Семь кругов долга

Лес дышал жизнью, следил за путниками десятком пристальных взглядов, что больше напоминали блуждающие светцы, приглушённо шумел и переговаривался на своем неведомом языке. Но для Верса он казался мёртвым, да и во рту от каждого вдоха явственно ощущался горьковатый привкус — словно он нюхал свежепролитую кровь. — Жертва… — Герен вздрогнул от шепота, недоумённо оглянулся на Верса. И тот пояснил: — Или просит, или ждёт, или предчувствует… Точно не могу почуять. — Может… — Герен сбросил капюшон плаща, чтобы лучше вслушаться в переплетенье лесного шепота и отзвуков, — может, недавно кого поблизости прибили, а ты ловишь последнее дыхание жизни? Верс пожал плечами: он и сам толком не понимал, что и отчего с ним происходит. То накатывали какие-то видения, то слышались глухие голоса, которые ему по несколько раз повторяли одно и тоже, но слов было не разобрать. И ладно бы если ночью — на грани сна и яви и не такое причудится, но вот когда бодрствуешь… видно, плохо дело. Мало ли слухов ходит про людей, что от пыток разума лишались, а он ведь и от кнута боль стерпел, и огнем горел. Но если на себя примерить, то бродить без памяти и осознания по селищам и скоморошничать на местах не хотелось бы. Одно дело песни да были складывать и людям их петь, а вот так… Верс аж передернулся от отвращения. Тогда пусть уж будет учебка, тупые занятие и бои, в которых легче всего обо всем забыть и всего лишь выполнять приказы. Они шли окольными тропами уже пятый день, по первости даже на ночевки не останавливались, а почти без отдыха пробирались через чащобу даже ночью. Верс поначалу хотел было делать привалы, но с удивлением обнаружил, что и сам в сумрачной весенней темноте хорошо различает даже маленькие веточки в кронах деревьев и мховые кочки под ногами, да и его попутчик шагает по ночному лесу также быстро и бесшумно, как и по дневному. Первый привал они сделали лишь под вечер второго дня. Костер разжигать не стали, да и лежаки из веток не ладили — удачно обнаружили под хлопьями и комьями стаявшего снега заброшенное лежбище бера, где и отдохнули до утра, даже не карауля в очередь. И так были уверены, что любую угрозу загодя почувствуют, лишь лаз за собой, как в берлогу забрались, закидали-закрыли сушняком. Спать было зябко: старая подстилка ещё не обветшала окончательно, но высохшая листва и иглица совсем не грели. Свой плащ Герен расстелил поверх лежбища, а плащом Верса они вдвоем укрылись, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, но сон не шел. Да и запах смерти, прежде далекий и равнодушный, стал сильнее и назойливее. Верс повернулся, лег на спину и чуть приподнял руки, сведя ладони ковшиком. — Нашел час забавляться, — проворчал Герен, наблюдая за огненным шариком, что покачивался и подскакивал в руках Верса, ласкаясь, как игривый котейка. — Ещё сушняк подпали… Верс рассмеялся — огонь для него был не горячим и не обжигал. Наоборот, казался мягким и пушистым, а ещё приятно обволакивал холодные пальцы теплом. — Помнишь, ещё мать жива была, а отец собирал мальчишек и на озеро зимой отправлял? — Верс чуть прищурился, то ли вспоминая, то ли так удобнее было глядеть на огонек в ладонях. — И задание было взять ледяной град… — Только в сам град он сажал в оборону не мальцов, а воинов, — Герен тоже улыбнулся добрым воспоминаниям. Хотя тогда они такими не казались: день промёрзнуть на крепком морозце, голыми руками отбивая налеты парнишек, вооруженных рогулями с затупленными концами да дубинками, и при этом защищать град, стена которого хорошо если по плечи достаёт. — Тебя бойцы бешеным звали… не знал что ли? У богов и заступников просили уберечь, чтоб не попасть на ту часть стены, куда ты полезешь. Ты же шел напролом, боли от ударов не чувствовал, а бил резво. Хоть и помнили, чей ты сын, но в драке, как с тобой кто сходился, мигом об этом забывал и бился хоть уцелеть. — Не знал. — Верс помолчал. Отчего-то