Эры Красного Дракона. Месяц Сиберан 13ый день.       Откровенно говоря, выбор моего пути мне не совсем понравился. То ли ветер подул не туда, то ли Кахила решила, что я не обстоятелен в выборе, то ли Бог путей, загадок, обмана и вечных ветров Эхир изволил меня запутать, но пошел я прямиком во владения лорда Гризеля. Селяне еще на границе предупреждали: " не лез бы ты, паренек на лордову землю-то!" - да только толку в этом? Раз последовал примете, гневить бога дорог не стоит. Я конечно не жрец его и не паства, но все мы ходим под взором богов, и если ты дал им слово, пускай и пустячное - будь добр исполнить! Так что делать мне было нечего. С посохом в руках, да в потрепанной одежонке прошел я по околистой дороге, где у нас телеги едут на запад, в угодья лорда. А выбранный путь не по нраву пришелся потому, что только я в леса вошел, как буквально тут же умудрился напороться на егеря вельможи - этот мужик с ходу пустил мне стрелу чуть левее левого же уха, едва не продырявив мне наконечником мочку уха, и только через пару секунд, когда я поднял руки с посохом вверх он изволил осведомиться, сидя в своем укрытии, шагах в полутороста от меня: - Кто такой будешь и какая нелегкая тебя в лес принесла? - Говорил он это все сбиваясь - можно было подумать, что он напуган своим удачным выстрелом больше меня! -Путник я! - Начал я говорить, кося глазами к носу, наблюдая за тем как наконечник новой стрелы пляшет в руках егеря, того и гляди готовясь сорваться мне прямо в лицо. Ничего себе перспетивочка: получить стрелу в переносицу, в первый же день! - из Красных холмов пришел я в эти леса, счастья пытать, славы искать, людям помогать! - Я замолчал, выжидая и мысленно прощаясь с красотой своего лица, стрела -то плясать перестала! Мужик между тем, криво ухмыляясь в кустистые усищи, что лежали над искусанными губами, как обтрепанная крона на дереве, опустил лук; весь вид его сморщенного, подпитого лица с красным, как перезрелая груша, носом выражал готовность треснуть, как кора дерева. И его лицо и правда треснуло: за тряслось, за дергалось, покрылось тысячью трещин-морщин усы вздыбились, как от ветра, а сам он захохотал так надрывно, так хрипло и гулко, что я успел подумать: " Как такого гогоча в егеря взяли?! Дичь же перепугает одним только хохотом!" Мужик же, переждав свой приступ веселья утирая взмокшее от пота лицо проговорил: - Ну ты даешь, паря! Заявил так заявил " Людям помогать!" - уморил старого Кирата, ей богу, уморил! Ты себя хоть видел? Щуплый, в хламиде протертой, посох в руках едва держишь, помощничек! - Хотя слова этого пьяницы и гогоча были обидны, да так, что хотелось этим самым посохом залепить по его красному носу, но он был прав - руки мои дрожали и я опустил их, уперев посох в землю для опоры. - Ты гоготать-то прекращай, старик Кират, - проговорил я, не сумев сдержать черную желчь обиды, - а то нос у тебя красный, посох у меня длинный, как думаешь, долетит? - Я угрожающе приподнял свой походный инструмент и даже начал замахиваться для виду. Еегерь Кират, видя мой настрой все понял правильно. По крайней мере, я так думал. - Ты, паря, не горячись зря. Не серчай на старика - сказал он примирительно, вставая со своего места и выходя из-за кустов, - дал ты мне повод дольше пожить оно и хорошо. Считай доброе дело сделал! - Он нерешительно улыбнулся, остановившись примерно в в тех же полтораста шагах, только став чуть ближе . Я кивнул, удовлетворенный и успокоенный его ответом. Его улыбка стала шире и он обнажил два ряда зернисто желтых зубов, судя по виду -табаком Кират не брезговал, а, напротив, любил сей лист чудодейственный. -Так ты говоришь, помогать людям вздумал? Так у меня для тебя и дело есть! - Он подошел еще ближе, так что между нами была едва ли сотня шагов. - В здешних лесах , - заговорил он громким шепотом, - завелись духи мертвых и повадились ходить по земле, да народ пужть: бригаду лесорубов даже с дела сбросили эти одичалые духи! А лорду вынь да положь: "Сколько срублено? Какова древесина? Пойдет ли на продажу?" - И таких вопросов - уйма! И с каждым днем лорд все свирепеет, так что спасу нету: ни от него, ни от духов этих окаянных, чтоб их Мор - пожиратель слопал! - Кират разгорячился и стукнул кулаком о ладонь, но вскоре опомнился и довершил свою пламенную речь: -В общем, если ты согласен, я тебя провожу к лесорубам этим. Они -то тебе и объяснят где этим духам осесть вздумалось, ну так что? - Он с надеждой глянул на меня, так что глаза его: старые, впалые белки почти выползли из сморщенных глазниц от ожидания.       