Семь кругов долга

Релд давно забыл, как это — ненавидеть и бояться. Ненависть жгла огнем, а страх обливал холодом. Это были лишние чувства. Есть только инстинкт и чувство опасности, что только подстёгивают действовать. А ещё есть безысходность, от которой внутри всё сжимается в тугой пульсирующий комок боли. И понимание, что дальше бежать некуда. Да и незачем. Он и так прячется уже три года, только так и не понял, в чём теперь смысл его действий и его жизни. Тогда всё казалось слишком простым и ясным. Он не мог убивать. Ни в бою, ни во время казни. Если его руки омоет кровь, он больше не сможет быть собой. А не быть — это страшно. Он помнил, что случилось с другим Видящим. Тот убил наёмника, от которого словно лились потоки крови. Убил в честном поединке, спасая пленника. Он выиграл одну жизнь, разменяв её на другую. Пленник был его кровником. Наёмник был убийцей. Но тот Видящий медленно и мучительно сходил с ума, день за днем задыхаясь от кошмарных видений, где его с головой заливала липкая и тягучая кровь. И он падал на землю, бился и задыхался… Релд не мог быть солдатом, и он не убивал. И во время пограничных схваток просто шел вместе со всеми. Парни шли в атаку, а он — на смерть. Когда он вытащил длинную соломину, означающую, что именно ему придется вешать предателя, то сбежал. Как трус. Он не мог убить, потому что боялся так же захлебнуться в кровавых видениях. Того человека повесили, его приговор всё равно был подписан. А он приговорил самого себя. Тогда, глядя в пустые глаза запытанного почти до полусмерти человека, он верил, что добровольное изгнание лучше. Сейчас, ночью, дрожа от удушающего ощущения близкой и неизбежной крови, думал, что хуже ничего быть не может. Опасность стала отдаляться, и Релд несмело выбрался из землянки, чутко, по звериному вдыхая влажный воздух. Кровь ощущалась слишком близко. Можно было сходить и проверить, или забиться обратно в своё укрытие и сделать вид, что ничего не происходит. Парень закрыл глаза, выравнивая и замедляя дыхание… Он уже давно ничего не видел. И от своей слепоты тоже было больно и тяжело. Может, он больше не Видящий… Но тогда почему он так остро ощущает боль и кровь? Релд беспомощно оглянулся на землянку и беззвучно растворился в темноте. Двигался он быстро, безошибочно ориентируясь на ауру крови. Идти пришлось мало — неполная верста. И чем ближе он подходил к месту трагедии, тем злее стучала собственная кровь и тяжелее становилось дышать. Релд судорожно всхлипнул и наконец-то открыл глаза: он не просто чувствовал, а уже видел распавшегося на грязном тающем снегу парня. Даже заставил себя подойти вплотную и опуститься на колени. По облику человек, но по ощущению — гость с той стороны, набравший в себя нави столько, что тянуло от него диким холодом. Релд зачерпнул снега с натёкшей кровью, сжал в кулаке. Отвел взгляд. Между пальцев медленно скатывались алые капли. У людей кровь жгла жаром, а у этого почти мертвого парня тоже обжигала… только стужей. Релд провел рукой над парнем: шрамы на месте забытых ран, пустая душа и холод. Если бы этот умирающий был человеком, он бы попробовал его спасти, но вот вернувшиеся с нави уже не люди. И если пришел им срок вернуться обратно, то кто он такой, чтобы мешать этому? Уходить было тяжело, ноги как будто врастали в землю и приходилось выдираться из снежной каши и грязи на пределе сил. Рэлд доковылял до своей землянки и рухнул на лежак. Лапник и ветки для постели нарезал совсем недавно, и ложе было вполне мягким и уютным, но теперь казалось, что валяется на голых камнях, которые своими острыми гранями жестоко резали тело. В какой-то момент сухое тепло и убаюкивающий шорох веток сменился влажным плюханьем — словно выброшенная рыбёха лупит хвостом по мелководью, силясь вернуться на глубину. Потянуло сладким до омерзения запахом гниющего мяса, такой душок возникает обычно на третий-четвертый день, если не предать мертвяка краде. Рэлд закашлялся, жадно хватая воздух, но отдышаться не получалось. Хотя в землянке было свежо — натянуло холода из незатворенной двери. Теперь полночи топить придется, чтобы жильё прогрелось… Полночи? Вроде, как отправился на разведку как раз день начинался. Заготовленных полешек было немало — на днях как раз разделал выворотень. Вот только руки не слушались — ни дровину поднять, ни положить в очаг. А огонь высечь и подавно не вышло: пальцы не гнулись, и ладони жгло мертвой болью. Рэлд выбрался из землянки, прислушался — привычные звуки могли бы успокоить, вот только в лесу было настолько тихо, что пробирало до позвоночника. Странная немая тишина, какой-то первобытный ужас и глупое желание забраться на лежак, укутаться в тряпьё, ждать рассвета, и умирать от страха, что солнце никогда не поднимется. Видящий грязно выругался — за день да часть ночи человеческого подранка давно бы выпотрошили волки. А добычи там на одну стаю, даже соваться смысла нет, тем более, что и звери поблизости крутились и даже не таились. Разве что сходить проверить, не осталось ли костей да клочьев одежды, и, если сунуться, то в костер собрать или под пень какой приткнуть: просто так мертвецов по заросникам возле дороги не раскидывают. А если парня действительно будут искать, то ему подле землянки чужаков точно не надобно. Вода в бадье плескалась только на дне, вечером так и не собрался к ручью. Но на пару глотков хватило. Хорошо бы выждать, может к утру эти тягостные ощущения сами пройдут. Не то чтобы темнота мешала ему прогуляться, просто не хотелось возвращаться — пугал навий холод, что струился от полумертвого парня. Но и отсиживаться на одном месте Рэлд больше не мог, подцепил бадейку на локоть, надо заняться делом, вот до ручья пойти. Может, даже и окунуться или хотя бы омыться ледяной водой, авось удастся смыть с себя прикосновения смерти.