Семь кругов долга

      Совет, вопреки опасениям, прошел мирно. Граждане отчего-то высказываться не рвались — видно слух, чья судьба решается, всё же пошел. И никто не хотел своим глупым выступлением развязать мех взаимных обид и претензий. Оттого толкались молча, но чинно вокруг дома, где офицеры собрались. Да и в те четыре дня, пока за представителями Северного района гонцов отправляли, да пока парни бравым маршем на вездеходах приехали, южане вели себя на редкость примерно. Даже возле трактиров да корчмы не нашлось ни одного взалкавшего мести за поруганную честь. Да и в день Совета никто из толпы не орал, стояли как-то боязливо. Оно и понятно: решение исполнено будет, только вот за каждую букву этого приговора и спросить потом полковник может. А, судя по рассказам и сплетням, мужик он суровый.       В доме тоже не было никакого бурного обсуждения. Восемь офицеров посидели молча, а потом тихонько и незаметно вышли из комнаты, оставив командующих районов друг с другом объясняться. Войны никто не хотел. — Сделаем, как решили? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Шенг. Выпили они вчера много, поговорили при этом мало, но решение, которое бы позволило сохранить нейтралитет, согласовали. — Да, полковник, — от настоя, усмиряющего боль, Борг отказался. Голова ему сегодня нужна трезвой, и реакции не затуманенные. Только рана, как назло, ныла и дёргала, да так, что иной раз и зубами скрипеть приходилось. — Не ерепенься… и давай без официоза… — Шенг подошел к кадушке с колодезной водой, зачерпнул ковшом, выпил, жадно прихлебывая и позволяя жидкости стекать по щекам и подбородку. Мундир на груди намок и потемнел, а от холодных капель заныло нёбо. — Знал бы сразу, что твой пацан — как-нибудь бы укрыл, потом бы тебе перекинул. Разобрались бы между собой. А так всё слишком завертелось. — Прости… мне просто больно… — тихо признался Борг, и пояснил. — Да не надо лекаря… мне за парня горько… — Держись… — Шенг плеснул воды на руку и провел по лицу. — Нам для вида надо час или полтора тут посидеть.       Решение Совета озвучили быстро — зачитали прямо с крыльца. И народ как-то воровато стал расползаться по домам. Рота северян стала лагерем у края воинской части, офицеры ушли в выделенный им гостевой дом. Наказание назначено было на полдень и надо было продержаться вечер, ночь и всё утро.       К своим Борг зашел как стемнело. Узнал, как разместили солдат, невнимательно выслушал принятое приветствие и доклад дежурного и прошел в главную комнату. Голос офицера показался чем-то знакомым, но темнота не позволила разглядеть лицо. — Полковник, — Герен вытянулся по струнке. Пусть по приказу и не он замещал полковника — так как званием не дотягивался, но фактически командовал всем. — Вольно… выступаем через час после наказания. Распорядись, чтобы на площади все были готовы. На провокации не вестись. С местными вообще не говорить. Увижу кого пьяным — сразу повесить. — Полковник… всех предупредили. Про срок отхода с территории сейчас передам офицерам ваш приказ.       Борг с легкой завистью подумал о том, что хорошо быть таким идеальным и исполнительным, когда тебе нет и тридцати лет. И когда от твоих действий и слов не зависит судьба всего района. — Кто у тебя там дежурит? — …Верс, — пауза была долгой и голос слегка дрогнул. — Что? — полковник побледнел. За похождениями младшего сына совсем забыл про старшего. Но быстро взял себя в руки. — Позови его.       