В итоге я скорым шагом мерил лесные тропы, покуда егерь-пьяница меня водил по лесу к стоянке лесорубов. Под его ногами лес почти не хрустел - опыт-то не пропьешь. На дороге было пусто. Заняться мне было нечем.       По этому я решил заняться наблюдением леса. Высокие деревья островерхими своими головами словно подпирали полог неба, хвойные, могучие, с потрескавшейся корой, эти деревья казались таким же старыми, как и тот егерь, что плутал по одному ему памятным тропам, то круто забирая вправо, то через пол стони шагов дугою заворачивая влево. Его, словно матроса носило из стороны в сторону, но он сохранял равновесие и только приговаривал, бросая взгляды на непроглядные стены из хвойных деревьев: -Сейчас - сейчас, уж скоро доберемся, путник, скоро... - И так продолжалось не раз и не два, и даже не три; когда я уже начал нервничать и решил, что Кират окончательно сбился с пути в своем алкогольном бреду, заведя и меня и себя в беспросветную глушь, вдруг, словно по приказу Эхира - обманщика и владыки дорог лесной массив расступился, пропуская нас к огню костра и струйке дыма, что уходила высоко в небо, подпертое верхушками многолетних елей. У костра сидело пятеро.       Пятеро мужчин , двое из которых были одеты в сыромятные кожаные доспехи с меховым подбивом на воротнике и напоминали собой не лесорубов, а скорее каких-то охотников, жарили у костра пойманных кроликов, ворочая два куска мяса на одном вертеле. Один из них - мужчина в грязно-желтой накидке с надвинутым на лицо капюшоном немного горбился над костром, а потому выражение его лица я не мог разглядеть, как ни старался. Этот сгорбленный, по скребя пальцами землю сплюнул в костер, так что тот ответил возмущенным шипением на подобную наглость, однако вскоре продолжил потрескивать как ни в чем не бывало, пуская снопы искр и дым в серое от лениво наползших туч небо. Этот мужик в накидке оглядел своих товарищей, проверил как пара охотников ворочает кролика на вертеле и поднял наконец свое лицо на нас. Молодое лицо, лет 20-25 максимум, только вот... Грубое оно было, лицо это. Жесткое, кое-как сбитое, словно из прогнившего дерева каким-то слепым резчиком: тут и там были шрамы с засохшей на них коркой грязи, лоб грубый и словно разбитый, растрескавшийся как ореховая скорлупа и такой же на выкате, округло - квадратный, что ли? И глаза. Глаза не по молодецки старые, цвета засохших цветов: блекло-голубого такого, почти мертвенного. Зрачки почти во все яблоко, широкие, словно его только что ослепило, только видел все этот "слепой". Видел, подмечал, и чем больше он смотрел на меня и Кирата, тем холоднее и жестче становился взгляд его, словно он давил нас, как покойников гранитной плитой. Или как тараканов. Трудно было понять, да и понимать не хотелось, ибо возникало четкое ощущение: стоит мне что-нибудь таки понять, как тут же взмахнет этот мужик рукой и "бригада лесорубов" мигом пустит меня на гарнир для крольчатины. -Ты кого с собой приволок, пьянь кабацкая, егерь герцогский, ммм? - Вопросительная интонация тонула в чем -то ласкательном, почти дружеском, но меня не покидало ощущение, что и я, и мой провожатый попали в капкан, который вот- вот захлопнется, как пить дать захлопнется! Меня прошиб пот. Жить-то хочется! На Кирата я даже не смотрел - был уверен, что ощущеньеца у него не хуже моих. Я уже начал помышлять о срочном побеге от этой компании, не смотря на сковавший меня страх, как тут мой товарищ, словно выдержав какую-то