Добро пожаловать в Ракузан.

Сегодня ровно месяц с того дня, как я стал членом бойцовского клуба «Ракузан». И я хочу сказать, что если первая половина этого месяца для меня была насыщеннее всей моей жизни, то вторая была её полной противоположностью. Несмотря на свой скудный досуг в последнее время, я не чувствую, что растрачиваю себя зря. Наверное, всё дело в обстановке, которая меня окружает. Вспоминая свою «прошлую жизнь», да, я называю время до Ракузана именно так, мне хочется бесконечно бить себя по лицу за каждый свой шаг, за каждую секунду, которую я позволял себе жить таким ничтожным образом. Книги, монитор компьютера, звонки матери по одному и тому же сценарию, снова книги, беспроводная мышь, фастфуд, болтовня Сацуки, книги… Вот дерьмо. Вы скажете, что нет ничего плохого в этом «книги, книги, книги», но поймите, когда эти самые книги начинают заменять человеку весь мир, то в конечном итоге в морг его доставят с каким-нибудь потрёпанным томом в обнимку и домашней библиотекой в качестве наследства, которое теперь ни детям этого человека, ни его знакомым, ни друзьям не нужно, ведь потому что их попросту нет. Так вот, вспоминая свою «прошлую жизнь» мне хочется бесконечно бить себя по лицу за «такого» себя. Но, оглядываясь по сторонам, я начинаю вспоминать, где нахожусь сейчас, и, довольно улыбаясь собственным мыслям, иду бить себя по лицу. С помощью размашистых ударов чужих кулаков. Я снова на влажном от пота полу. В какой раз я падаю перед ногами этих людей? В десятый? В пятнадцатый? Точно больше пятнадцати, потому что для меня поверхность этого пола уже роднее собственной матери. Парень по имени Маюзуми Чихиро с лицом голодного дьявола замахивается повыше для того, чтобы хруст моих костей доходил до ушей даже тех, кто стоит почти у входа Ракузан. Я улыбаюсь в ответ его ненормальному оскалу и знаю, что Чихиро будет бить справа, по рёбрам. С чего такая уверенность? Скудный досуг. Тот самый. За этот месяц я уже трижды принял участие в бою с Маюзуми. Сегодня четвёртый. Я знаю все его движения на ещё пока не выбитый зубок. И я клянусь всем остатком своих неповреждённых рёбер, что сегодня в травмпункт повезут не Куроко Тецую, как это было в прошлые три раза. Опять чрезмерная уверенность на лицо, но этому есть логичное объяснение. Если перевести взгляд с двух парней, которые в центре кругообразной толпы валяются в обнимку и дарят друг другу самые пламенные удары по всем частям тела, на одну из белокаменных колонн, поддерживающих второй этаж здания с довольно-таки удобным балконом, то вы сразу же заметите единственную красную макушку, которая принадлежит тому, чьё присутствие для меня является сегодняшним стимулом к полнейшему разгрому Маюзуми Чихиро. Все прошлые бои Акаши не появлялся в Ракузане вообще. Я говорю не только про бои с моим участием, а именно про все прошедшие бои за последние полмесяца. Главным был Такао Казунари, и я никогда бы не подумал, что этот витающий в своих же собственных шутках весельчак может резко стать серьёзным руководителем подобного места, которого будут слушаться абсолютно все. Я не знал, где Акаши, а спрашивать у других почему-то не хотелось. Точнее хотелось, если бы не тот самый вездесущий Такао, который застукал нас тогда на подоконнике, когда я, поддавшись похотливым манипуляциям Акаши, мысленно проговаривал про себя, что это самый большой грех за всю жизнь человека, прочитавшего несколько раз библию вдоль и поперёк. То есть за всю мою жизнь. А сейчас он объявился так же резко, как и исчез. Сидит на кресло-качалке в домашнем чёрном халате и тапочках, почитывая какую-то серьёзную литературу (такой вывод я сделал, увидев его каменное лицо) и, скорее