Герен вышел и понятливо не стал возвращаться в комнату. А вот Верс возник на пороге с таким уставным рвением, что у полковника заныли зубы. Парень вытянулся, окреп, стал шире в плечах, в глазах отблесками ночного костра горел вызов. Полковник мысленно усмехнулся — внешне старший на него был похож мало, но вот характер чувствуется… родной такой. И ведь хрен переупрямишь. — Тебе приказать или попросить? — Борг приметно вздохнул, понимая, что поединок взглядов слил вчистую, а молчание слишком жёстко режет по натянутым за последние дни нервам. — Ещё пообещай, — Верс растянул губы в издевательском подобии усмешки и как-то болезненно передернул плечами. — Сколько служишь? — Около седмицы. — Я не могу сейчас подписать тебе приказ на увольнение из армии, — тяжело признался полковник. — Знаю, — парень скрипнул зубами, — твой подпечник просветил. — Герен? — полковник хмыкнул. — Он нормальный лейтенант. — И дисциплину блюдёт, — в голосе сына полковник едва уловил след иронии. — Давай ты меня лучше сразу под трибунал отдашь? Иначе сорвусь в побег, а ты будешь подписывать приказ на казнь военного дезертира. — Верс, послушай… — полковник лихорадочно перебирал запас подготовленных фраз, которые не раз использовал, будучи капитаном, чтобы уговорить-успокоить «расписавшихся» бойцов. Только собственный сын не психовал и не истерил, наоборот, был до жути холоден, спокоен и уверен в своих словах. — Семь лет… — очень тихо произнес молодой лейтенант, — на откуп обязанностям. Почти треть из того, что я прожил. Я не упрекаю… понимаю, что мундир давит похлеще совести и на достоинство жмёт… но ты офицер… ты сам меня учил, что надо держать слово… вопреки всему, наперекор любым обстоятельствам…       Полковник отвернулся. Хотелось выругаться — жёстко, сильно и послать всё и всех. Младший сын едва не стал поводом для войны с соседним регионом, старший втягивает в войну с собственной ответственностью и честью. И ни в первой войне, ни во второй победителем без потерь не выйдешь. Даже неизвестно, какой бой тяжелее, если и там и там предательством попахивает. И кого проще разыграть в отходы: сына, долг, совесть, жизни людей или их мнение? — Только не надо сейчас про то, что иногда сильнее обстоятельства, — голос парня стал глуше. — И про долг сына не надо. И про предательство, и про честь мундира. Хочешь хороший выход? Убери меня из штаба… все равно куда… хоть в крылатую роту, чтобы я мог геройски сдохнуть под пулями на передовой. Я тебе честно могу пообещать, что сдохну именно геройски… чтобы тебе все говорили, что ты можешь гордиться сыном. Или второй вариант… я сдохну здесь… не геройски… а так, что всем тошно станет. И ты сам не обрадуешься. — Месяц, — отрубил Борг. — Пока я разберусь с этой историей.       Верс молчал. Тишина стала настолько звенящей и давящей, что от внутреннего напряжения волна боли прошлась по всему телу, а повязка ощутимо намокла от снова засочившейся крови. — Как прикажете… полковник… — слова упали с губ тяжелыми глыбами льда и разбились на тысячи жалящих и впивающихся в тело игл. — Разрешите идти? — Да, можете быть свободны, лейтенант, — Борг обернулся как раз в тот момент, когда парень чётко, по-строевому выполнял разворот. И заметил напряжённую спину и болезненно сжатые губы. — Стоять, лейтенант, что со спиной? — тревога легко маскировалась под внешнюю грубость. — Ерунда, полковник, — Верс на секунду прикрыл глаза. «Да ты охренел, ординарец, он же щас окочурится вообще». Он тогда на скамье слышал голоса держащих его солдат словно сквозь толщу воды, в которой тяжело было дышать и шевелиться. А уже потом, когда он пришел в себя, Макир тайком рассказал, как Герену парни руки выкрутили, а выпоротого лейтенанта оттащили к лекарю. Зато теперь вряд ли при штабе есть хоть один боец, который бы не хлопнул его по плечу… за героическое молчание под плетью. — слегка потянул. — Приступайте к своим обязанностям. — Слушаюсь.