паузу заговорил, нарочито громко и четко. Его старый, надтреснутый от хмеля голос звучал уверенно, хотя мне казалось, что в нем проскальзывал страх. - Гостя я привел к нашему костру и товарища, он обещал помочь с нечистью в лесу, спугнуть мертвецов с насиженного места! - На последних словах надтреснутый голос взвился до такой высоты, что стал похож на стон ржавой пилы под смычком музыканта - затейника, что жил в моем селе и извлекал " музыку" из всего, до чего мог добраться. Пока же Кират говорил его рука дрожала и дергалась, словно оно боролся с желанием выкинуть её вперед в каком-то опрометчивом жесте. Мне лично хотелось думать, что жест этот будет с неприличным посылом, направленным на этого человека с жутко тяжелым взглядом. Эх, мечты!       Главный лесоруб выслушав егеря хмыкнул. Губы его растянулись в издевательскую ухмылку, говорящую: " Это этот-то поможет?!" Правда, в отличии от моего провожатого, этот человек не стал высказывать свои мысли. Или мои? Так или иначе мужчина в желтой накидке замолчал и снова долго и пристально смотрел на меня, словно хотел выдавить своим тяжелым гранитным взглядом что-то из меня. Слова? Извинения, объяснения, уверения в преданности делу лесоповала? Или быть может он хотел прямо сейчас, вслепую, направить меня в глубину леса на встречу к призракам? Домыслить я не успел. Глава лесорубов снова заговорил и мне почудилось, что голос его тяжелый и хриплый заставил вздрогнуть пламя костра: огонь, до этого свободно дрожащий в воздухе будто - бы съежился, перестав шипеть и трескаться, а то и вовсе грозя погаснуть. -Ты действительно думаешь, что сможешь помочь нам? Святая наивность. Впрочем отговаривать молодежь от самоубийства не в моих правилах. Если хочешь помочь, то пойдешь на северо-восток от нашей стоянки вглубь леса...        Я шел уже как минимум час, а то и полтора. Земля под ногами уже давно перестала напоминать живой травяной ковер, и скорее была похоже на мертвое полотно, сотканное из осыпавшихся листьев. Деревья вокруг были голы и черны, словно после пожара посреди зимы, и ельник, старый, но еще могучий, живой сменили сухие, изогнутые, мертвые стволы тополя, чьи голые ветви, казалось, готовы были пронзить потемневшее от наползших туч небо. Ветра Эхира в этой части леса дули не очень сильно, но каждое дуновение их было похоже на стон, а иногда и крик, а скрип качающихся деревьев вторил этим стонам дополняя и без того жуткую картину.       Развилку с ориентиром в виде пня, из сердцевины которого пророс куст бузины я нашел еще минут через десять хождения по этой мертвой земле, где сходящиеся ветви деревьев образовывали жуткие очертания кричащих, напуганных лиц. В пору было думать, что лес стал свидетелем чего-то ужасного и память об этом событии навсегда лишила его жизни. Далее по словам главы лесорубов мне предстояло идти четко на север, туда где стена мертвого леса закрывала горизонт. И чем дальше я шел по черной, высохшей земле, тем тяжелее было делать каждый шаг. Я словно в чем-то вяз, черном, скользком, тягучем, как болотная трясина. Казалось, еще пара шагов и я просто застыну в этом лесу изваянием. Но я продолжал идти, потому что знал: если остановлюсь, если дам страху меня сковать, как тогда, перед костром, то уж точно: коинчится мое приключение так и не начавшись. Ноги завязли окончательно. Силы выдернуть их из земли, ставшей тяжелой и вязкой, как глина, уже не было, по лбу градом бежал пот, обжигающий кожу и застилающий глаза. Мой посох словно врос в землю и поднять его, чтобы сделать усилие над собой и совершить шаг я уже не мог. Казалось, сожми я посох в руках для последнего усилия и он с хрустом переломится напополам, но при этом я понимал, что этот кусок дерева - моя последняя опора - стоял в земле твердо, не позволяя мне упасть.       