Семь кругов долга

      Герен молчал, перед глазами покачивался черный затоптанный пол. Полковник не стал его пытать, просто ударил сильно, потом ещё раз и ещё… И он упал, от обиды стала кружиться голова и подкосились колени. Ординарец поднял голову на своего начальника, чуть прищурился. Он не осуждал Борга, он был для полковника словно верный пёс, который может служить и даже отдать жизнь за своего хозяина. Но есть вещи и слова, что больше жизни и сильнее верности. — Не скажешь? — Борг даже не спрашивал. Слишком равнодушным был взгляд ординарца. — Хорошо. Я понял. Но ты можешь сказать… ты знаешь что с ним? — Да, — Герен едва шевельнул губами. Он сейчас не говорил правду, всего лишь подтвердил уверенность полковника. — Это опасно для него? — Борг осторожно пытался сформулировать вопросы, чтобы снова не наткнуться на непробиваемую стену молчания. — Это сила, Верс ещё не умеет ею пользоваться. Простите, полковник, — Герен с трудом сглотнул кровь, — я больше ничего вам не скажу. Если хотите, то… я могу подняться. И вы ещё… сможете… меня снова ударить. Борг рывком вздернул ординарца на ноги, поморщился — рану протянуло острой болью. — Это я виноват перед тобой, — Борг нашел в себе силы посмотреть в лицо бойца и признаться. — Я не понимаю, что происходит. И не знаю, как действовать. — Полковник, — Герен и сам не знал, что можно сказать. У него ещё не было таких людей, за которых он бы боялся. — Я могу приготовить чай. — Спасибо. Кипятка не нашлось, да и вода в бадье плескалась мутная. Герен сам сходил к колодцу, наполнил котелок, поставил греться в печку. Принес ещё поленьев. Полковник вышел во двор, а вернулся тоже с охапкой дров. — Пусть теплее будет, а то дрожь пробирает, — почему-то виновато пояснил Борг. — А нечего в рубахе одной за порог бегать, — ворчливо отозвался ординарец. — вы бы хоть телогрею накинули. — Это не поможет, — Борг придвинул табурет и присел возле печи, протягивая к огню озябшие руки. — Я не знаю, кого спасти можно. И мне кажется, что я погубил уже обоих. — Полковник, нельзя принимать ответственность за жизнь других, не принимая ответственности за смерть, — Герен пошевелил кочергой горящие куски дерева. — Вы вправе послать на смерть, но ради чего? — Знаешь, мальчик, я себе задавал этот вопрос и не раз. И у меня на него до сих пор нет ответа. Воевать за район? За землю? За что? Ещё не бывало, чтобы ушедшие в навь что-то забирали с собой. Только кого-то. Тогда за что надо сражаться, если погибают другие люди? — Я один раз умирал от огня, — Герен с интересом глянул на полковника, — там нет ничего, ради чего стоило бы умирать. Просто пустошь, через которую надо пройти. Я вернулся, но посвящение не прошел. Я не знаю, полковник, как я могу вам помочь, но я просто буду выполнять ваши приказы… Огонь весело потрескивал, облизывая березовые поленца. Полковник и ординарец молча сидели перед огнем — заслонку Герен убрал. Говорить о чём-то было неправильно, а думать о своём не хотелось. Лишь когда поленья прогорели и по угольям забегали последние золотые и самые жаркие искорки, Борг положил руку на твердое плечо ординарца. — Я не знаю, кто может стать моим преемником. Но мне не хотелось бы, чтоб люди нашего района стали рабами. — Я понимаю, полковник. И Верс тоже. Слишком многое поставлено на выживание. — Герен чуть склонил голову к плечу. — Я не вправе вам советовать, полковник, но попробуйте себя простить. Пусть эта рана заживает. Потому что… за вами другие люди, которые в вас верят. И они не должны видеть в вас ни слабости, ни сомнения. — Мне это говорили, но более жёстко. — Борг чуть напряг руку, сжимая плечо парня. — Только не словами, а кровью тех, кто пошел за мной в свой первый бой и не вернулся. А я выжил. И снова вел людей за собой. А сейчас я отправляю своих сыновей первыми, прикрываюсь ими. — Полковник, — Герен прикусил губу, но договорил: — вы можете быть неправы, но вам нельзя это показывать. Пусть будет приказ. Так легче. Но, если вам надо будет поговорить, то… я к вашим услугам.