всего, ни разу не посмотрел вниз, чтобы узнать отмудохали ли ещё до смерти кого-то из тех двоих или пока нет. Вот он. Настоящий основатель бойцовского клуба. Хладнокровный. Непоколебимый. В пушистом халате и тапочках. Сейчас, сидя на Маюзуми сверху и начиная его слегка душить, я задумался над тем, чтобы довести этого парня до полусмерти, до самой настоящей полусмерти, чтобы он больше никогда не захотел быть моим оппонентом. Тут же на фоне этих мыслей стал мельтешить вопрос: «А я бы смог убить его?» — Куроко-кун, остановись! Он потерял сознание! Я отпустил алую шею Маюзуми не из-за слов Такао, а из-за того, что спиной почувствовал взгляд, который мог принадлежать только одному человеку. Мою голову окончательно пробудили одиночные аплодисменты. — Так держать, Тецуя. Все разом прекратили издавать хоть какой-либо звук, а я поднял голову вверх, куда уже смотрел каждый, кто стоял в толпе. — Правда, я горжусь тобой, Тецуя, — Акаши уже не сидел в кресле, он стоял, облокотившись обеими руками на перила балкона, и, кажется, довольно ухмылялся. Почти оба глаза были в синтезированной пелене моей и чужой крови, но я видел неподдельный восторг в его взгляде, а этого было достаточно, чтобы вмиг растеряться. — С-спасибо, Акаши-кун, — всё, что я смог выдавить из себя, проглотив слюнной комок, который из-за разбитой губы был тоже с кровью. — Наглядный пример того, как Ракузан из беспомощного куска дерьма лепит целеустремлённую смелую личность. Все подхватили эти слова диким хохотом, а я молча продолжал смотреть в глаза Акаши, в которых было сложно что-либо прочитать. Он, показав мне поднятый вверх большой палец, взял книгу с кресла и направился в сторону своей комнаты, больше ни разу на меня не взглянув. Вот он. Настоящий основатель бойцовского клуба. Умеющий быстро поднять твой дух с земли до небес и тут же нещадно пнуть его, с грохотом возвращая на прежнее место.

***

Когда Маюзуми пришёл в себя и его отвезли в травмпункт, когда всё наконец-то утихло, я, оказавшись в тёплой ванне, смог наконец-то поразмышлять над вопросом, который впервые посетил мою голову. Убийство человека. Посильно ли оно для меня? Нет, я не собирался грохнуть Маюзуми или кого-то другого, я вообще не горю желанием причинять кому-то смертельные увечья, скорее, этот вопрос назревал в моей голове ещё с разговора между Такао, Мидоримой, Мурасакибарой, Аомине, черноволосым парнем, которого зовут, кажется, Химуро Тацуя и мною. Об этом парне я так ничего и не узнал пока что, но Мурасакибара сказал, что он здесь часто «его сладости портит». Что именно это может значить, я пока тоже не понял. Остановив воду и погрузившись в неё до подбородка, я ещё раз поблагодарил свою судьбу за то, что именно сейчас имею возможность не ощущать ту боль, которая пришлась на мою спину с узором из ушибов и ссадин, после моего скольжения по шершавой стенке ванны. Приняв удобное положение, я начал снова ворошить тот до конца мне непонятный разговор. — На самом деле Акаши проигрывал, но этот проигрыш был его первым и последним, потому что того, кто смог победить его в бою, на следующий же день жестоко убили, — тихо сказал Мидорима, наблюдая за моей реакцией. Я молчал, внимательно глазея то на Мидориму, то на Такао, то на Аомине, который в ответ поедал меня своим холодным взглядом. — Но по сути ничего не доказали, Мидо-чин, — Мурасакибара достал из кармана две конфеты, одну из которых кинул мне. Я, ловко поймав предложенную сладость, продолжал молча пилить взглядом всех присутствующих, надеясь, что таким поведением вызову больше подробностей. — Не забывай, о ком мы говорим, у Акаши по всему городу разнородные связи, — Мидорима поправил оправу своих очков и, ещё раз пристально взглянув на меня, продолжил. –Убитый — Кагами Тайга. В прошлом лучший боец по мнению всех существующих бойцовских клубов и лучший друг детства Акаши. — Наверное, лупоглазому хлюпику интересно как же так получилось, что лучшие друзья решили помахаться друг с другом, я прав?