Так бы я наверное и стоял тем самым застывшим в земле изваянием, если бы вдруг, словно по взмаху волшебной палочки из-за тополя с раздвоенным стволом, что был передо мной шагах в двухста не вышел маленький мальчик в черном балахоне. Он был сильно моложе меня, лет 8-9 от силы, ростом примерно мне по пояс с черными волосами, что слегка вьющимися прядями падали на белый, как кость человеческая лоб. Этот мальчик молча медленно направился ко мне. Сначала я думал, что он идет, однако когда от него до меня осталось полтораста шагов я с тихим ужасом осознал, что неведомо откуда взявшийся мальчишка низко парит над землей, а глаза его, выцветшие, грязно желтого цвета, смотрят на меня мертвыми зрачками и от взгляда веет могилой. -Пойдем со мной... - Его голос раздался в моей голове тихим шепотом, похожим на смесь шипения змеи с плачем ребёнка. В тот же миг, как умолк его шепот я почувствовал, что могу наконец сделать шаг. А также понял, что если я сделаю этот шаг прочь от приведения ( в принадлежности мальчика я не сомневался), то этот шаг будет последним на моей дороге. Мой проводник плыл над землей молча, ничего не говоря, и не петляя, как давеча Кират. И чем дальше я шел за ним, тем более мертвый лес напоминал диковинный из страшных сказок: почва здесь потрескалась и под ней проглядывались зеленые жилы, светящиеся мягким, но пугающим зеленым светом. Деревья окончательно почернели и кое-где из щелей коры выбивался зеленый свет или вылизал древесный паразит. Окружающее пространство заполнил редкий, похожий на изорванную и всклоченную простынь туман, почти без запаха, но от чего-то очень неприятный, потому как когда я шел через него, возникало ощущение, что я копошусь в старом тряпье. Старом, затхлом, потертом тряпье небес, за ночь упавшем на мертвую землю. Наконец, после того, как я уже забыл делать мысленно зарубки на деревьях, чтобы вернуться потом назад к перепутью с ориентиром мой провожатый проговорил, заставляя меня в очередной раз дрожать от мысли о том, что ко мне в голову лезут: -Дальше ты пойдешь один... - Его голос, шипяще - печальный, еще несколько секунд угасал в моей голове прежде, чем я наконец решился иди туда, куда приведение указало тонкой, бледной рукой - в сторону арки из двух толстоствольных тополей, еще в роде бы живых, но уже подернутых дымкой неведомой гнили. Звук моих шагов почти тонул в шелесте и хрусте мертвой земли, под сапогами светилось зеленым, в воздухе запахло сыростью и когда я уже прошел полсотни шагов от той самой арки за моросил, за капал, за шелестел мелкий дождь. От мертвой земли с шипением пошел пар и я заторопился - мою одежу постепенно промачивало и старые заплаты, по самым скромным прикидкам в ближайшие минут десять могли прийти в негодность. И вот, когда я уже устал бежать по мокрой земле меня словно что-то остановило, сжав холодными руками со всех сторон, навесив на ноги и на руки свинцовые гири, так что если бы не мой посох, я бы давно упал на колени.        Я увидел перед собой нечто похожее на огромный, раскрывшийся бутон какого-то гигнаского цветка. Его лепестки шириной были в человеческую руку, не меньше, и раскрывались во все стороны света во множестве направлений, слегка дрожа под каплями, все более беснующегося дождя. Только вот при ближайшем рассмотрении оказалось, что лепестки эти - кости. Кости какого-то громадного, жуткого существа, чей позвоночник теперь и шевелился, подобно лепесткам неведомого мертвого цветка. В центре этого костяного ужаса стояла, сложив руки в молитвенном жесте, девушка. На вид моего возраста, ну максимум лет шестнадцать. Она стояла в профиль ко мне в черных одеждах, похожих на робу священицы. Полы этой робы влачились по земле и мокли под дождем, изорванные и старые, как и весь наряд, который кое-где порвался, обнажая молочно белую кожу плеч, ключиц и совсем немного - полусфер груди. Но даже стоя в этих обрывках, некогда бывших монашеским одеянием, эта девушка с черными, как смоль волнистыми волосами, спадающими ниже плеч выглядела не человечески прекрасно, неправильно красиво. Такой красотой бледной кожи и контрастом могла похвастаться разве что Мертвая невеста "Сэй Хида", из- страшных сказок, но я был уверен, не знаю почему - передо