сами снежные да ледовые битвы на память ему не приходили, зато он ясно помнил, как прибегал домой и прижимался к горячей печи — мать жарко топила. И пил сладковато-горький настой из засушенных ягод смородины да рябины, размешанный на меду. — Так ты же часто против меня выходил. — Да мне-то что… — Герен вытащил из подстилки сухую веточку потоньше, закусил зубами. — Я любого бойца мог тогда положить, а ты что? Мальчишка. Но сейчас с тобой… — Ординарец задумался, оценивая шансы. — Нет, не рискну. Только вот до сих пор мне неведомо, откуда в тебе огонь? За смерти его не получить, с ним родиться надобно. А у тебя в роду огненных людей не было — я полковника долго расспрашивал. Да и поделиться твой паренек с тобой не мог, но ты ведь и Зов слышишь, и с огнем управляешься. Верс не ответил — он и сам не раз задавался этим вопросом. Но понимание приходило ему от самого огня, который был и внутри, и снаружи. — А мне позволишь? — Герен с мольбой указал на огненный шарик. Верс легко перебросил золотой пульсирующий комок в руки ординарца. Тот продержать его смог мгновение и тут же замахал обожжённой ладонью. Огненный шар упал, расплескался по подстилке и тут же сушняк затрещал, разгораясь веселыми искрами. Герен дёрнулся к влазу, торопясь выбраться из горящей берлоги самому и вытянуть, если понадобится, Верса. Но тот опустил руку на полыхающие ветки и… огонь моментально погас, сжался, втянулся, превращаясь в безобидную искорку. Так что о недавнем пожаре напоминали только обуглившаяся местами подстилка. — Я такого ещё не видал, — Герен даже сам пощупал места, где плясал по лежбищу огонь. — Даже у Старшего воина Зова… как ты это сделал? — Попросил утихнуть, — Верс глянул по сторонам и повел рукой. Огонь, повинуясь его движению и воле, скользнул вдоль стен, охватывая всю берлогу, и затрепетал язычками пламени, окружая лежащих в центре подстилки людей. — Да, так намного теплее, — вздохнул Герен, устав удивляться новому мастерству Верса. — Давай спать. Берлога от огненного круга быстро подсохла и прогрелась, так что под плащом стало даже жарковато. Герен покрутился с бока на бок, но если прежде хотелось спать, но мешали холод и сырость, то сейчас от полыхающего точно вдоль стен огня сон пропал напрочь. — Верс, — Герен ненадолго замолк, раздумывая, как бы сказать доходчиво, но и так, чтобы парень не вспылил. — Тебе теперь таиться придётся… — Отчего? — Верс, словно пробуя огненное мастерство, то поднимал языки огня до свода берлоги, не добавляя жара, то расписывал стенки узорами. — Про камни для вездеходов слыхал? — Тень, омрачившая лицо Верса, была настолько быстрой, что не следи Герен пристально за парнем, то и не заметил бы. — Так вот ты… тоже… — А ты? — Верс удивлённо глянул на ординарца. — Ты прожил в районе больше двенадцати зим. — Я не прошел посвящение — у меня нет знаков огня, — Герен говорил обыденно, точно о делах давно забытых и не имеющих к нему никакого отношения. — А по другим признакам огненных людей и не вычислить. У нашего племени обычные глаза, обычная кровь будет течь из раны. Её узнать можно только если вскипятить, тогда она превращается в огненные камни. — Мне знаки огня тоже никто не наносил, — Верс мотнул головой. — А их только сам огонь и может поставить, когда принимает к себе нового воина. — Герен коснулся рукой плеча парня. — Проверь — должны уже проявиться. Верс торопливо сбросил комбез, стащил нательную рубаху, не обращая внимания на боль, когда ткань царапнула заживающие раны. Попытался разглядеть плечи. — Ну, парень, считай тебе повезло, — Герен горько усмехнулся. Знаков огня на спине Верса было не опознать из-за заживающих ожогов и следов от кнута. — Пока повезло, но как там дальше будет… может, как спина загоится, проявятся… хотя кто знает… я вот даже на рубежах не видел ни одного воина, который бы так с огнем управлялся, даже Старший и то, такое, как ты не творил, а у него все плечи в знаках были.