— встрял Аомине, сверля меня прищуром своих синих глаз. — Ни один из вас не был тогда зрителем этого боя, я был, и могу сказать точно, Акаши… — Не нужно бездоказательственных обвинений, — попытался его остановить Такао, но голос Аомине стал громче его. — Убил Тайгу. Все замолчали, а Аомине, довольно хмыкнув, продолжал: — Кагами растоптал Акаши в бою, как жалкую мошку. Только последние тупни думают, что Тайгу убил кто-то другой. — Они были лучшими друзьями с самого детства, — снова заговорил Мидорима, заметно напрягаясь при каждом слове. — Полиция выяснила, что Кагами убил себя под действием тяжёлых наркотиков. — Какие такие наркотики заставят человека проколоть свои глаза? — Разумеется, любые, Аомине. — Мине-чин, Мидо-чин, может быть, мы просто расскажем всё, что нам известно, Куроко-чину и пойдём по своим делам? Оба заметно успокоились после того, как вмешался Мурасакибара, а я уже в то время не мог укомплектовать в голове всё услышанное. — Да, сейчас Акаши носит титул лучшего бойца, и с того времени он стал намного сильнее, но это мрачное происшествие вспоминают до сих пор, дополняя его ещё более мрачным прошлым Акаши. — А что известно о его прошлом? — неожиданно для всех спросил я у Аомине. — Если я скажу, ты станешь бояться этого человека, — Аомине оскалился, тем самым напрягая не только меня, но и всех остальных. — И я скажу, потому что ты должен его бояться, как и все мы. Я заметил, что стал засыпать в полулежащем положении. А надолго занимать ванну, которая была не только моей, но ещё Аомине и Кисе, я не очень-то хотел, учитывая тот факт, что Кисе, кажется, ещё не возвращался в клуб после того боя, а Аомине, встречи с которым я плохо перевариваю, часто любит здесь шнырять, оставляя на всякие случаи жизни свои журналы с полуголыми девушками. Подняв корпус со стенки ванны, я начал намыливать руки и плечи, прокручивая в голове всю информацию о прошлом Акаши, которую рассказал Аомине. - Говорят, его мать нашли дома с выколотыми глазами, но отец заявил, что, когда возвращался домой, он приметил неподалеку машину их домашнего врача, который по словам соседей из дома напротив заходил к Акаши и после очень быстро покинул их дом почему-то не на своём автомобиле. Сам Акаши всё это время якобы мирно делал уроки и лишь иногда слышал разный грохот, который оправдал тем, что мама всегда шумно готовит. Орудие убийства — ножницы— нашли в машине доктора. Сам доктор до сих пор лежит в психбольнице с шизофренией. Но, хлюпик, поверь, это ещё не самое убойное. До этого инцидента в классе Акаши такой же смертью умерло трое его одноклассников, которые с самого первого класса гнобили его и не давали шагу спокойно сделать. Якобы был свидетель, который видел, что Акаши убил этих ребят, но после того, как свидетель в живую взглянул на мальчика, он заявил, что обознался. Представляешь? Здесь явно его богатенький батя постарался. Речь Аомине дословно засела в моей голове. Я был отстранён от реальности под воздействием неожиданного изумления, но всё отчётливо слышал и всё ещё лучше запомнил. Но я не стал бояться этого человека. Мне стала интересна история его жизни. Я хотел бы стать для Акаши тем, кому бы он доверился открыть шкаф со своими пыльным скелетами. Смывая с себя мыльную пену и приятное чувство измотанности после боя, я невольно снова задался уже новым вопросом: — Способен ли я понять убийцу?