мной существо из плоти и крови, а вовсе не призрак, как мой провожатый. Молящаяся повернула ко мне свое лицо: словно выточенное из мрамора, белое аккуратное, с точеным овалом лица, чуть пухлыми губами и прямым носом оно казалось таким... притягательным. Но то ли паралич меня останавливал, то ли просто страх, но я не двигался с места. А между тем она открыла глаза и.. Меня в который раз за сегодня прошиб холодный пот нечеловеческого ужаса: глазницы девушки были пусты, за исключением нечеловеческих зеленых огней, мерцающих в глубине глазных проемов. Эти огни словно сверлили мою живую плоть насквозь, добираясь до самой души и когда я уже почувствовал, что сердце мое заходится в предсмертных ударах, скованное дланью ужаса, мне внезапно стало так легко, сердце отпустило, а холодный дождь, бьющий мое тело, словно затих: -Ты пришел от Нельфа, человек. - Голос девушки звучал у меня в голове также, как когда-то голос приведения, но в этот раз помимо могилы и смерти, я почувствовал веяния природы, жизненной силы, хоть и угасающей. - Ты пришел вершить его правосудие, не так ли? - В какой-то момент мою голову словно что-то укололо изнутри болью и ужасом, заставив скривиться в рвотном позыве. Краем глаза я успел заметить множество пар зеленых огней, смотрящих на меня из-за мертвых деревьев. Однако почти сразу боль прошла и я смог вновь взглянуть на свою собеседницу. - Но ведь не знаешь правды. А кара за неведение бессмысленна, хоть и необходима. - Казалось, она рассуждает вслух у меня в голове, - но все же у живого должен быть шанс. Ты должен узнать правду.. - Она приложила указательный палец к подбородку, внезапно сфокусировав на мне свой мертвый взгляд. Секунда, и вот уже передо мной вереница образов: лес с высоты бега белки, пять человек, крадущихся по лесу. Снова лес, но уже глазами медведя, что смотрел на пятерку из-за кустов, и я различаю в одном из пятерых Нельфа по его грязно - желтому плащу с капюшоном. Еще секунда и пятерка остановилась у алтаря богини природы: двуликой жены Ливьен Дорры. Высокий столб с высеченными на нем двумя рельефными изображениями богини - на восток, к своему началу смотрит образ Ливьен, вечно молодой и красивой жены, с протянутыми вперед к восходящему солнцу руками, оплетенными побегами цветов. На запад, к своему концу смотрит образ Дорры старой, сморщенной девы, что заносит над головой кривой кинжал в старческих руках. Еще секунда, образ смазывается и я вижу глазами зайца драгоценный камень, лежащий в выемке у ног древнего идола. А потом.. Выемка уже пуста, и от вида пустоты под ногами богини мне почему-то щемит сердце, а после я вижу все ту же компанию воров, укравших подношение у богини. Они плутают по лесу, цепляются за корни деревьев их хлещут ветки, но выбраться они не могут... -Теперь ты видел правду.. - Голос девы, что говорила со мной в моей голове вернул меня к реальности не размытых образов. - И ты должен поступить по справедливости, я даю тебе такой выбор. - Мертвая невеста закрыла глаза и я почувствовал, как мой разум наконец отпустили цепкие холодные руки. Я коротко кивнул и опрометью бросился прочь с поляны с костяным цветком, перебирая посохом зземлю к развилке с кустом бузины, что растет из пня.        Я не знаю как я добрался и насколько быстро, но мне нужно было было перевести дух, собраться с мыслями, решить, что делать дальше. Так что я далеко не сразу сообразил, что верхушку моего посоха оплела серая лоза, стиснувшая старый походный предмет в тисках. -Пометили меня значит, призраки... - Хекунл я, тяжело сползая на землю. Дождь все еще тарабанил по земле, промачивая меня окончательно и бесповоротно, а мне нужно было решить, кому я, нарвавшийся на дело путешественник, окажу свою помощь. Затерянным в лесу ворам подношений, чей главарь и так несомненно проклят посланницей богини и мучит и себя и людей своих или же я послужу богине природных циклов, что столь ценит свои подношения, совершенно не заботясь о том, в чьи тела становятся вместилищем воли её посланцев.